Первин вздрогнула.
— Так вас всего лишь предполагалось отправить в другое место? Махарани Путлабаи думала, что вас убили.
— Да, именно это она и замышляла. Но один из носильщиков паланкина, в котором меня уносили, все время плакал. Он мне и сказал, что им приказано бросить паланкин в реку. — Вандана снова уставилась в окно. — Взамен на спасение жизни я отдала каждому из них по драгоценности. Надеялась, что меня укроют родственники — до деревни было всего несколько километров, а еще я увижу сына. Но они побоялись меня впустить, а в семействе шута мне даже дверь не открыли. — Она покачала головой. — Я слышала, как Адитья смеется, — он играл у них во дворе, — но повидаться нам не удалось.
— Как это, видимо, было тяжело. Беременная, совсем одна. Страшная ситуация! — посочувствовала Первин.
— Я подумывала покончить с жизнью — но потом поняла, что именно этого-то и хотят махарани и ее муж. Тогда я решила выжить им в отместку. — Вандана распрямила спину и посмотрела на Первин. — В соседней деревне я нашла повитуху, та приготовила мне особый чай. Через день я уже не была беременна. — Она вгляделась в Первин, и взгляд вобрал в себя годы бессловесного горя. — Я получила свободу. Отправилась в Пуну. Я немного говорила по-английски, меня наняли айей в семью англичан. Там я проработала три года, потом они вернулись в Англию и взяли меня с собой. Однако на судне я встретила интересных людей — троих музыкантов-индусов, которые ехали в Европу, чтобы выступать там в очень популярной труппе.
— Королевском индийском оркестре! — припомнила Первин.
Вандана кивнула, на лице ее проступила гордость.
— Они очень заинтересовались, когда узнали, что я была придворной танцовщицей, уговорили для них станцевать. Однажды вечером, когда я уложила своих подопечных спать, они принесли на палубу инструменты и стали играть. Уже через пять минут они начали умолять меня к ним присоединиться. Убеждали, что танцовщица в Париже зарабатывает больше, чем няня в Лондоне. Вместе с ними я сошла с судна в Кале. А потом превратилась в мадам Вандану из Индийского оркестра.
— Это, видимо, было похоже на инкарнацию, — вставила Первин. — И все же вы вернулись в Сатапур.
— Брак с Язадом стал настоящим чудом. Мы так радовались жизни! — сказала Вандана, не сводя глаз с усеянного бриллиантами кольца на левой руке. — Узнав о смерти махараджи Махендры Рао, я предложила Язаду купить дом в Сатапуре. Для него это имело и практический смысл, потому что он собирался строить гидроэлектростанции по соседству.
— А вам зачем это было нужно?
— Мне все еще часто снился мой сыночек. Хотелось его увидеть, сказать, как жалко мне было с ним расставаться, объяснить, как все было на самом деле. — Вандана скривилась и добавила: — Я не думала, что он так одержим ревностью, что в княжеских детях он увидит племянников и племянницу, а не повелителей.
— Адитья по-другому воспринял новость о том, что он член этой семьи, — заметила Первин. — Он очень сблизился с раджматой. Она допускала его в свои личные покои, он часами играл с детьми. — Первин запнулась. — А раджмата подозревала, что Адитья — ваш сын?
— По его словам, она ничем этого не выдавала, но сам он считал, что махараджа Мохан Рао все знает. Иначе зачем бы тот взял его с собой на дурбар в Дели? Ведь это особая честь. — Вандана качнула головой и продолжила: — После кончины отца он возненавидел других сыновей — и внуков. Я лишь недавно узнала, как он поступил с князем Пратапом Рао. Я очень испугалась, пришла в ужас. Сказала ему, что повторять такое нельзя.
Первин ей верила.
То, что Вандана внятно и откровенно изложила историю своей жизни, то, что сын все-таки сумел ее отравить, подтверждало, что и она стала жертвой махинаций Адитьи. Тем не менее Вандана попросила Первин записать всю историю Адитьи, какой бы мучительной эта история для нее ни была. Показания ее предполагалось сохранить в тайне и использовать лишь в том случае, если Вандану когда-то обвинят в каких-то злодеяниях. Однако Первин честно предупредила ее, что многим из ее истории придется поделиться с Колином, — и Вандана пусть неохотно, но согласилась, после чего отбыла в «Райское пристанище».
После разговора с Ванданой прошло три дня. Первин решила, что теперь (Гюльназ ушла, а Колин удобно устроился в кресле напротив нее) самое время перейти к сути. Она встала, закрыла входную дверь, оставленную Гюльназ открытой, вернулась обратно.
Колин приподнял брови:
— Вашей невестке это не понравится.
— Я не преувеличивала, когда говорила, что нам необходимо обсудить некоторые строго конфиденциальные вещи.
— Согласен, — кивнул он. — Ну, поехали.
— После стрельбы в охотничьей башне нам еще не довелось разговаривать наедине. Вы своими глазами видели, что Адитья пытался совершить убийство.
Колин кивнул.
— Да, а мать махараджи спасла положение.
— А что говорят в агентстве насчет того, чтобы копнуть поглубже? — Первин боялась, что возникнут вопросы по поводу того, почему именно Адитья решил убить махараджу.
— Они изъясняются однозначно. Несколько чиновников опросили князя Сварупа — его считают важнейшим свидетелем. Вопрос лишь в том, были ли у Адитьи сообщники. В башне нашли дорогую табакерку.
Первин опасалась, что представители британских властей обратят на это внимание.
— Она принадлежит Вандане Мехта.
— Что? — Брови его поползли вверх.
— Вандана мне сообщила, что Адитья пытался вовлечь ее в свои интриги — он хотел, чтобы она воспользовалась своими связями среди англичан и заявила о его праве на трон. Она, понятное дело, отказалась. Из-за этого он насыпал яд ей в сигарету.
— Отравление датурой, — кивнул Колин. — Только я все не пойму, зачем она заигрывала с этим ничтожеством, будучи замужем за моим другом.
— Я замужем. И я с вами заигрываю.
Ее собеседник явно опешил.
— Простите, Колин, не удержалась. — Первин рада была, что сумела его ошеломить. Что до родства между Ванданой и Адитьей, она решила, что раскроет его только в самом крайнем случае. — Мне кажется, Вандана скучала по дворцовому обществу. Случается связаться с человеком, не разобравшись в его сути, а потом уже слишком поздно. Это произошло и со мной: я, не думая, заключила помолвку с мужчиной, которого мои родные почти не знали.
Колин долго вглядывался в нее: явно у него накопилось много вопросов, но он решил оставить их при себе.
Собственно, они оба многое оставили при себе.
— А махарадже придется давать показания? — Если до этого дойдет, с большой долей вероятности всплывет тот факт, что в жилах Адитьи текла княжеская кровь, и тогда начнут устанавливать личность его матери. Узнав, что это Вандана, Колин может счесть необходимым сообщить об этом Язаду — и тем самым разрушит счастливый брак.
— Я опекун детей, — сказал Колин. — По моим понятиям, длинные беседы с англичанами не пойдут им на пользу. А вы как считаете?
В первый момент, услышав слово «опекун», Первин ощетинилась — но ведь Колин говорил правду. Он сатапурский агент, она временная сотрудница, которую подключили лишь потому, что ей пурда не служила препятствием. Но услышав, что он собирается защищать детей и Вандану, Первин испытала облегчение.
— Вы совершенно правы. Захочет что-то обсудить, пусть обратится к их матери.
— Вот на эту тему я как раз и хотел с вами поговорить.
Он протянул ей свежий номер «Таймс оф Индия».
— В газетах пишут о так называемом загадочном происшествии в Сатапуре. Речь идет о смерти старой княгини, похищении махараджи и так далее. И в этой газете махарани Мирабаи выставлена настоящей героиней.
Первин бросила взгляд на сенсационный заголовок, а потом погрузилась в чтение. В статье подробно рассказывалось про похищение юного махараджи изменником-слугой. О попытках махарани Мирабаи спасти жизнь сына говорилось как о примере силы духа женщин Индии. Тут у Первин мелькнула неприятная мысль.
— А князя Сварупа не смущает, что махарани уделяют столько внимания?
