— Мы оба ужасно спешили и наскоро выпили по чашке кофе в ближайшем кафе. Он выглядел совершенно счастливым, Миранда. Сказал, что наконец-то, впервые в жизни ему удалось встать на правильный путь. Все складывалось так, как ему хотелось. И подруга у него была. Он находился в полном смысле на подъеме, понимаешь?
— Как он выглядел? — Мне нужна была картинка, образ взрослого Джеймса, за который я могла бы зацепиться.
— Естественно, стал старше, похудел, если сравнивать со школой, но эти его чудесные глаза, улыбка были все те же. — Она на миг запнулась. — В общем, выглядел, как Джеймс.
Я заплакала. В ее словах было все, что я желала и не желала услышать. Зоуи обняла меня. Мы втроем стояли на лужайке, в нескольких футах — и в сотне световых лет — от того счастья и благодушия, которые царили сейчас в стенах клуба.
Когда первый приступ моего горя утих, я попросила Диану продолжать.
— Мы обменялись телефонами и договорились не терять друг друга из виду. Пару раз созванивались, но я больше не бывала в Филадельфии, а уж он в Каламазу и подавно не заезжал… И вот три года назад, очень поздно вечером, раздался этот звонок. Женщина два раза перезванивала. Она была так расстроена, что мне пришлось убеждать ее, что я та самая, кто ей нужен. Она сказала, что знает — мы с Джеймсом были друзьями, а потому ставит меня в известность: он погиб в автокатастрофе. Он поехал по делам в Нью-Йорк, и его подруга позвонила ему туда из Филадельфии. Сказала, что хочет с ним порвать, потому что встретила другого человека. По-видимому, разговор был короткий — она, мол, с ним кончает, и больше говорить не о чем… Повесив трубку, он тут же вскочил в машину и помчался к ней. Был гололед, дороги в ужасном состоянии. Он добрался до Филадельфии, но так гнал, что, когда пытался свернуть с магистрали, машину занесло, он потерял управление. Она сказала, смерть была мгновенной.
— Мгновенной?
— Так она сказала.
— Кто она такая?
— Не знаю. Я спрашивала, но она себя не назвала. Наверное, та самая подруга. Он о тебе спрашивал, Миранда. Когда мы сидели в кафе, он спросил, знаю ли я что-нибудь о тебе.
У меня сжалось сердце.
— Правда?
— Да. Он огорчился, когда я сказала, что ничего не знаю.
В наступившей тишине звуки музыки из клуба заполнили воздух.
— И больше ничего?
— Ничего. Я у нее спрашивала, но она не назвалась. Сказала то, что сказала, и сразу же повесила трубку.
Зоуи вздохнула и опустила глаза. Этот вздох словно подвел черту под нашим разговором.
— Спасибо тебе, Диана. Теперь все ясно.
Мы с ней обнялись. Она отступила назад, все еще сжимая ладонями мои локти, и задержала взгляд на моем лице. Потом повернулась и пошла к двери.
— Диана! — Да?
— Он правда был счастлив?
Она лишь кивнула в ответ. И это было лучше всяких слов. Благодаря этому я могла выбирать определения для его счастья из своего собственного словаря.
— Спасибо.
Порывшись в сумочке, она выудила визитку и протянула мне.
— Позвони, если захочешь поговорить или если попадешь в Каламазу, штат Мичиган.
Мы с Зоуи остались посреди лужайки. Через несколько минут я сказала:
— Не хочу туда возвращаться. Возьму такси. Ты доверишь мне ключ от дома?
— Давай куда-нибудь поедем и напьемся.
Вместо этого мы снова стали ездить по городу. По тем же самым местам, где побывали днем, а теперь казалось — миллион лет назад. Я включила радио и, словно угадав наше настроение, все станции транслировали песни, которые мы любили в юности. Так и должно было быть, ведь этим вечером наша юность закончилась, и, прощаясь с ней навсегда, нужно было погрузиться в нее в последний раз.
Я не следила за дорогой и поняла, где мы, только когда Зоуи сбросила скорость и повернула к парковке у мороженицы Карвела.
— Хорошая идея!
— Не напились, так потолстеем.
Мы заказали, как в стародавние времена, ванильные трубочки, облитые растопленным шоколадом, и вернулись к машине. В своих вечерних туалетах уселись мы на капот и принялись за мороженое.
— По-прежнему необыкновенно вкусны.
— Я их сто лет не ела. Мы с детьми прежде часто здесь бывали, пока они были маленькие, но теперь оба скорей умрут, чем покажутся со мной на людях.
Мы следили глазами за посетителями, сновавшими туда-сюда. В клубе наши одноклассники сейчас танцевали и заново переживали свои счастливые годы. Там же остался и Кевин, и Джеймс тоже.
— Что же мы теперь будем делать, Зоуи?
— Надеяться, дорогая. Я это всегда говорила.
— Хреноватенько как-то сегодня с надеждой.
— Послушай, я тебе не рассказывала, как однажды нашла у Энди пистолет?
Я опешила.
— Ты шутишь! У твоего бывшего муженька, у этого слизняка?
— Угу. Еще и года не прошло после свадьбы. Я складывала чистое белье в ящик шкафа. И нашла пистолет. Он лежал поверх его трусов.
— Ему-то он зачем мог понадобиться?
— Самое интересное, что, когда я наткнулась на эту штуковину, единственной моей мыслью было не то, что у него, оказывается, есть пистолет, а совсем другое: мир — удивительное место. Ты же знаешь, каково это, когда влюблена и все только начинается. Кажется, все о нем тебе известно, до мелочей. И вот в один прекрасный день открываешь ящик шкафа, а там… старое любовное письмо, дневник, пистолет. Что-то такое, что ну никак не вяжется с человеком, которого ты вроде бы знаешь как себя… Это было необыкновенное чувство, Миранда. Я поняла, что жизнь, как бы она ни сложилась, никогда не перестанет нас удивлять.
— Потому что ты наткнулась на пистолет?
— Нет! Потому что это тоже было частью Энди. Я на самом деле совсем его не знала, и это меня взволновало. Я подумала: сколько еще всего нового мне предстоит открыть. Мы в конце концов развелись, но тогда жизнь со всеми предстоящими открытиями еще была впереди. И меня это волновало. И продолжает волновать. Ты тоже должна это почувствовать. Должна позволить этому чувству завладеть тобой.
— Ты воровка, Миранда! Я закатила глаза.
— Да, Жако.
Наморщив нос, он засопел, как будто в комнате воняло, и продолжал, словно и не слышал моего ответа:
— Ты едва ли не самый бессовестный человек из всех, с кем я имел дело.
Я постучала ногтем указательного пальца по переднему зубу.
— Жако, я уже не раз все это от тебя слышала. Заладил одно и то же: я мошенница, сука:.. Все одна и та же песня. Скажи, разве не я нахожу книги, которые тебе нужны? Тебе захотелось иметь первое издание «Галереи» с автографом — я его для тебя достала. Захотелось письмо Элиота, я тебе его нашла…
— Да, но ты меня обдираешь как липку — у меня совсем денег не осталось.
— Тебе, чтобы потратить все твои денежки, нужно прожить еще лет четыреста. И потом, не хочешь — не покупай! Не купишь ты — купит Дагмар.
Это был удар ниже пояса, но он меня так разозлил, что я не смогла сдержаться.
Как всегда, при звуках этого ненавистного имени он резко выпрямил спину и прищурил свои жадные глазки.
Дагмар Брис. Немезида Жако Бриса. Мне достаточно было помахать у него перед носом, как красной тряпкой, этим именем, и гадкий старик начинал сопеть, как бычок Фердинанд.
У Дагмар и Жако Брисов было две страсти — кашемир и писатели двадцатого века. Это не вызывало никаких осложнений, пока они жили в браке и сорок лет совместно руководили компанией по изготовлению свитеров. Бизнес приносил неплохие деньги, у них было двое детей, которые выросли и покинули родительское гнездо, они с упоением занимались коллекционированием. Но вот в возрасте шестидесяти лет Дагмар влюбилась в другого и быстренько съехала от мужа. Счастливое избавление!
Гораздо больнее, чем уход жены, Жако задели ее слова, что собранную общими усилиями за долгие годы коллекцию редких книг и рукописей он может оставить себе. А она начнет собирать другую, в чем ей поможет ее богатый любовник.
Вот как я с ними познакомилась. За несколько лет до этого, когда они еще состояли в браке, Дагмар зашла в мой магазин и купила рукопись Эдварда Дальберга, значившуюся у меня в каталоге. И после этого я не раз находила для них то, что они искали, и пока они были супружеской парой, и когда разошлись. Дагмар мне нравилась, а Жако — нет. Абсолютно.
Стоя там и наблюдая, как он кипятится, я пыталась себе представить, как бы он воспринял сообщение о том, что сегодня вечером я обедаю у Дагмар.
— Что еще новенького?
— Несколько писем Рильке…
— Да они у всех есть. Он их слишком много написал.
— Жако, ты ведь спросил, что у меня нового. Я тебе говорю — есть письма… Хотя погоди! У меня есть кое-что еще — тебя это заинтересует!
Магазинчик у меня маленький — до шкафа всего три шага. Мне никогда не нравились помпезные интерьеры большинства магазинов редкой книги — все эти стеллажи и полки темного дуба, кожаные кресла. Поэтому свой я обставила светлой «хейвуд-уэйкфиддовской» мебелью пятидесятых годов, а пол покрыла китайским ковром с очень теплым красно-белым орнаментом. Это сочетание делало торговое пространство светлым, уютным, немного странноватым и, я надеялась, придавало ему дружелюбный и гостеприимный вид. Сама я очень любила книги и все, что с ними связано. Мне хотелось, чтобы покупатели понимали это, едва переступив порог моего магазина.
