Николай Сванидзе на канале «Россия», автор «Исторических хроник», наоборот, делает именно серьезное документальное кино и не позволяет себе демонстративного маскарада в кадре. А Леонид Парфенов, теперь на Первом, чрезвычайно пристрастен к документальным проектам. Обойтись без инъекций виртуальности он органически не способен. В «Птице-Гоголь» у него и призрак Гоголя реет в небе, и сам Парфенов разъезжает в таком же экипаже, в каком некогда ездил Гоголь.
И свой нос ведущий высовывает на мороз, изображая, как когда-то будущий великий писатель отморозил себе нос, впервые приехав в Петербург. Поиграть в прошлое тут важнее, чем увидеть его уцелевшие фрагменты и разобраться в нем.
Множество программ, посвященных криминальной тематике, составляют микс из документальных кадров и больших постановочных сцен, снятых в стилистике «под документ», «под любительскую съемку», «под камеру слежения». Размывание жестких границ между документальным и вымышленным становится неотъемлемым условием игры. Это новый формат, а не отступления от формата.
Из специфики документально-игрового кино возникает телевиртуальность. Прошлое утрачивает неприкосновенность, реконструируется, симулируется, превращается в виртуальную материю прошлого. То есть в образы той реальности, оригинал которой утрачен и не поддается отображению, однако эту недоступную ныне реальность можно смоделировать современными средствами и технологиями. Нечто аналогичное увлечению новостроем в архитектуре.
Сама страсть широких масс к жизни на камеру, самовыражению на камеру всячески поощряется телевидением. Такие на ТВ необходимы. В последние годы разрастается количество телевизионных актеров-любителей, которые стремятся всеми силами почаще попадать в кадры телепрограмм и художественных сериалов. Это тысячи и тысячи потенциальных исполнителей самого разного возраста, внешних данных, эмоционального склада. Для их учета и включения в телебизнес сложились большие кастинговые агентства (такие, как «Телекастинг»), где с любителями работают профессионалы режиссуры, операторского искусства, фотографии. Базы данных подобных агентств фактически представляют электронные энциклопедии современных человеческих типов.
К отдельной когорте востребованных телевидением людей относятся те, кто готов сделать факты своей реальной личной биографии достоянием широкой телеаудитории. Такие рвутся в эфир с рассказом о себе и своих близких («Ты не поверишь!», «Жди меня!»). Они жаждут не только вынести на суд публики в студии свои проблемы, но даже и решить их с помощью телеведущих («Скажи, что не так?!» на «Домашнем», «Давай поженимся!», «Модный приговор», «Пусть говорят» на Первом канале и пр.).
Современным человеком завладевают комплексы душевного эксгибиционирования и вуайеризма. Некоторые уже не считают свое существование полноценным, если оно не транслируется на всю страну или если отсутствует регулярный доступ к наблюдению за чужой приватностью и чужой интимностью. Никакого повышенного интереса к окружающему миру в этом нет. Помимо погони за известностью в ее искаженном истолковании тут проявляются кризис доверия рядового индивида к собственной реальности и кризис уважения к существованию другого. Меня запечатляют, следовательно, я существую — одна сторона современной массовой логики. Чужая жизнь есть лучшее шоу — другая сторона той же логики.
Комплексы вуайеризма и эксгибиционирования не так просто обслуживать. Требуется бесперебойный конвейер новых неизвестных лиц, не важно, актерских или нет, важно, чтобы они казались неактерскими непосвященным телезрителям. Нужны новые и новые жизненные истории или сочиненные сюжеты, симулирующие документальность. Еще в начале 1990-х были актуальны журналистские расследования, в которых гневно разоблачались телепрограммы, позиционировавшие себя как документалистику, но использовавшие в качестве участников артистов и придуманные сценаристами истории. Это воспринималось как обман аудитории, попытка выдать искусственное, мнимое за натуральное, доподлинное. К концу первого десятилетия XXI века практика симулирования документальности на ТВ прочно вошла в повседневный обиход. Так, в «Пусть говорят» достоверные жизненные истории реальных людей чередуются с вымышленными историями по сценариям — в зависимости от потребностей и возможностей программы.
При том, что показательно, и сочиненное, и полученное из бытия вне телестудии ужасает своим сходством. Сценаристы опираются на вечные, хорошо проверенные жанровые клише, но стараются сдобрить свой вымысел рядом убедительных подробностей, ярких деталей, вызывающих доверие. А из предлагаемых извне телевидения историй выбираются те, которые больше похожи на жанровые сюжеты с интригой и внятным раскладом на амплуа. С абсолютной уверенностью сказать, «настоящая» история разбирается в очередном ток-шоу или насквозь придуманная, с актерами, невозможно. В моей зрительской практике случалось, что история вызывала доверие — пока вдруг в студию не приходил в качестве очередного ее «жизненного» участника кто-нибудь из моих знакомых актеров-любителей.
Мелодраматизм на ТВ лидирует как подход к любым проблемам частного индивида. Муж ли после долгого счастливого брака вдруг вспомнил, что он мусульманин, и привел в дом вторую жену. Жена ли решила отравить сестру, подозревая ее в связи с мужем. Даже рассказы о судьбах звезд строятся по одной схеме, будь то документальные фильмы «Как уходили кумиры. Владимир Мигуля», «Влад Листьев. Вспомнить все», «Сережа Парамонов. Советский Робертино Лоретти», «Памяти Александра Абдулова» и пр. Удивительный талант, блистательный успех, специфика личной жизни — и страшная катастрофа в виде болезни, личного несчастья, роковых поступков, не суть важно. Необъяснимо: замечательный талант человека — и немотивированная жестокость судьбы. Это новый канон, новое «житие».
Конфликты, касающиеся собственности и денег, гарантируют уклон в детективно-криминальную жанровость. Мелкие бытовые дрязги тяготеют к комедии и фарсу. Бывают и заходы в мистические триллеры, когда на суде кто-то выступает
с обвинением в колдовстве.
Одним словом, на телевидении создается общая мифологическая питательная среда, в которой там и сям встречаются отдельные черты документальности, достоверности, правдивых фактов, тонко подмеченных бытовых деталей, точно переданных психологических нюансов. В эту среду можно погружать любые проверенные-перепроверенные факты. Мифологический контекст все равно будет доминировать. А что это значит? Миф подразумевает, что его создателям важнее всего их произвольная интерпретация бытия, в которой они на подсознательном уровне выражают свое отношение к миру, свои идеалы и фобии. Поиск истины, погружение в саму сущность действительности не входят в задачи мифотворчества. Стремление к психологическому комфорту важнее.
Миф призван упорядочить образ картины мира, чтобы он казался ясным и устойчивым. В нем могут быть свои ужасы. Но ужасы знакомые, привычные, повторяющиеся. Вместо хтонических чудовищ у нас — вечные образы социального несовершенства, будь то неискоренимая Коррупция, Преступность, неуправляемое Разгильдяйство, монструозные Черта бедности и Продовольственная корзина, а теперь еще и Кризис, вездесущий, как Человек-Песок. Вместо древних героев — менты, спецагенты, умные дотошные следователи из криминальных историй. Есть еще могущественные боги-небожители — политики и представители большого легального бизнеса, которых показывают в новостях и которые приходят на политические ток-шоу. Есть лирические герои-любовники, составляющие центральные пары в мыльных операх. Есть простаки и плуты, лидирующие в ситкомах. Всякий архетип жестко задан и лишен того, что в него не вписывается. Всякий архетип ведет сквозное бытие в художественных и нехудожественных жанрах.
Психологические установки нашего телевидения антиреалистичны. Это значит, что постижение сущности жизненных явлений через их художественное отображение не является целью телевизионного творчества. Соблюдение жизненной достоверности, физической натуралистичности, социального правдоподобия возможно в отдельных фрагментах телевизионной вселенной. А реалистический взгляд невозможен.
Знаменательным примером фатальной невозможности реализма является сериал «Любовь на районе» (ТНТ), режиссером которого выступил Михаил Угаров, а сценаристом — Максим Курочкин, представители двух поколений лидеров современной драматургии, известные своим эстетическим радикализмом. Что же происходит на ТВ с их творческой потребностью работать нетривиально?
