— Судя по вкусу и запаху, нет, — пробормотала я.
Я всегда тщательно обнюхивала и пробовала все, прежде чем дать близнецам или Крису. По некоторым причинам я считала, что мои вкусовые ощущения острее, чем у Криса, которому все нравилось, и он готов был есть все подряд, даже прогорклое масло.
— А потом, гамбургеры. Кажется, у них был странный вкус.
— По-моему, нормальный. — И они ему тоже казались прекрасными, ведь он съел половину Кэрриного и все Корины, Кори ведь не ел весь день. — Кэти, я заметил, что и сама ты едва ли что съела за день. Ты почти такая же худая, как близнецы. Она же приносит нам достаточно еды. Ты не должна ограничивать себя.
Когда я нервничала или расстраивалась, или волновалась, а сейчас все эти три состояния были при мне, я начинала балетные упражнения, и вот, держась за буфет, как за поручень, я принялась выдавать плие, постепенно разогреваясь.
— Ты что, не можешь без этого, Кэти? От тебя уже кожа и кости остались. И почему ты сегодня не ела, что, ты тоже заболела?
— Но Кори так любит пончики, а мне ничего другого не хотелось. Ему они нужнее.
Ночь продолжалась. Крис опять взялся за чтение своих медицинских книжек. Я дала Кори глоток воды, его тут же вырвало. Я умывала его холодной водой не меньше, чем дюжину раз, и три раза переменила ему пижаму, а Кэрри все спала да спала.
Заря.
Солнце взошло, а мы все еще старались выяснить, отчего заболел Кори. Тут вошла бабушка, таща корзинку с продуктами на сегодняшний день. Не говоря ни слова, она закрыла дверь, заперла ее, положила ключ к себе в карман и направилась к маленькому столику. Она вытащила из корзины огромные термосы с молоком, термосы поменьше с супом, затем обернутые в фольгу пакеты с сэндвичами, жареными цыплятами, миски с картофельным или капустным салатом и в довершение пакет с четырьмя обсыпанными сахарной пудрой пончиками.
Она повернулаь к двери. Сейчас она уйдет.
— Бабушка, — сказала я торопливо. Она не взглянула на Кори. Не видела.
— Я с тобой не разговариваю, — холодно сказала она. — Дождись, пока я обращусь к тебе.
— Я не могу ждать! — сказала я, чувствуя нарастающий гнев. Я вскочила со своего места около Кори и приблизилась.
— Кори заболел! Его рвало всю ночь и вчера весь день. Ему нужен доктор, ему нужна мама. — Она не взглянула ни на Кори, ни на меня Она прошествовала за дверь, и затем щелкнул замок. Ни слова в утешение. Ни слова о том, скажет ли она маме.
— Я отопру дверь, выйду и найду маму, — сказал Крис. Он так и не раздевался всю ночь.
— Тогда они узнают, что у нас есть ключ
— Да, тогда они узнают.
Как раз в этот момент дверь отворилась. Вошла мама, за ней следовала бабушка. Они вместе склонились над Кори, трогая его влажный, холодный лоб. Глаза их встретились. Там, в углу они шептались, приблизившись друг к другу и поглядывая время от времени на Кори, который лежал тихо. Так лежат при смерти. Только грудь судорожно вздымалась. Из его горла вырывались хриплые, булькающие звуки. Я подошла и вытерла капельки влаги с его лба. Странно, его бил озноб и в то же время он потел.
Тяжелое дыхание Кори. Вдох, выдох, вдох, выдох. А мама — она ничего не делает! Неспособна принять решение! Боится рассказать о том, что здесь ребенок! Что ж, его скоро может и не быть!
— Почему вы стоите и шепчетесь9 — закричала я. — Что еще можно сделать, кроме как забрать Кори в больницу и достать ему лучшего доктора?
Они воззрились на меня — обе.
Помрачнев, бледная, дрожащая, мама пристально смотрела на меня своими голубыми глазами, затем обеспокоенно и как бы невзначай перевела их на Кори. Она увидела на кровати нечто, отчего губы ее задрожали, руки затряслись и дрогнули щеки. Она заморгала часто, как бы удерживаясь от слез.
Я близко наблюдала все внешние проявления ее мысленных расчетов. Она взвешивала тот риск, на который пойдет, если откроет Кори — это может лишить ее наследства, которое она получит, когда в один прекрасный день умрет старик там, внизу. Ведь должен же он когда-то умереть? Не может же он жить вечно!
Я закричала снова.
— Что с тобой, мама? Ты что, собираешься стоять здесь и думать о себе и о своих деньгах, пока твой младший сын лежит и умирает? Ты ДОЛЖНА помочь ему! Тебя что, не волнует, что с ним? Или ты забыла, что ты его мать? Если нет, то, черт побери, действуй, как мать! Хватит сомневаться' Ему нужна помощь сейчас, а не завтра!
Ее лицо залила краска. Она резко взглянула на меня.
— Ты, — выкрикнула она. — Вечно ты! — И с этими словами она подняла свою руку, унизанную тяжелыми кольцами, и влепила изо всей силы мне пощечину! Затем еще.
Впервые в жизни я получила пощечину от нее — и по такому поводу!
Оскорбленная, не думая ни о чем, я ударила ее по лицу изо всей силы!
Бабушка стояла позади и наблюдала. Самодовольное удовлетворение искривило ее уродливый тонкий рот в кривую линию.
Крис поспешил удержать меня за руки, когда я попыталась снова ударить маму.
— Кэти, этим ты Кори не поможешь. Успокойся, мама сделает все, что надо.
Хорошо, что он удержал мои руки, потому что я очень хотела ударить ее снова и заставить наконец понять, что она делает.
Перед моими глазами всплыло лицо отца. Он хмурился, молчаливо напоминая мне, что я всегда должна уважать женщину, подарившую мне жизнь. Я знала, что бы он почувствовал. Ему бы не хотелось, чтобы я била ее.
— Будь ты проклята, Коррина Фоксворт, — закричала я, набрав полные легкие воздуха, — если ты не отвезешь своего сына в больницу. Ты думаешь, ты можешь делать с нами все, что угодно, и никто ничего не узнает! Нет, тебе не удастся скрыться, я найду способ отомстить. Я потрачу всю свою оставшуюся жизнь на это, но я увижу, как ты заплатишь и дорого заплатишь, если ты сейчас ничего не сделаешь, чтобы спасти Кори жизнь. Давай, смотри на меня и плачь, и умоляй, и рассказывай мне про деньги и про то, что можно за них купить. Но ты не купишь себе-ребенка, раз он умер! И если это случится, не думай, я найду способ добраться до твоего мужа и рассказать ему, что у тебя есть четверо детей, спрятанных в запертой комнате. И у них только и есть чердак, чтобы там играть. И ты их там продержала годы и годы! Посмотрим, как он будет любить тебя после этого! Посмотрим на его лицо! Скажи, будет он тебя уважать и обожать после этого?!
Она вздрогнула, но глаза ее глядели на меня с ужасным выражением.
— Больше того, я пойду к деду и ему тоже все расскажу! — Я закричала еще громче. — И если ты не унаследуешь и медного пятака, я буду рада, рада, да-да, рада!
Судя по ее лицу, она готова была убить меня. Но тут, что довольно странно, раздался голос не произнесшей до сих пор ни слова старой женщины. Она сказала спокойно:
— Девочка права, Коррин. Ребенка необходимо доставить в больницу.
Они вернулись ночью. Обе. После того, как отпустили слуг в их комнаты над огромным гаражом. Обе они были закутаны в тяжелые теплые пальто, потому что вдруг ужасно похолодало. Вечером небо стало серым, оно дышало приближающейся зимой, угрожало снегом. Они обе потянули Кори у меня из рук, завернули его в зеленое одеяло, и мама подняла его. Кэрри закричала, как от боли.
— Не забирайте Кори! — выла она. — Не забирайте его, нет, нет! Она бросилась ко мне на руки, умоляя помешать им забрать ее брата-близнеца, с которым она никогда еще не разлучалась.
Я разглядывала ее маленькое бледное личико, оно было в слезах.
— С Кори все будет там в порядке, — сказала я, встретив взгляд матери, — потому что я иду с ним тоже. Я останусь с Кори, пока он будет в больнице. Тогда он не будет бояться. Когда медсестрам будет некогда ухаживать за ним, это сделаю я. Это поможет ему побыстрее поправиться, и Кэрри будет чувствовать себя хорошо, зная, что я с ним. — Я говорила правду. Я знала, что Кори выздоровеет быстрее, если я буду с ним. Я была теперь его матерью, а не она. Ему не была нужна она, он хотел назвал только меня.
Дети интуитивно очень мудры: они знают, кто любит их по-настоящему, а кто только притворяется.
— Кэти права, мама, — заговорил Крис и посмотрел ей в глаза без всякой теплоты. — Кори зависит от Кэти. Пожалуйста, разреши ей идти с ним, ее присутствие поможет ему скорее поправиться, и она сможет описать доктору все его симптомы лучше, чем ты.
Мама перевела на него пустой, стеклянный взгляд, как бы пытаясь понять его. Должна признаться, она казалась безумной, и ее глаза перебегали с меня на Криса, затем на мать, затем на Кэрри и вновь на Кори.
— Мама, — сказал Крис более твердым голосом, — разреши Кэти ехать с тобой. Я справлюсь с Кэрри, если это тебя волнует.
Конечно, они не взяли меня с собой.
Наша мать вынесла Кори. Его голова была откинута назад, колики сотрясали его тело, когда она шагала прочь, неся свое дитя, завернутое в зеленое одеяло, такое же зеленое, как весенняя трава.
Бабушка одарила меня злой и насмешливой улыбкой победительницы, прежде чем закрыть и запереть дверь.
