Я делала вид, что смотрю телевизор, а на самом деле прислушивалась к событиям в спальне, ожидая, когда же Дойлы наконец сдадутся и призовут меня на помощь. Катерина Ильинична уже ушла. Но Джудит решила начать воспитание.
Она вышла из спальни с непреклонным лицом, следом смущенный муж.
– Он должен успокоиться и уснуть, – объявила Джудит. – Давайте пить чай.
Но пить чай не получилось. Степан уже ревел, а потом: «Оля!» – позвал за дверью охрипший голосок. Это было впервые: он назвал меня по имени! Оказывается, знал мое имя!
Я посмотрела на Джудит. Она махнула рукой, мол, иди, все равно в последний раз.
Я баюкала его, целовала мокрое от слез личико. Он прерывисто всхлипывал и, судя по всему, собирался заплакать снова, теперь уже сладостно, в честь победы. Но я это пресекла.
– Не реви! – сказала я. – У тебя остается гражданство, и когда ты вырастешь, сможешь сделать выбор, где тебе жить. Когда ты приедешь, я буду уже старой и расскажу тебе, если ты захочешь, о городе Энске и о том, как твои приемные родители бедовали в нем. Расскажу, как ты раскачивал качели с бедным беспомощным малышом и как спрятался за занавеску…
Степан слушал меня очень внимательно, не сводя блестящих, совсем не сонных глазок.
Потом вдруг очень взрослым, уверенным движением вывернулся из моих рук, прошел по тахте к окну и взялся руками за подоконник.
За окном падал большой снег. Я поставила Степана на широкий подоконник, обняла его, и мы долго смотрели на огромные хлопья, плывущие непрестанно вниз.
Я рассказывала, какая красивая страна Америка, какие большие реки текут там, как непохожи два океана, омывающие ее, какие большие снега бывают там тоже, как прекрасна дорога вдоль Тихого океана и как много там хороших людей.
Он слушал и, не отрываясь, смотрел в окно. Он прощался. И со мной тоже.
Печаль и сутолока отъезда помнятся плохо, я была слишком озабочена состоянием моей дряхлой машины, которая вдруг начала как-то истерично дергаться. На обратном пути она вообще остановилась. Потом выяснилось, что на обочине нам вместо бензина продали какую-то дрянь, но на заправках бензина не было. Ладно, сейчас не об этом, а о прощании.
Оно вышло каким-то скомканным, а в очереди на регистрацию было много американцев с малышами.
Через два года мы, я и сын, по приглашению четы Дойл приехали в маленький городок на Восточном побережье. К нашему приезду Даг-старший (был еще Даг-младший, бывший Степан) отремонтировал дом и пригласил всю многочисленную родню и друзей на party, вечеринку в нашу честь.
Дагги оказался крепеньким коренастым мальчиком, очень похожим на Дага-старшего. Он довольно спокойно воспринял наше появление, а на вопрос, помнит ли он Россию, заученно ответил: «Да. Я там много плакал». Его комната была завалена чудесными игрушками, а во дворе стояла довольно большая пожарная машина, лихо ездящая от аккумулятора. Кроме того, у Дагги был маленький, но настоящий костюм пожарного с сияющей золотом каской наподобие шлемов римских легионеров.
Даг-большой и Джудит показали мне самое важное в жизни американца – свое место работы. Это был огромный, всемирно знаменитый госпиталь. Там персонал медсестер завалил меня чудесными, заранее приготовленными подарками, а сын весь день провел, осматривая огромное инженерное хозяйство Дага. На этом развлечения закончились, и мы с сыном и Дагги, которого на время освободили от детского сада, оставались одни дома. Да, еще милая собака-ретривер Мэгги. Джудит предупредила, что есть и пить можно все, но ни в коем случае не давать Дагги пасты из арахиса, которую он обожает и на которую у него страшная аллергия.
Пожалуй, мало что может сравниться по тягостной скуке с проживанием без дела и забот в чужом доме. Одно время мы отправлялись на большое озеро, что было рядом. Его пляжи были пустынны («Все на работе», – сказал Даг), но озеро быстро надоело, и мальчики занялись изготовлением красивых шкатулок в уникально оборудованной столярной мастерской Дага. Кажется, он и подбросил им идею изготовить всем на память шкатулки. Моя вот сейчас стоит передо мной на полке. Темного полированного ореха, с бронзовыми уголками на крышке и бронзовым замочком. Чудесная шкатулка!
Дагги стал настоящим американцем: много юмора и никаких сантиментов, мои пылкие ласки сносил с вежливым терпением, и я отстала от него. Зато с моим сыном у него установились братские отношения. Они даже ссорились по пустякам, как братья, и однажды устроили такой тарарам в сарае-амбаре, что Даг орал на них диким голосом.
Вот, пожалуй, все происшествия за наше двухнедельное пребывание. Достопримечательностей в округе не было, кроме знаменитого университета и военной базы в заливе океана, а природа хороша, похожа на места под Курском.
Когда к концу нашего пребывания я ошалела от скуки, счастливая идея посетила меня: оставить на память дорогим хозяевам фильм. Видеокамера есть, остается придумать сценарий и обучить исполнителей. С Дагги, конечно, будут трудности, но если дать ему роль без слов… Все-таки он еще мал… Как-то, сидя в детском кресле в машине, он заявил задумчиво: «Когда я вырасту большой и буду сидеть в тюрьме…». Мы онемели, Даг даже нажал тормоз. «Ну вот, – подумала я, – вот и вылезают преступные гены неведомой мамаши или папаши».
– А почему ты будешь сидеть в тюрьме? – осторожно спросила Джудит.
– Ну как же, ведь я буду ездить очень быстро, и полиция меня арестует.
Мы все облегченно вздохнули.
Сюжет фильма родился, исходя из реквизита.
К дому подъезжает пожарная машина, и инспектор, Дагги, осмотрев сарай, делает серьезное предупреждение хозяевам. Хозяева пытаются его задобрить, но инспектор непреклонен, а сосед-хирург, личность реальная – его должен был исполнить мой сын, в порядке подхалимажа предлагает сделать операцию, но инспектор отказывается и составляет акт.
Дело в том, что на участке соседа – мировой знаменитости в области медицины – скопилось огромное количество горючего материала.
Это были банки с разноцветными красками нежных тонов.
Красавец и холостяк, хирург часто отсутствовал. На собственном, специально оборудованном самолете он улетал в разные страны делать сложнейшие операции, а в это время его очередная пассия принималась облагораживать довольно запущенный дом. Обычно дама успевала покрасить одну-две стены, и… тут история повторялась, возвращался хирург, цвет ему никак не нравился, да и дама почему-то тоже. Оставались огромные банки с краской и разноцветные стены дома.
Сценарий очень понравился Джудит и Дагу, но они волновались, справится ли со своей непростой ролью Дагги.
На репетициях Дагги был рассеян, все подвинчивал и подкручивал что-то в своей прекрасной машине, и я деликатно сказала ему, что если он не хочет говорить, может просто стоять возле машины.
В конце концов, чего можно ждать от пятилетнего карапуза.
В воскресное утро съемочного дня все были страшно взвинчены.
Джудит выбросила пиццу в помойку, решив, что она, пицца, не состоялась. Пиццей она должна была подкупать инспектора. Даг-большой застрял в своей мастерской, где срочно доделывал шкатулку – взятку. Валентин с нетерпением ждал Дага, чтобы поехать за сигарой – хирург курил только «гаваны», и только Дагги сосредоточенно ковырялся со своей машиной.
Я уточняла план съемки, работа предстояла ювелирная, не предусматривающая монтажа. Но меня очень беспокоил Дагги. Глупая, я не поняла, что он уже был в образе – готовился к выезду.
И дальше мы наблюдали чудо.
По моему сигналу Дагги с сиреной (что не было предусмотрено сценарием) въехал во двор. Неторопливо вышел из машины, мрачно пожал руку Дагу, с достоинством кивнул Джудит, в упор грозно посмотрел на Валентина-хирурга и на его сигару (тоже актерская находка) и прямо пошел к сараю.
Он ни на секунду не вышел из образа. Троица просто подыгрывала ему. Во дворе хирурга он даже пнул одну из легковоспламеняющихся банок. А на предложение «хирурга» сделать любую операцию бесплатно, скривив рот, ответил: «No».
Потом уехал, оставив растерянных домовладельцев: Джудит с уже другой пиццей в руках, Дага со шкатулкой, а Валентина с листком бумажки, обозначающим штраф.
Это был великий актер, мы все были ошарашены, и сосед-хирург подтвердил наше предположение. Потом из письма мы узнали, что фильм пользуется бешеным успехом среди родственников и знакомых.
А счастливчика Дагги мы больше не видели.
Знаем только, что он закончил один из лучших университетов – Йельский, стал биологом и работает на НАСА.
Он сделал выбор, тот, о котором я говорила ему на старой даче, когда за окном падал большой снег.
Дмитрий Горчев
Какая смерть, когда такое солнце
У меня было самое лучшее детство, которое можно придумать. Мной совершенно никто не занимался в плохом смысле этого слова. То есть меня не заставляли делать то, чего я не хочу. Мать (которую я очень люблю и уважаю) при том, что я, разумеется, был всегда накормлен, умыт и постиран, решительно никак не участвовала в моем нравственном, интеллектуальном и прочем развитии, и потому этими делами я занимался сам. Я вообще доставлял очень мало хлопот – я даже практически никогда не болел. Организм мой, выпущенный еще до наступления общества потребления, был удивительно прочен.
