В эту же ночь отряд Хусейна прорвался в Алхан-Калу и сразу же, не задерживаясь, ушёл в горы. Боевики, почувствовав себя в безопасности, сразу же устроили оргию. Они, как животные накидывались на девочек и насиловали в различных формах прямо на виду у других членов отряда, потом менялись и тут же насиловали опять. Иной раз насиловали какую-нибудь девочку сразу несколько чеченцев во все места и при этом заставляли руками также производить различные действия. Досталось и Жене, как самой взрослой и уже сложившей девушке. Когда эта многочасовая оргия закончилась, то Женя и другие девочки думали что на этом их изуверские мучения закончатся, или же они будут проходить в более щадящей форме, но они жестоко ошиблись. На всех последующих привалах, чеченцы вновь и вновь накидывались на девочек, срывали с них одежду и беспощадно насиловали на снегу. Их не могло ничто остановить, ни жалобы и просьбы несчастных девочек, ни боль которую они им причиняли, ни кровь. Они удовлетворяли свою похоть так как будто они это делали в последний раз. В перерывах между этими оргиями девочки обстирывали своих мучителей, а на марше тащили на себе их имущество, а ночью и днём на привалах своим щуплыми, детскими тельца грели боевиков…
Женя уже не плакала, тусклым, монотонным голосом рассказывая эту жуть. А мы здоровые, мужики, офицеры сидели напротив неё и испытывали стыд перед этой девочкой, что мы и другие до нас и те, которые выше нас, те кто сидит в Кремле и вокруг него предали её детство и её будущее, потому что в будущее с таким багажом идти невероятно трудно. Предали не только её, но и тех девочек, которые ещё оставались в отряде Хусейна, предали её мать, и сотни тысяч других матерей и их детей.
Второй особист замотал головой и утробно прорычав "Не-на-ви-жу" выскочил из палатки на улицу. Мы же неподвижно сидели на нарах и в бессилии тискали в руках автоматы, боясь посмотреть девочке в глаза.
Внезапно на улице раздался дикий, неразборчивый вопль и беспорядочные выстрелы, топот солдатских сапог, беспокойные голоса. Мы мигом выскочили из палатки в готовности отразить внезапную атаку боевиков, но картина открывшиеся нам заставила всех опустить автоматы и лишь безмолвно наблюдать за происходящим.
На асфальте валялся сбитый ударом ноги особиста раненый боевик, а сам Вадим в бешенстве пинал боевика ногами и беспорядочно стрелял в него из автомата. Вообще Вадим был не типичным особистом: тихий, никуда в отличии от Сан Саныча старался никуда не лезть. Подозреваю, хотя это моё личное мнение и я могу ошибаться, но он просто боялся. Боялся куда-либо лезть, боялся кого-нибудь, даже и в бою, убить. И имея такого старшего товарища как Сан Саныч, он тихо жил за его спиной, считая дни до окончания командировки. Но рассказ Жени потряс его до глубины души и он сорвался.
Совершая дикие прыжки вокруг боевика, одновременно его пиная и нечленораздельно выкрикивая угрозы, Вадим стрелял в извивающее тело боевика, почти не контролируя себя. Но всё-таки, какая то частица мозга не поддавшись сильным эмоциям отводила автомат во время стрельбы от чеченца и асфальт вокруг боевика был весь иссечен пулями. Последний раз сухо клацнул затвор автомата, выстрелив последний патрон, и Вадим трясущими руками стал перестёгивать магазины, в этот момент мы и навалились на него, отобрав оружие. Упустив автомат из своих рук, у особиста как будто сломался внутренний стержень: он опустился на асфальт рядом с боевиком и глядя белыми от бешенства глазами опять закричал, обращаясь к Сан Санычу, наверно продолжая давний спор или разговор.
– Саша, я не могу…. Понимаешь – не могу больше так. Я спорил с тобой, не соглашался, думал что так чистеньким и просижу здесь. Нет, не могу больше быть в стороне. Отдай мне этого духа и я его кончу…. Я буду кончать всех их…, это звери, животные и их надо стирать из этой жизни и закапывать как падаль, чтобы от них и памяти не осталось…
Сан Саныч присел на корточки около коллеги и похлопал того по плечу, глядя на поднявшегося с асфальта пленного боевика.
– Не дам я его тебе, Вадим. Все его видели живым здесь… Нельзя его стрелять…, поздно. Не переживай, будут ещё духи.
Пленный, постояв и шатаясь несколько секунд, вяло опустился снова на асфальт, замотал окровавленной головой и едва понятно промычал: – Не надо меня расстреливать…, я прошу медицинской помощи…
Сан Саныч задумчиво посмотрел на чеченца: – Повезло тебе, душара, будет тебе медицинская помощь…., терпи пока…
– Ладно, Вадим, вставай пошли в палатку. Работать надо…
…Через пятнадцать минут особисты перестали расспрашивать женщин, поняв, что знали они немногое. В отряде Хусейна остались ещё много пленных. Несколько пленных, не выдержав марша, были расстреляны.Зверски был замучен и убит полковник ФСБ Жучков Андрей Андреевич…
Ещё через десять минут, мы посадили женщин и пленного боевика на моё ПРП и доставили на ментовский блок-пост, чтобы они их передали в Шалинскую комендатуру для дальнейшего разбирательства.
Так как обстановка продолжала оставаться спокойной, а погода окончательно испортилась, мы уехали на командный пункт. В кунге никого не было, но оставшиеся следы говорили о хорошей пьянке в моё отсутствие. Ну ладно, это моим офицерам тоже зачтётся.
К 16 часам Саша Дафтян на ЦБУ накрыл столы, приехали командиры подразделений. Одновременно с праздником зам. по вооружению майор Анистратенко и майор Дзигунов обмывали звание "подполковник". Застолье продолжалось до 18 часов, после чего все разъехались по своим подразделениям. Что самое обидное было, никто из моих офицеров не пришёл на дежурство и я как бы во время застолья был одновременно и дежурным артиллеристом. Но всё прошло благополучно – стрелять артиллерией не пришлось. В кунге, куда я пришёл, сидели мои подчинённые и я бы не сказал, что они были уж сильно пьяные. Тут уж я "оторвался", высказал всё что думал о каждом, не стесняясь в выражениях. И мне показалось, что они меня поняли. Довёл до них своё решение: больше я не дежурю. Пусть едят свой хлеб сами.
13:00 Проснулся, не спеша побрился и после завтрака пришёл на ЦБУ, где дежурный артил-
лерист только что закончил обстрел цели Љ4 спущенной с группировки. На совещании в 8:45 командир подкинул ещё 6 целей с расходом в 36 снарядов на цель: в основном это в районе населённого пункта Зоны. До обеда просидел на ЦБУ, писал, отрабатывал документы. Швабу командующий группировки вызвал на КП 19ой дивизии ВВ, наверно ставит задачи. Договорился с рем. ротой насчёт бани вечерком.
25 февраля 2000 года. Развед. информация: Обстановка в ЧР остаётся напряжённой, коман-
9:50 дование бандформирований предпринимает усилия по удержанию под
своим контролём район Аргунского ущелья и организации диверсионной деятельности в зоне освобождённых районов, оборонительных сооружений и перегруппировки сил. Экстремист уделяют особое внимание сдерживанию продвижения частей ОГВ (С) на направлениях Итум-Кале – Шали, Асламбек – Шерипово – Шатой и предпринимают все меры по недопущению ФС в горные районы ЧР. Командование бандформирований планируют разблокировать Аргунское ущелье в районе Итум-Кале. Бандформирования продолжают нести потери в живой силе и испытывать трудности в организации связи. После уничтожения федеральными войсками ретрансляторов, отмечается снижения уровня радиообмена, что также связано и с недостатком количества элементов питания и проведения мероприятий по предотвращению утечки информации.
11:30 В принципе вчерашний день прошёл спокойно. Единственный неприятный момент произошёл когда командир полка приказал выделить одного офицера-корректировщика на постоянку на КНП 19 дивизии. Тут пришлось немного поспорить с командиром и после приведённых мною доводов командир уступил, так что мы теперь будем выставлять корректировщика лишь на световой день. Разведчики сегодня к обеду должны будут занять высоту 666.4 и по склону горы попробовать спуститься к отметке 420.1, в случаи успеха мы будем контролировать вход в Аргунское ущелье с нашей стороны. Если всё произойдёт без боестолкновений то разведка двумя группами прочешет и Дуба-Юрт. После совещания отдал приказ убыть с разведчиками подполковнику Ржанову, лейтенанту Шарову и Кравченко, с ними четверо солдат: пусть побродят и немного развеяться. Ближе к обеду прилетело пополнение.
….Я стоял и с интересом наблюдал за высадкой из вертолёта вновь прибывших контрактников. Ми-26, "летающий сарай", бешено крутил лопастями, создавая сильные вихри вокруг себя, а через заднюю аппарель выходила, выбегала и выползала пьяная толпа с вещевыми мешками. Большинство контрактников достаточно твёрдо держалась на ногах и, благополучно сопротивляясь вихрям воздуха, добредала до безопасного и спокойного места. Остальных потоки воздуха от винтов безжалостно опрокидывали в грязь: они вскакивали на ноги и падали обратно, но постепенно, хоть и грязные, выбирались на сухое место и присоединялись к остальным. Около десятка человек, пьяные в "драбадан", сползли с аппарели в грязь и остались там лежать, не в силах больше двигаться. Этих, разведчики, выхватывали из луж и, схватив их за руки и ноги не обращая внимания на ругань вертолётчиков, бесцеремонно затаскивали обратно в вертолёт: такое пополнение нам не нужно было. Аппарель закрылась, винты завращались с ещё большей скоростью и вертолёт умчался за новой партией пополнения для нашего полка, а разведчики подогнали пьяную толпу к штабу полка, где пинками и толчками выстроили их в несколько неровных шеренг.
