Мы бы выращивали цыплят, развели бы овощи. И наслаждались бы себе потихоньку растущей изо дня в день мудростью. Что нам до того, что ее некуда применять?
Солнце садится. Из подземки тонкими, нервными струйками, неустойчивыми, как дым, потянулись, попискивая на лету, стаи летучих мышей. Как всегда, я вздрагиваю. Для меня их едва уловимый писк — это не абстрактный шум. Я слышу в нем болезненный стон тишины.
Я пишу при неровном свете тлеющей тряпки. Тряпка плавает в чаше с животным жиром.
У меня есть тысяча подсвечников и нет ни одной свечи.
Мелодия и Изадор забавляются, играя в трик-трак.
Тайком они готовятся к вечеринке, которую хотят устроить в честь моего сто первого дня рождения. До дня рождения остался ровно месяц.
Иногда я подслушиваю.
Не так-то просто избавиться от старых привычек. По такому случаю Вера Бурундук-5 Дзаппа решила сделать новые костюмы для себя и рабов. В ее закромах в Заливе черепах пылятся горы материй. Рабы оденутся в розовые панталоны, золотые тапочки, зеленые шелковые тюрбаны с плюмажем из страусиных перьев. Все это я узнал со слов Мелодии. Она еще говорила, будто Веру внесут на бал в роскошном кресле в окружении рабов с подносами, полными пищи и питья. Освещать путь рабы будут факелами. Они так же будут отпугивать бездомных собак, лязгая ржавыми колокольчиками.
Так-то вот.
Я постараюсь не напиться на вечеринке по поводу собственного дня рождения. Иначе у меня развяжется язык, и я разболтаю тайну о том, что жизнь, которая ждет нас после смерти, бесконечно утомительнее этой.
Так-то вот.
Понятное дело, нам с Элизой не позволили вновь укрыться под личиной идиотства. За малейшую попытку притворства нас принимались нещадно бранить. Да, вот и слуги, и родители с радостью ухватились за одно явное преимущество, которое давало наше превращение: на нас можно было орать без всякого зазрения совести.
Ну и досталось же нам!
Да, вот и доктора Мотта уволили. Понаехали разные там специалисты.
Поначалу это нас даже забавляло. Первыми прибыли специалисты по сердечным, легочным и почечным заболеваниям. Они исследовали всевозможные органы и жидкости нашего организма.
Специалисты были приветливы. До некоторой степени они все состояли на службе у нашей семьи. Они вели исследовательскую работу, которая полностью финансировалась из Благотворительного Фонда Свеинов в Нью-Йорке.
Вот почему так быстро удалось собрать их вместе и доставить в Гален. Семья помогала им. Пришло время им оказать помощь семье.
С точки зрения здоровья, мы были шедевральны.
Специалисты добродушно подтрунивали над нами.
Помню, один из них сказал, обращаясь ко мне, что, наверное, заманчиво быть таким высоким. «Как погода там, наверху?» — спрашивал он.
Шутки действовали успокоительно. Они привели нас к ложному заключению, что уродство не имеет никакого значения. По сей день помню слова специалиста ухо-горло-нос. Он высвечивал фонариком огромные носовые пазухи Элизы. «Мой бог, сестра, — сказал он, — бегите, свяжитесь с Национальным географическим обществом. Найден новый вход в пещеру мамонтов!». Элиза рассмеялась. Рассмеялась сестра. Рассмеялся и я. Мы все дружно смеялись.
Родители в это время предусмотрительно находились в противоположном крыле замка. Они сохраняли дистанцию, им было не до шуток.
Но уже в самом начале затеянной игры мы испытали неприятные приступы беспокойства. Происходило это, когда нас разъединяли. Некоторые исследования требовали, чтобы мы находились в разных комнатах. Чем дальше уводили от меня Элизу, тем острее я чувствовал, как моя голова превращается в чурбан, а я сам становлюсь тупым. Когда мы воссоединялись, Элиза говорила, что испытывала похожее чувство. «Будто мой череп доверху заполнили кленовым сиропом», — сказала она.
Мы продолжали веселиться и еще придумывали шуточки о глупышах, в которых сами превращались, когда нас разъединяли. Мы притворялись, что эти существа не имеют к нам ни малейшего отношения. Мы придумали для них имена. Мы прозвали их «Бетти и Бобби Брауны».
Вот и пришло время огласить Элизино завещание. Когда Элиза погибла при обвале на Марсе, мы вскрыли ее завещание и узнали волю покойной. Элиза просила, чтобы тело ее предали земле там, где она встретит свою смерть. Еще она просила, чтобы на могиле установили простой камень с надписью: «Здесь лежит Бетти Браун».
Да, наконец пришел черед последнего специалиста. Была это женщина — психоаналитик, доктор Корделия Свеин Кординер. Она и вынесла приговор о нашем пожизненном разлучении. Иными словами, это она приказала превратить нас безвозвратно в Бетти и Бобби Браунов.
Как-то русский писатель Федор Михайлович Достоевский сказал: «Одно сокровенное воспоминание детства порой заменяет целые университеты».
Со своей стороны я могу предложить еще один ускоренный способ обучения детей. Более того, у моего способа есть важный побочный эффект. Дайте ребенку лично столкнуться с человеком, которого ценят и всячески превозносят взрослые. И пусть ребенок обнаружит, что в действительности этот человек не что иное, как злобствующий маньяк.
Так случилось, когда мы с Элизой повстречались с доктором Корделией Свеин Кординер. Она считалась крупнейшим в мире специалистом по психотестированию. О ней не слышали разве что в Китае. Да и вообще, кто знает, что творится в Китае?
Абсолютно случайно у меня под руками оказалась Encyclopedia Britainica. Теперь вам понятно, почему я так запросто называю Достоевского по имени-отчеству?
Перед взрослыми доктор Корделия Свеин Кординер держалась с неизменным достоинством и снисходительностью. Каждый день она появлялась в новом изысканном наряде. На ней всегда были туфли на высоких каблуках, вечернее платье, драгоценности.
Мы слышали, как она говорила родителям: «Стоит женщине добиться трех научных степеней и стать во главе Научного центра с ассигнованием в три миллиона ежегодно, как все забывают, что она женщина».
Но как только она оказывалась наедине со мной и Элизой, ее начинала душить паранойя.
«Не вздумайте выкидывать свои слюнявые миллионерские штучки. Со мной этот номер не пройдет», — говорила она.
А разве мы делали что-то плохое?
Власть и деньги нашей семьи доводили ее до полной потери пульса. Мне кажется, она из-за этого даже не замечала нашего уродства.
Для нее мы были еще одной парочкой испорченных богатством детенышей.
«Мне не повезло в жизни, как вам. Я не родилась в рубашке, — вдалбливала она в наши головы. — Мы частенько не знали, доведется ли нам завтра набить животы. Но вы-то об этом не имеете понятия».
«Да», — соглашалась Элиза.
«Еще бы», — говорила доктор Кординер.
И тому подобное в том же роде.
Ее терзала паранойя. А особенное раздражение вызывал тот факт, что наши фамилии совпадали. «Я вам не добрая тетушка Корделия, — повторяла она. — Не утруждайте свои аристократические умишки. Когда мой дед эмигрировал из Польши, он поменял фамилию Станкович на Свеин», — ее глаза загорались лихорадочным блеском.
Наконец кто-то из нас не выдержал и спросил, из-за чего она бесится.
Она тут же затихла. «Я не бешусь, — сказала она. — Для человека моей профессии просто недопустимо беситься, какая бы ни была тому причина. Однако, разрешите заметить, что заставить человека моего ранга проделать дальний путь в пустыню ради того, чтобы лично провести тесты с двумя детьми, это то же, что попросить Моцарта настроить пианино. Или сказать Эйнштейну, чтобы он подвел баланс в чековой книжке. Я доступно выражаюсь, госпожа Элиза и господин Уилбер, или как там вас еще величать?»
«Почему же вы приехали?» — спросил я.
Она не выдержала и взорвалась. Свой ответ она постаралась как можно больше отравить ядом: «Потому что деньги не пахнут, мой юный повелитель Фонлерой».
Еще в большее замешательство привел нас тот факт, что она решила провести тесты с каждым в отдельности. Наша наивность не имела предела. Мы пытались убедить Корделию, что вдвоем мы гораздо умнее, что наши ответы будут правильнее, если нам разрешить соприкасаться головами.
А ее распирало от сарказма и ненависти.
«Спешу и падаю, господин и госпожа, — сказала она. — Я могу еще раздобыть для вас энциклопедию. Нет, лучше приглашу весь Гарвардский университет. Вот уж, могу представить, какие будут у вас блестящие ответы! Целью моего приезда было провести тесты. Но я возьму-таки на себя лишний труд и преподам вам основной жизненный урок. Вы еще когда-нибудь скажете мне спасибо».
И она преподала нам урок: «Каждый сам за себя, — поучала она. — Повторяйте за мной и запоминайте». Я послушно повторял. Разбудите меня среди ночи и я отчеканю: «Каждый сам за себя».
