Алныкина позвали. Майор сидел за столом, просматривая бумаги и делая вид, что занят, чрезвычайно занят, а штатский поманил Володю.
— Меня зовут Игорь Александрович Янковский, я из госбезопасности. Слушайте, Алныкин, внимательно. Вы единственный подозреваемый, следственный эксперимент теряет смысл. То, что произошло тринадцатого марта, возмутительно вдвойне, потому что о надругательстве известно Москве, и от ее решения многое зависит. Но и от вас тоже. Насколько я догадываюсь, на улице Пикк вы были в то самое время, когда неизвестный нам офицер шел рядом с женщиной. И вы это видели. Чтоб спасти себя, вам предоставлены два варианта.
Либо вы походите эти два дня или более, — Янковский глянул на командировочное предписание Алныкина, — по Таллину и кораблям, встретите этого офицера и доложите нам, кто он, либо найдете школьницу, которая засвидетельствует ваше пребывание у Дома офицеров. Поняли?.. Штамп на предписании вам поставят внизу, у дежурного. Он же позвонит в гостиницу, чтоб вас там устроили. Все. Ступайте. Придете сюда восемнадцатого утром — или со школьницей, или с офицером, или без кого-либо из них, но в последнем случае вам отсюда не уйти.
Живот постанывал от голода, гнал к пище, горячей, проваренной и прожаренной, на тральщике его, конечно, накормят и дадут поспать, но едва Алныкин, выйдя из комендатуры, увидел идущих по мостовой офицеров, ноги сами понесли его подальше от Гидрогавани, не хотели они идти и в Дом офицеров, где можно поужинать в кафе. Нашлась за вокзалом столовая, отсюда он на такси добрался до гостиницы и получил ключ от номера. Впервые ночевал в одиночестве, за все последние годы — училищные и корабельные кубрики, четырехместные купе поездов, до отдельной же каюты еще служить и служить. Алныкин так и не включил свет, сидел у окна и тоскливо гадал — что же такое придумать, чтоб в полумиллионном городе отыскать человечка без имени, девчонку с портфелем.
Долго не мог заснуть, ворочался на чересчур просторной кровати, угнетала тишина. Сам себя разбудил в 06.00 и маялся до открытия буфета, потом ждал очереди в парикмахерской, пытаясь обрывки снов соединить в связный план того, что надумал за ночь: девчонка-то во сне — вспомнилась! Мордашка такая забавная, росточек — до погон на шинели, говорит почти без акцента, но что эстонка — это точно. Странно, однако: какого черта шляется по улицам ночного города ребенок с портфелем? Ключ от дома потеряла?
Под утренним солнцем улица Пикк уже не казалась зловещей. Здесь, кажется, была выброшена смятая пачка папирос, а за этим углом он едва не сшиб девчонку, извинился, прибавил шагу, но она догнала его, боялась, что ли, одна идти в темноте? О чем-то говорили, о папиросах, наверное. А вот и лавка, ставни на окнах, замок. Вспомнилось: папиросы ему продавать не хотели, закрываемся, мол, и тогда девчонка залопотала по-здешнему, пробила стену упрямства, две пачки «Беломора» оказались в кармане. Потом ребенок давал, говоря по-флотски, целеуказания, прокладывал словесно маршрут до порта, но, кажется, не знал, что кроме Купеческой гавани есть еще и другие.
Ага, на этом углу стояла баба с ведром цветов, букетик был куплен и девчонке преподнесен, причем назвал он ее «малышкой», что смешно, цветы детям не дарят. Что дальше? Коробка конфет, за нею вернулись к той же лавке, и не вздумавшей закрываться, коробку несла школьница, не расставалась она и с букетиком, так что ему пришлось самому укладывать коробку в портфельчик, вытащив из него предварительно учебники и тетради. Там, кстати, на самом дне валялось что-то похожее на губную помаду, совсем не к месту.
Лавочница уже открыла свое заведение и на все вопросы отвечала незнанием русского языка, но польза от разговора с нею была, и немалая, вспомнились цифры на ученической тетради школьницы — 7 и 11. 7-й класс, без сомнения, школы No 11. И учится девчонка во вторую смену, задержалась после занятий, вот и оказалась в десять вечера на улице, спешила домой, но — добрая детская душа! — помогла взрослому человеку.
В справочном бюро бойко отвечали по-русски, дали дополнительные сведения, и к концу первой смены Алныкин уже стоял у подъезда школы No 11, пропуская мимо себя мальчиков и девочек, юношей и девушек, идущих на уроки и с них.
Девчонки не было, и Алныкин забеспокоился: не заболела ли? Тогда придется этому, из госбезопасности, Янковскому Игорю Александровичу сообщать, где учится ненайденная свидетельница, а это опасно: девчонка попадет на допрос к майору Синцову или подобному ему психу и откажется вспоминать.
Она не пришла. Но Алныкин сделал важное открытие. По тому, как смотрели на него школьницы ростом чуть ниже его, он понял, что сильно преуменьшает их взрослость. Похоже, они вполне были склонны незамедлительно приступить к тому, что аспирантка называла брачными играми. Это по ее вине он занижает возраст девушек, все они кажутся ему после нее детьми. И вывод такой: не 7-й класс, а 11-й, и школа No 7, причем последний, выпускной класс — всегда в первую смену, так уж везде положено.
Утром он не успел побриться, в некоторой неловкости делал восьмерки перед школой No 7 (так было написано на двери), высматривая свою спасительницу.
Гомон школяров наполнял узкую улочку, ответвление от шоссе на Тарту, и шоссе дымило сизыми выхлопами грузовых автомобилей, когда светофор останавливал движение и дети перебегали через дорогу. Время шло, девчонка не показывалась, беспокойство начало переходить в тревогу: уж не случилось ли с нею что-нибудь, скверная это привычка — бегать ночью по городу. Или, как у него, ни отца, ни матери у девчонки?
Он увидел ее издали и узнал по куцему пальто и берету, а приблизилась — радостно застучало сердце: да, да, тот же портфель, те же ботики с застежкой. Опаздывала соня, не выспалась после вчерашних, наверное, вечерних прогулок, бежала, как на кроссе, Володя перехватил ее у ограды. Она воткнулась в него. Подняла голову. В глазах был ужас.
— Вы меня помните?.. Ну, цветы вам еще покупал… («Помню», — сказал дернувшийся беретик.) Мне с вами поговорить надо… («О чем?» — вопросил выпавший из рук портфель.) Когда у вас кончается последний урок?
Школьница обрела наконец дар бессвязной ученической речи и выпалила:
— Я сбегу с географии! — и ботики ее замелькали.
Алныкин тихо выругался. Можно зайти, конечно, в это мрачноватое заведение и поинтересоваться расписанием уроков, но вдруг одиннадцатых классов — два,
"а" и "б"? А он не знает ни имени, ни фамилии наконец-то найденной свидетельницы.
Второго, запасного, выхода школа не имела, существовала, однако, подозрительная дверь, она объединяла спортзал на первом этаже с размокшими теннисными кортами, и Алныкин выбрал правильную позицию, сел на скамейке так, что видел и подъезд, и столбики без сеток: школьница могла сбежать, чего-то напугавшись, упускать ее было нельзя. Цветочницу уже не найти, а наглая лавочница выдержит любой допрос, но не признается, кто в пятницу вечером покупал у нее коробку конфет.
Прозвенел звонок на перемену, трехэтажное здание зажужжало и заверещало, под дождь вылетели девчонки с косами, повизжали и скрылись, когда второй звонок возвестил о начале следующего урока. Алныкин терпеливо ждал. Вдруг окно в торце здания открылось, высунулся беретик, качнулся вправо, потом влево, осматриваясь… Алныкин подскочил к окну и поймал выпрыгнувшую девчонку с памятным для него портфельчиком. Побежали по улице, скрываясь от бдительных окон школы. Вовремя подоспел автобус, на первой же остановке они его покинули. Где-то рядом крикнул обрадованно визгливый паровозик.
Познакомились. Ее звали так: Леммикки, через два "м" и еще через два "к", запомнить нетрудно (Володя бесповоротно решил к исходу суток выкинуть из головы это дикое имечко). Семнадцать лет, есть папа, есть мама, живут на Вирмализе, есть подруга в русской школе, Настя Горошкина, или Аста, на улицу Пикк попала случайно, засиделась после школы у Горошкиной. Похвалилась именем: оно такое редкое! Погоревала о том, что не поет в хоре и плохо играет в баскетбол…
Алныкин терпеливо слушал школьницу, и детские россказни ее угнетали ненужностью, так и хотелось окриком оборвать лепет. Аспа и Аста — от такого созвучия коробило. Девчонка с диким именем то лупит на него глаза, то смотрит на ботики. Трепушка перебрасывает портфель из руки в руку.
— Я знала и верила, что вы мен найдете… — услышал вдруг Алныкин и обомлел, напугался. Неужели его опередила эта парочка, Синцов и Янковский? Им ведь надо спасать зятя начальника Политуправления, вчера еще они могли найти ее и обработать.
Нет, не нашли и не обработали — это он установил, порасспросив школьницу о вчерашнем дне. Затянул ей шарфик потуже, чтоб не простудилась, в комендатуре не чихала и не сопливилась. Вести ее туда рано, Синцов будет после двух дня, но освежить память свидетельницы необходимо.
— Пойдем, — сказал он и взял школьницу за руку. — Туда, где мы встретились.
