Но стратегом Христич оказался никаким. Как и все генералы «нефтянки» советских времен, он привык, что ему мгновенно давали все, что он требовал. Он не умел считать деньги и не хотел учиться. Для реализации его проектов были нужны десятки миллионов долларов, а отдачу они обещали только в перспективе.
Кольцов не мог позволить себе таких расходов. Дело только разворачивалось, концы с концами удавалось сводить с трудом, огромные деньги уходили на взятки московским и местным чиновникам, видевшим в «Союзе» Кольцова дойную корову.
Все попытки объяснить это Христичу встречали полное непонимание и нежелание понимать. Христича возмущало, что Кольцов отказывается выложить двадцать миллионов долларов за десять новейших американских установок «газлифт», которые позволят извлекать из пластов до 95 процентов нефти. То, что эта нефть станет товаром только через пять лет, его нисколько не убеждало. Каждый разговор кончался вспышками взаимного раздражения, при этом Кольцов сдерживался, а Христич ругался так, что в кабинет испуганно заглядывала секретарша.
Уже через полгода стало ясно, что с Христичем придется расстаться. Но что-то удерживало Кольцова от этого шага. И когда после очередного скандала Христич в припадке раздражения швырнул заявление об увольнении, Кольцов приложил все усилия, чтобы уговорить его остаться генеральным директором «Нюды» хотя бы формально.
Толчком для кристаллизации идеи с продажей «Нюда-нефти» послужила Кольцову информация о том, что известный нефтепромышленник Зия Бажаев, возглавлявший тогда компанию «Сиданко», продал корпорации «Бритиш Петролеум» десять процентов акций «Сиданко» за 590 миллионов долларов, а затем провел эмиссию и превратил эти десять процентов в 1,2 процента.
Англичане так и не поняли, как это получилось, причем — законно, по российским законам. Они подали в суд, процесс затянулся на годы и не прекратился даже когда Бажаев погиб в авиакатастрофе вместе с журналистом Артемом Боровиком, а его группу «Альянс» унаследовал его младший брат, который до этого вел рассеянный образ жизни на Лазурном берегу Средиземного моря и проводил время в казино Монте-Карло.
Отсудить англичанам не удалось почти ничего, они больше потеряли от того, что курс акций «Бритиш Петролеум» после этой истории сильно понизился. С тех пор англичане зареклись выступать в роли компаньонов с минорным пакетом акций, а взяли курс на приобретение российских нефтяных компаний как минимум с блокирующим пакетом, а лучше — с контрольным.
На это и сделал ставку Кольцов. Его предложение продать «Бритиш Петролеум» контрольный пакет акций «Нюда-нефти» вызвало в Лондоне настороженный интерес. Кольцов не торопил.
Он регулярно представлял для информации данные о росте производительности скважин «Нюда-нефти», подкрепленные отчетами о налоговых отчислениях в российский бюджет. Цифрам законопослушные британцы привыкли верить. Настороженность постепенно исчезла, был подписан протокол о намерениях.
Англичане дали понять, что их больше устроил бы не контрольный пакет, а 75 процентов плюс одна акция — квалифицированное большинство.
Хорошая идея всегда таит в себе дополнительные возможности. Способ дешево заполучить практически весь пакет акций «Нюда-нефти» придумался как бы сам собой — словно он давно уже был придуман и просто вспомнился, когда в нем появилась необходимость.
И вот теперь, когда комбинация близка к завершению, возникает этот наглый журналюга Лозовский.
При всей рациональности и математической логичности своего мышления, Кольцов обладал и качествами «хаос-пилота», как на бизнес-сленге называют менеджеров, которые умеют принимать решения, не обладая всей информацией, действуют не так, как диктует анализ ситуации, а по наитию — так, как подсказывает интуиция. Он чувствовал, что комбинация с «Нюда-нефтью» вот-вот начнет перестаиваться. Схема была слишком сложной, на нее влияло слишком много факторов. Такие схемы всегда неустойчивы, имеют тенденцию к саморазрушению.
Появление в деле Лозовского было первым предупреждающим сигналом.
Вторым сигналом стал звонок из Москвы. Капитан Сахно, ведающий вопросами безопасности в московском представительстве «Союза», доложил, что на него вышел журналист Шинкарев, через которого был сделан первый пиар-ход с интервью генерала Морозова, и потребовал сто тысяч долларов, угрожая разоблачением. Кольцов приказал выдать ему тридцать тысяч и вывести из игры. Шинкарев не знал, что капитан Сахно работает на «Союз», так что серьезной опасности он не представлял. Но случай этот Кольцов воспринял очень болезненно — как симптом надвигающегося неблагополучия. Он понял, что нужно действовать быстро.
Кольцов вылетел в Москву.
В Москве все прошло без сучка, без задоринки, как по маслу. В тот же день его принял мэр Лужков — после звонка одного из вице-премьеров российского правительства, с которым Кольцов был в хороших отношениях еще со времен их совместной работы в Государственной топливной компании. Согласие продать акции «Российского курьера» мэр дал охотно и даже словно бы с облегчением — само упоминание о «Курьере», в который московские власти вложили немало денег без всякой пользы, было ему неприятно. Быстро решился вопрос и с покупкой типографии в Красногорске. Попов, воодушевленный перспективой получить в доверительное управление контрольный пакет акций «Курьера», показал подготовленный им к печати очерк Степанова «Формула успеха» и заверил, что материал выйдет в ближайшем номере. По сравнению с первым вариантом очерк потускнел, но свою функцию он выполнял. Кольцов завизировал очерк.
В Лондон он прилетел, чувствуя себя человеком, паруса которого наполнились ветром удачи. Успешный человек всегда распространяет вокруг себя флюиды. В Лондоне это как бы почувствовали. Кольцова принял один из высших руководителей корпорации «Бритиш Петролеум». Цена, за которую Кольцов выразил согласие продать 97 процентов акций компании «Нюда-нефть» — четыреста миллионов долларов — показалась ему несколько завышенной. Кольцов проинформировал его, что в самое ближайшие время биржевая котировка акций «Нюда-нефти» увеличится и превысит не менее чем на 15 процентов цену, которая была до наезда на компанию налоговой полиции. Если это действительно произойдет, руководство «Бритиш Петролеум» со всей серьезностью рассмотрит предложение господина Кольцова, заверил топ-менеджер.
— Я не могу допустить, чтобы меня обвинили, что я поступаю непатриотично, продавая перспективную российскую нефтяную компанию иностранцам, — предупредил Кольцов. — Поэтому «Нюда-нефть» будет выставлена на торги.
— Мы непременно подадим заявку на участие в тендере. Четыреста миллионов — ваша окончательная цена?
— Не буду возражать, если мне предложат больше, — любезно ответил Кольцов.
В аэропорту «Шереметьево-2» его встретил телохранитель Леонид. С ним был капитан Сахно. Он доложил, что на тридцать тысяч долларов журналист Шинкарев согласился, будет молчать.
В Тюмень Кольцов вернулся с ощущением, что все наладилось, дело идет к успешному завершению, и уже ничто не может этому помешать.
До выхода «Российского курьера» с очерком Степанова оставалось четыре дня. На всякий случай Кольцов позвонил в Москву. Попов подтвердил: очерк заверстан, номер выйдет по графику. На вопрос, объявился ли Лозовский, ответил: нет, его нет в редакции уже пять дней. Кольцов знал, что из Должанки Лозовский уже уехал. Выпадение Лозовского из поля зрения насторожило Кольцова. Но он решил, что от постоянного напряжения, в котором он находился последнее время, у него всего лишь немного сдали нервы, и он видит опасность там, где ее нет и быть не может.
За два дня до выхода «Курьера» поздно вечером в кабинет Кольцова, засиживавшегося на работе до полуночи, как всегда — без предупреждения и даже без стука, вошел начальник службы безопасности «Союза», бывший военный, дослужившийся в Афганистане до полковника и подавший в отставку после вывода из Афгана ограниченного контингента советских войск. Роста он был под метр восемьдесят, крупного телосложения, с грубым, темным от афганского загара лицом, в кожу которого будто бы въелась пороховая пыль, с короткими седыми волосами.
Кольцов недолюбливал слишком крупных и высоких людей.
В них было что-то избыточное, ничем не оправданная щедрость природы — какая-то изначальная несправедливость. Они смотрели свысока и, как всегда казалось Кольцову, пренебрежительно на всех, кто не вышел ростом. В детстве он их боялся, в юности опасался и завидовал. С годами это прошло, но неприязнь осталась. Кольцов не взял бы Полковника, как называли его все в фирме на работу, если бы его не порекомендовал как отменного профессионала знакомый генерал из ГРУ. Профессионализм в людях Кольцов ценил превыше всего.
