Когда музыка все же кончилась, зрители разразились аплодисментами. Госпожа Целлер хлопала тоже. Скрипач поклонился. Вначале это был общий поклон от имени всех музыкантов, затем он поклонился от себя. И этот поклон — она это ясно видела — предназначался ей. Госпожа Целлер так смутилась, что покраснела и бросила взгляд на мужа, который все еще находился рядом с нею.
Она долго не могла опомниться от смущения и настойчиво вопрошала себя: «Разве такое случается?»
Как оказалось — да! И это уже случилось. Госпожа Целлер вновь посмотрела на скрипача. Теперь уже ей было все равно, кому он кланялся: ей или нет. Она не отрывала от него глаз и хлопала до тех пор, пока скрипач с остальными музыкантами не покинул зал. И вот тут-то она увидела, что с ней за одним столом сидит какой-то посторонний мужчина с мышиными усами. А этот мужчина был господин Целлер.
Они вышли из ресторана. Господин Целлер стал жаловаться:
— Когда я встаю, я особенно остро ощущаю боль. Мне трудно идти.
Но госпожа Целлер этих его слов не слышала. Она стремительно шла вперед. Она забыла о существовании своего мужа. Она шла вперед, забыв о своем кровообращении, и сухость слизистой ей тоже больше не мешала, ей даже стало казаться, что у нее вообще нет никакой слизистой. Так хорошо ей было.
В саду отеля она опустилась на заброшенную скамью, оплетенную кустами роз. И тут, среди роз, перед ней снова возник скрипач и заиграл. Потом она увидела одинокую фигуру мужа, уныло плетущегося по дорожке.
Ей стало жаль его, и она помогла ему добраться до номера.
— Ложись, — сказала она ему, — а я еще посижу в саду.
Господин Целлер лег, и боли его немного утихли. Он пробормотал:
— На тебя ванны действуют лучше, чем на меня.
С тех пор они каждый день ходили в курзал. С каждым разом господин Целлер все более и более исчезал из жизни своей жены. Первый стол был теперь всегда занят, и они вынуждены были садиться сзади, откуда скрипач никак не мог ее увидеть. Но зато она видела его. Большего она и не желала.
Перед отъездом домой их еще раз осмотрел врач. Господин Целлер продолжал жаловаться на боли. Врач, подняв брови, ответил:
— Потерпите, время — лучший доктор.
А вот госпоже Целлер он сказал по-другому:
— Великолепно! Куда делось ваше давление? А ваша слизистая в полном порядке — сырая, как новая квартира! Наши источники известны своей целебной силой еще со времен римлян.
Они отправились домой в Винтертур. В вагоне госпожа Целлер закрыла глаза. Она знала, что, стоит ей их закрыть, перед ней возникнет скрипач. Поэтому она закрыла глаза. Муж для нее перестал существовать. Правда, она еще помнила, что у него мышиные усы, помнила, какой формы у него нос. Но помнила она только детали, которые не давали общей картины. Ей не удавалось представить себе мужа, и она время от времени открывала глаза, смотрела на господина Целлера и говорила себе: «Ага! Вот он как выглядит!»
Она думала, что дома это пройдет.
Но тут она ошибалась. И дома она с трудом вспоминала облик мужа. Даже ночью она не знала, как он выглядит, хотя тот по-прежнему преданно храпел рядом. Однажды, чтобы посмотреть на него, она зажгла свет. Он проснулся и спросил:
— Ты что?
Она отвернулась и произнесла в ответ:
— Ты опять плохо выглядишь!
Она бы с удовольствием сказала ему что-нибудь приятное, но боялась это сделать. Он бы потерял к ней доверие. Поэтому ей только и оставалось, что сказать ему: «Ты опять плохо выглядишь!»
После тридцати двух лет совместной жизни нельзя говорить друг другу приятное, если хочешь сохранить доверие супруга.
Перевод В. Сеферьянца
Дорогая Эльма, наконец-то я могу рассказать тебе, как это случилось, что я вдруг или почти вдруг стала госпожой Маркштальдер. Мне так хотелось пригласить тебя на чудесное свадебное торжество, но на нем были только люди нашего узкого круга, ну и, разумеется, несколько деловых друзей Дэдди и господина Маркштальдера. Его я теперь называю «свекор», а иногда просто «папа», в отличие от моего собственного папа, которого я называю просто «Дэдди». Тем не менее набралось сто, нет больше, человек сто двадцать. Страшно подумать, во что моя свадьба обошлась Дэдди. Наверняка не в одну тысячу. Правда, он всегда, по крайней мере с тех пор, как я согласилась выйти замуж за Марио, говорил: «Мы отгрохаем свадьбу века». Так Дэдди тогда и сказал и потом часто это повторял.
Ведь когда он впервые пришел и начал уговаривать меня выйти замуж за Марио Маркштальдера, я не сразу дала свое согласие. Не то чтобы Марио мне не нравился, просто я его совсем еще не знала, а главное, не хотела делать что-то по чужой указке. Ты же знаешь, еще в интернате я привыкла все решать сама. Но Дэдди не отступал, он снова и снова втолковывал мне, какую это сулит выгоду, ведь строительная фирма Маркштальдера — чуть ли не самый главный его конкурент — вернее, теперь можно, слава богу, сказать: была чуть ли не самым главным конкурентом. Сколько раз я слышала, что Маркштальдер перехватил то один, то другой подряд и отцу оставалось только утереться (это у Дэдди любимое словечко).
Собственно, больше он ничего не говорил, но меня это, понятно, задевало, и в конце концов я поняла, что нужно пойти на жертву. Право же, я не хочу сказать, что выйти замуж за Марио — с моей стороны жертва. Вовсе нет. Он, конечно, неповоротлив и намного ниже меня ростом. Да и с первого взгляда особого впечатления не производит, это уж точно. Но ведь внешность — не главное в человеке. Для меня во всяком случае важнее характер, а характер у него есть. Он чересчур робок, зато у него доброе сердце. Не лишен он, разумеется, и недостатков, но у какого мужчины и даже женщины их нет; например, ночью он не то чтобы храпит, но все же слегка посапывает.
Итак, я сказала Дэдди, что согласна выйти за Марио, тогда Маркштальдер по крайней мере не сможет ловчить с ценами. Мама от счастья заплакала, обняла меня и начала утешать: я призналась, что не люблю Марио. У нее на этот счет есть опыт, ведь ее отец был всего-навсего простым плиточником, и когда она выходила за Дэдди, то наверняка тоже заботилась о своем будущем. При том что бедность, само собой, вовсе не позор.
Представляешь, для свадебного ужина Дэдди снял замок Фрайенштайн! Его владелец — наш клиент, мы ему много чего понастроили. Дэдди прямо спросил его, сколько это будет стоить, если снять замок на один день. Ужином и всем остальным занимался сам владелец замка. Вот это был ужин так ужин, из девяти блюд! Под конец я думала, что вот-вот лопну. Меню я сохранила, ка нем расписались все гости. Это прекрасный сувенир.
За все заплатил Дэдди, включая вина и множество цветов. Мама заметила, что и Маркштальдер мог бы войти в долю, но Дэдди лишь посмеялся в ответ и сказал: «Ничего, он мне заплатит сторицей».
Брачная церемония состоялась в церкви. Дэдди там, не было. Ему пришлось пойти в замок и присмотреть, чтобы все было как полагается. В церкви играл орган, и было так торжественно, я прямо-таки кожей чувствовала, как мне идет подвенечное платье. Особенно хорошо оно сидело в талии, ведь я до сих пор еще очень стройная. Когда мы стояли впереди всех, рядом со священником, я выпрямилась и даже украдкой чуть-чуть привстала на цыпочки, чтобы все видели, насколько Марио ниже меня ростом. Чтобы потом не говорили, что заполучить его в мужья для меня такое уж счастье, совсем наоборот.
Господин священник говорил прекрасно. Мы с ним знакомы, он еще до моего венчания пару раз у нас обедал, тогда Дэдди и уладил с ним финансовую сторону дела. Дэдди наверняка заплатил ему не скупясь. Так или иначе, но священник говорил просто прекрасно.
Когда мы вышли из церкви, родители Марио меня поцеловали и мой свекор, который умеет быть очень веселым, а порой даже перебарщивает, заявил: «Ну а теперь надо это дело обмыть». Все засмеялись. Потом мы поехали в замок, где все уже было приготовлено наилучшим образом. Нам прислуживало много кельнеров, все в белых фраках. Был подан аперитив, и я заметила, что все тайком меня разглядывают. Белые перчатки я не сняла. Сначала я чокнулась с Марио, потом с остальными, воистину я была в центре внимания, и мне это было приятно.
Марио не отходил от меня ни на шаг. Он ничего не говорил, но все время был рядом и то и дело бросал на меня такие взгляды, что мне становилось не по себе. Дэдди отвел меня в сторонку и сказал: «Да он в тебя влюблен. И вообще знаешь ли ты, мое сокровище, что теперь мы вместе с Маркштальдером шестая по величине строительная фирма Швейцарии?» От этих его слов я преисполнилась гордости, и на глаза невольно навернулись слезы. Представляешь, что это значит в стране, где только и делают, что строят!
Потом подали ужин. Я сидела рядом с Марио, разумеется, на почетном месте. Сначала подали розового омара, и все довольно много пили. Дэдди и папа Маркштальдер тоже изрядно захмелели. Когда принесли кофе, Дэдди вдруг постучал по стакану и произнес речь. Это он умеет, иногда такое скажет, что прямо-таки невозможно удержаться от смеха. Начал он, конечно же, с собственной юности, как тяжело ему пришлось — все это я уже слышала не раз — и как он поклялся, что дочь его будет жить лучше, чем он, вот я и живу теперь лучше. Еще он говорил о том, как он горд, что вместе со своим другом принадлежит к самым крупным строительным подрядчикам и что теперь они будут расти и расти, потому как в согласии — сила, а в несогласии — совсем наоборот. «Взять, к примеру, многоэтажный дом в Люцерне, за который мы друг с другом воевали», — добавил он. «А получил его я», — выкрикнул Маркштальдер.
