— Сказать, что все хорошо, не могу. Вы наши проблемы знаете. Одно точно: рад, что вы, наконец, приехали. Я уже решил, что вы нашу республику забыли.
— Ну что вы? Это невозможно. Здесь мои друзья. Просто в Москве было много дел.
— Что, какие-то проблемы? Почему мне не сообщили?
— Проблемы — не проблемы. Как у нас говорят, все идет своим чередом. Только уж слишком часто чередуется. Не буду по телефону рассказывать. Як хохши дорам аз шумо[33].
— Для вас сделаю все возможное. Бо камоли майл[34]. Все, что в моих силах.
— Рахмат. Мне надо гарантийное письмо для получения в банке кредита.
— Это для нас не проблема. Я еще позвоню в банк, чтобы они к вам по-особенному отнеслись. Вдвойне рад вашей просьбе. Для ее выполнения необходимо ко мне приехать. Если не возражаете, то завтра утром пришлю машину с сопровождением. Сам, к сожалению, отлучиться не смогу. Ситуация напряженная. Я ведь за две области теперь отвечаю. Не обижайтесь…
— Что вы, Абдулло Рахимович, какие обиды! Я все понимаю. Успел насмотреться. А у вас вообще передний край. Рахмат.
— Хоп. Завтра в девять утра машина будет около вашего подъезда. Не рано?
— Можно даже раньше. Пока не так жарко. Вы же знаете, что я рано просыпаюсь.
— Ехать не близко. В девять. Вы в Душанбе один?
— Нет, со мной Окса. Она теперь живет в Москве, но осмелилась приехать.
— А как семья?
— Я развелся.
— Не знал. Бубахшед[35], хотя у вас в России с этим легко… Да… Оксу не приглашаю, хотя был бы рад ее увидеть. Придется ей поскучать. У нас здесь для женщин пока условий нет. По-походному живем. Война многое порушила, сами увидите. Передайте ей от меня самые хорошие пожелания. Буду в Душанбе — обязательно с ней увидимся, а так пусть поскучает…
— Конечно, конечно! Я и не собираюсь брать ее с собой.
— Хоп. Встретим вас завтра, как почетного гостя. Сейчас дам команду барана приготовить. Давно, наверное, нашего плова не ели? Ваши любимые вахшские лимоны, хоть еще и рано, но найду.
— Рахмат. У меня московская водка специально для вас припасена. Однако не тратьте на меня много времени. У вас и без этого груда дел.
— Обижаете. Забыли наши законы? Встретить вас — первое мое дело. Вы были и всю жизнь будете самым почетным гостем. Я имею в виду не только себя, а всю Республику.
— Рахмат. Аз илтифотатон мамнунам[36]. До встречи.
— Хайр, то дидор[37].
На следующее утро без нескольких минут девять Родик вышел на улицу. Напротив подъезда стояла белая «Волга» с настолько затемненными стеклами, что понять, есть ли внутри люди, не представлялось возможным. Родик остановился в выжидательной позе. Его, вероятно, заметили. Передняя дверь автомобиля открылась, выпустив мужчину в камуфлированной военной форме, но без знаков различия. На плече у него небрежно болтался автомат Калашникова.
— Родион Иванович? — спросил он, приветливо улыбаясь и прикладывая правую руку к сердцу. — Ассалому алайкум.
— Салом. Вы от Абдулло Рахимовича? — ответив на приветствие, спросил Родик и, увидев утвердительный кивок, поинтересовался: — Как доехали?
— Рахмат, хуб, — протягивая руку, еще раз поздоровался мужчина и с сильным акцентом, делающим русские слова малопонятными, спросил: — У вас все хорошо? Какие-нибудь вещи с собой есть?
— Вещей у меня почти нет. Вот только эта маленькая сумочка. Думаю, что завтра вернусь.
— Я взял бы что-то теплое. Тирамох[38]. Ночью холодно, — окинув Родика дружелюбным взглядом, посоветовал мужчина, исковеркав слова так, что Родик, привыкший к таджикскому говору, с трудом понял его.
— Рахмат. В горы я не собираюсь. Однако… Подождите.
Когда он опять вышел на улицу, мужчина стоял у задней двери автомобиля, услужливо придерживая ее.
Родик уселся на заднее сиденье и из-за резкой перемены освещения скорее почувствовал, чем увидел, что рядом находится еще кто-то. Вскоре он разглядел попутчика. Это был мужчина в камуфляже и со спаленным до черноты солнцем лицом. Коленями он зажимал автомат, направленный стволом вверх. Спиной к нему сидел водитель в национальном халате.
— Здравствуйте, — поприветствовал Родик.
— Ассалому алайкум, — одновременно ответили водитель и мужчина.
Больше Родик от них ни одного слова не услышал. Сидящий возле него сопровождающий не только молчал, но и почти не шевелился, и лишь взгляд свидетельствовал о том, что он фиксирует происходящее. Водитель занимался своими прямыми обязанностями. Сначала Родику показалось это странным, но, поразмыслив, он предположил, что они просто не владеют русским языком.
Зато встретивший Родика мужчина, максимально возможно развернувшись в его сторону и положив автомат к себе на колени, проявлял характерную для таджиков общительность.
— Номи манн[39] Касым, — представился он и сообщил: — Сардор сказал, что вы из самой Москвы. Русские — наши ака[40]. Мы все надеемся на помощь Москвы.
— Я родился в Москве, — отозвался Родик. — В Душанбе у меня есть квартира. Я здесь часто бываю.
— Как у вас в Москве? Что происходит? Что про нас рассказывают? Как Ельцин? — забросал он Родика вопросами.
— Нормально, — коротко ответил Родик, не желая вступать в возможную полемику, полагая, что ничего нового не услышит.
— А у нас, око…[41] — и Касым начал о чем-то рассказывать.
Родик сперва попытался привыкнуть к его выговору, а потом, устав, перестал вслушиваться и ограничил свое участие в разговоре кивками и междометиями, которые можно было понять как угодно. Вероятно, Касыма это вполне устраивало, и он вел практически монолог, пока не доехали до первого блокпоста. Там машину остановили несколько таджиков в штатской одежде и с автоматами наперевес.
Касым прервал разговор и, перекинув автомат через плечо, вышел из машины. Родик, зная должностное положение Абдулло Рахимовича, считал, что блокпост — формальность. Однако от группы вооруженных людей, к которым подошел Касым, отделились два человека, одетых, поверх рубашек и брюк, в синие засаленные чапаны[42], из которых клочьями торчала вата. Они направились к машине. Родик увидел, как сидящий рядом с ним мужчина напрягся и переложил автомат на колени, а водитель задержал руку на рычаге переключения передач.
Возле машины мужчины разделились. Один остановился в нескольких метрах и, взяв автомат наперевес, направил ствол на салон, второй подошел вплотную к «Волге» и, недружелюбно окинув взглядом сидящих внутри, обратился к Родику:
— Выйдите, пожалуйста.
Родик, оглянувшись на сопровождающего и не увидев никакой реакции, открыл дверь и вышел, ожидая, что у него потребуют паспорт, как это происходило несколько раз в Душанбе.
Он потянулся, распрямляя затекшее от долгого сиденья тело, и наклонился к висящему в салоне пиджаку за паспортом. Мужчина что-то неразборчиво крикнул и, угрожающе поведя стволом автомата, спросил:
— Куда следуете?
— В областной центр, — недоуменно ответил Родик, оставив попытку достать паспорт.
— Зачем?
— По делам в облисполком.
— По каким делам?
— По разным.
— Руси? Москва?
— Я живу в Душанбе, но и в Москве тоже.
— Сбежал? Зачем вернулся?
Родик решил больше не отвечать, ощутив нечто, похожее на страх, и почему-то вспомнив, как на охоте ему в грудь уперся ствол карабина Ивана Петровича. Он отступил на шаг и, посмотрев в сторону блокпоста, увидел Касыма. Тот шел к ним в сопровождении мужчины в камуфляже, перетянутом портупеей с кобурой, из-под незастегнутого клапана которой торчала ручка пистолета. Родик не понял, что сказал этот мужчина по-таджикски, но допрашивающий, недобро сверкнув глазами, отошел в сторону, а его напарник перекинул автомат через плечо и, не оборачиваясь, направился к блокпосту.
— Ассалому алайкум. Извините, — сказал мужчина Родику. — Не обращайте внимания. Абдулло Рахимовича мы знаем и уважаем. У нас объединенный блокпост. Поймите правильно — военное положение. Счастливого пути!
— Рахмат. Никаких проблем, я все понимаю. Так и должно быть, — ответил Родик, хотя ничего не понимал.
Касым, взяв его под локоть, молча помог сесть в машину, потом занял свое место, и водитель без промедления резко нажал на газ.
Вскоре Касым опять развернулся к Родику и сказал:
— Око, следующий блокпост проедем не останавливаясь. Там уже наши.
— А это чьи? — недоуменно спросил Родик, впервые за время пребывания в Таджикистане поняв, что находился в опасности.
— Разные. Они привыкли всех останавливать и грабить. Арбуз, дыню везут — и то половину отнимут. В багажник залезут— запаску своруют, инструменты возьмут. А уж если что ценное… Люди их боятся. Я же, пока ехали, рассказывал…
