Мы с Крисом изучали жизнь по книжкам, пусть их было много. Да еще телевизор учил нас насилию и жадности, и воображению, но он не мог научить нас ничему полезному и практическому в реальной жизни. Мы не были готовы к жизни Выживание. Вот чему должен был учить телевизор невинных маленьких детей, как жить в этом проклятом мире, когда не на кого надеяться, кроме самих себя, а иногда нельзя надеяться и на себя тоже.
Деньги. Если мы чему-то и научились за годы нашего заточения, так это тому, что деньги сперва, а потом все остальное. Как хорошо сказала мама когда-то давно. «Не любовь движет миром, а деньги».
Я достала вещички Кори из чемодана, его вторые выходные тапочки, две пары пижам, и все время у меня текло из глаз и из носа. В одном из боковых карманов я нашла листочки с песней, которые он, должно быть, упаковывал сам. О, как горько было собирать эти листочки и смотреть на линии, которые он отводил по линейке, и на черные ноты: некоторые недописаны, другие написаны криво. А внизу, под нотами (он сам научился нотной грамоте по энциклопедии, которую нашел для него Крис), Кори написал слова незаконченной песни:
Хочу, чтоб ночь закончилась, Хочу, чтоб начался день, Хочу, чтоб дождь был или снег, Иль ветер вдруг подул, Иль чтоб росла трава, Хотел бы я иметь прошлое, Хотел бы я играть вон там…
О, Боже! Всегда эта печальная, меланхоличная песня. Да, это слова, которые он пел под музыку так часто. Он играл ее. И это желание, вечное желание чего-то, чего он был лишен. А ведь все другие мальчишки воспринимали это как должное, нормальное, как часть своей жизни, и даже не замечали этого.
Я едва не закричала от боли.
Я заснула с мыслями о Кори. И как всегда, когда я была сильно обеспокоена, мне приснился сон. Но на это раз я была одна. Я видела себя на извилистой тропинке, окруженной широкими, ровными пастбищами, заросшими по обе стороны полевым-и цветами — розовые, малиновые, желтые и белые они нежно покачивались под мягким, теплым и добрым ветерком вечной весны. Маленький ребенок уцепился за мою руку. Я взглянула, ожидая увидеть Кэрри, но это был Кори!
Он смеялся от счастья и подпрыгивал рядом, стараясь попасть со мной в ногу, но его ножки были слишком коротки. В руках у него был букет полевых цветов. Он улыбался мне и собирался уже что-то сказать, но в этот момент мы услышали щебетание множества разноцветных птиц в тени деревьев впереди нас.
Высокий стройный мужчина с золотыми волосами и загорелой кожей, одетый в белую теннисную одежду, вышел навстречу нам из великолепного сада, где росли в изобилии деревья и сияющие цветы, в том числе розы всевозможных оттенков. Он остановился в дюжине ярдов от нас и протянул руки к Кори.
Мое сердце даже во сне подскочило от волнения и радости! Это был папа!
Папа вышел встречать Кори, значит, он не будет там одинок. И я знала, что хотя я сейчас отпущу маленькую горячую ладошку Кори, он всегда будет со мной. Отец смотрел на меня не с жалостью, не с упреком, а с гордостью и восхищением.
И я отпустила ладошку Кори и остановилась, глядя, как радостно он бежит к папе. Теперь он был в надежных сильных руках, которые и меня держали когда-то и заставили понять, что наш мир чудесен. И я когда-нибудь пройду по этой дорожке и почувствую вновь эти руки и позволю отцу вести меня, куда он пожелает.
— Кэти, проснись, — говорил Крис, сидя на моей кровати и тряся меня.
— Ты разговариваешь во сне, смеешься и плачешь, здороваешься и прощаешься. Что тебе приснилось?
Мой сон так быстро улетучился, что я не находила слов. Крис все сидел и смотрел на меня, так же как Кэрри, она тоже проснулась. Столько времени прошло с тех пор, как я видела папу, что его лицо совсем стерлось в моей памяти, но сейчас, глядя на Криса, я была смущена. Он был так похож на папу, только моложе.
Я возвращалась мысленно к этому сну много дней подряд, и это было приятно. Этот сон принес мир в мою смятенную душу. Он дал мне знание, которое недоступно было мне прежде. Люди на самом деле не умирают. Они уходят в лучший мир и там дожидаются тех, кого они любят. А затем однажды все они снова вернутся в этот мир так же, как и в первый раз.
Десятое ноября. Это наш последний день в тюрьме. Бог не даст нам избавления, мы возьмем его сами. Сегодня ночью, после десяти, Крис совершит свое последнее ограбление. Наша мать посетила нас, но всего на несколько минут. Было ясно теперь, как мало болит у нее о нас сердце.
— Мы с Бартом уходим нынче вечером. Мне не хочется, но он настаивает. Знаете, он не понимает, почему я такая печальная.
Держу пари, он не понимает. Крис перекинул через плечо сумку из двух наволочек, чтобы было в чем нести тяжелые украшения. Он стоял в дверях и долго-долго смотрел на меня и Кэрри, прежде чем закрыть дверь и запереть нас внутри деревянным ключом. Он всегда так делал, ведь открытая дверь могла насторожить бабушку, если бы ей вздумалось проверить. Мы не могли слышать, как крался Крис по длинному и темному северному коридору, ведь стены были очень толстые, а пушистые ковры на стенах не пропускали звук.
Лежа бок о бок рядом с Кэрри, я обнимала ее, всеми силами желая защитить ее.
Если бы не этот сон, который рассказал мне, что Кори хорошо, что он под надежной защитой, как бы я плакала без него. Все сердце изболелось бы у меня за малыша, который называл меня мамой, когда был уверен, что старший брат не услышит. Он всегда так боялся, что Крис будет считать его маменькиным сынком, если поймет, как он скучает и нуждается в матери, что даже принял меня вместо нее. И хотя я говорила ему не раз, что Крис не будет смеяться или дразнить его, ведь Крису тоже очень нужна мама, так уж повелось с давних пор, все равно это был секрет — мой и его, а еще Кэрри.
— Он притворялся мужественным и убеждал себя в том, что ему не нужны ни мама, ни папа, хотя, конечно, они были ему нужны и даже очень.
Я прижимала Кэрри к себе крепко-крепко и клялась себе, что если у меня когда-нибудь будет ребенок или дети, то я всегда буду чувствовать, если я нужна им, и всегда исполню их желания. Я буду лучшей из матерей в этом мире.
Часы тянулись, как годы, а Крис все еще не возвращался из своего последнего набега в великолепные апартаменты нашей матери. Что могло задержать его?
Встревоженная и несчастная я дрожала от страха, воображая всевозможные катастрофы, которые могли произойти с ним.
БартУинслоу… подозрительный муж… он поймал Криса! Вызвал полицию! Криса бросили в тюрьму! А мама должно быть стояла рядом и изображала некоторый шок и малодушное удивление по поводу того, что кто-то осмелился обокрасть ее. О, нет, нет, конечно, у нее нет сына. Всем известно, что она бездетна благодаря небесам. Разве кто-нибудь видел ее с ребенком? Она не знает этого белокурого молодого человека, который так на нее похож.
В конце концов мало ли у нее племянников, а вор есть вор, если даже он твой родственник, подумаешь, седьмая вода на киселе!
А бабушка! Если она поймает его, ему грозит самое жестокое наказание.
Рассвет наступил быстро, тусклый, неясный. Звонко запели петухи.
Солнце как бы нехотя поднималось над горизонтом. Скоро будет уже слишком поздно, мы не сможем уйти незамеченными. Утренний поезд останавливается у депо, и нам нужно уйти за несколько часов до того, как бабушка откроет комнату и обнаружит наше исчезновение. Объявит ли она розыск? Заявит ли она в полицию? А может быть она, что вероятнее всего, разрешит нам уйти, радуясь, что наконец от нас избавилась?
Совсем отчаявшись, я поднялась по ступенькам на чердак посмотреть на волю. Туманный, холодный день. На прошлой неделе снег уже лежал кое-где на пастбищах. Серый, таинственный день. Непохоже было, что он принесет нам радость и свободу. Я снова услышала петушиное кукареканье; оно глухо доносилось издалека, но я помолилась про себя, чтобы Крис, где бы он ни находился и что бы он ни делал, услышал его тоже и поспешил обратно.
Я помню, ах как хорошо я помню это холодное хмурое утро. Крис наконец вернулся, крадучись, в нашу комнату. Прикорнув рядом с Кэрри, я дремала на грани сна и моментально вскочила, когда открылась дверь.
Я лежала полностью одетая, готовая на выход, даже в своих мимолетных снах ожидая Криса, который придет и спасет всех нас.
Стоя в дверях, Крис заколебался, глаза его смотрели на меня. Затем он направился ко мне не так быстро, как следовало ожидать. Все, что я могла в тот момент — посмотреть на две вложенные одна в другую наволочки у него в руках — они были плоские! Похоже, они пусты!
— Где драгоценности? — закричала я. — Почему ты пропадал так долго? Посмотри в окно, солнце уже встает! Мы никак не успеем на поезд! — Голос мой невольно приобрел гневные интонации. — Опять изображаешь из себя рыцаря? Так вот почему ты явился без мамочкиных изысканных ценностей!
К этому времени он уже достиг кровати и стоял с этими дурацкими пустыми наволочками в руках.
