Вообще эта драка во многих отношениях стала поворотным пунктом в моей жизни. Ханс Пекарь втолкнул меня в лавку, отряхнул свой белый халат и поставил передо мной на мраморный прилавок бутылку лимонада.
"Пей!" — приказал он.
Я повиновался и сразу заметил, что не чувствую никаких последствий избиения.
"Вкусно?" — спросил Ханс Пекарь, хотя я ещё не успел допить этот сладкий напиток.
"Большое спасибо", — только и сказал я.
"Но если этот лимонад хорош, — продолжал он почти гневно, — обещаю, что однажды я угощу тебя лимонадом, который в тысячу раз лучше".
Я, конечно, решил, что он шутит, но всё-таки навсегда запомнил его обещание. Голос пекаря звучал как-то странно. Наверное, случившееся на улице было для него необычно. Лицо у него всё ещё горело. К тому же шуток он не любил…
Альберт Клагес кашлянул. Я подумал, что ему в горло попал дым, но он просто немного разволновался. Его карие глаза пристально смотрели на меня, и взгляд их был тяжёлым:
— Устал, мой мальчик? Может, продолжим в другой раз?
Я глотнул вина и отрицательно помотал головой,
— В то время мне ещё не было двенадцати, — задумчиво продолжал он: — Всё шло, как прежде, если не считать того, что отныне никто в селении не осмеливался поднять на меня руку. Я по-прежнему жил у пекаря. Иногда мы беседовали, но иногда он давал мне кусок сдобы и отправлял снова на улицу. Как и все, я убедился в том, что он молчалив, но порой он рассказывал мне забавные истории из морской жизни. Таким образом я многое узнал о чужих странах.
Как правило, я сам приходил к нему в пекарню. В других местах я никогда его не видел. Но однажды, холодным зимним днём, когда я сидел и швырял камешки в Вальдемарское озеро, он неожиданно оказался рядом со мной.
"Ты растёшь, Альберт", — заметил он.
"В феврале мне стукнет тринадцать", — ответил я.
"Да-да. Именно так. Скажи, тебе никогда не приходило в голову, что ты уже взрослый и способен хранить доверенную тебе тайну?"
"Я до самой смерти буду хранить все тайны, какие ты мне доверишь", — обещал я.
"Так я и думал. И это очень важно, мой мальчик, потому что я не уверен, что проживу ещё долго".
"Конечно проживёшь, — быстро сказал я. — Ты доживёшь до глубокой старости".
И в то же время почувствовал, что меня словно сковало льдом. Уже второй раз за свою недолгую жизнь я получал известие о скорой смерти.
Он как будто не заметил моих слов и продолжал:
"Ты знаешь, где я живу, Альберт. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты пришёл ко мне домой".
СЕМЁРКА ПИК
…таинственная планета…
У меня устали глаза, оттого что я так долго читал свою книжку-коврижку. Буковки были такие крохотные, что порой я с удивлением задавался вопросом: уж не прибавляю ли я чего-нибудь от себя к её содержанию?
Некоторое время я разглядывал высокие горные вершины и думал об Альберте, который потерял свою маму и отец которого был пьяницей. Вскоре папашка сказал:
— Мы приближаемся к знаменитому Сен-Готардскому туннелю. По-моему, он проложен насквозь через тот горный массив, который нам виден отсюда.
Он сказал, что это самый длинный в мире туннель. Его длина больше шестнадцати километров, и он был открыт несколько лет тому назад. А до этого — больше ста лет назад — это был железнодорожный туннель, а ещё раньше монахи и грабители пользовались Сен-Готардским перевалом, чтобы попасть из Германии в Италию или обратно.
— Таким образом, здесь и до нас с тобой побывали люди. — заключил папашка. А ещё через минуту мы уже катили по этому самому длинному туннелю в мире.
Путь через него занял у нас примерно четверть часа. Когда мы выехали из него, первый город, который нам попался, назывался Айрало.
— Олариа, — сказал я. У меня была такая автомобильная игра, я придумал её, когда мы ехали через Данию. Все названия и все дорожные указатели я читал справа налево, чтобы проверить, не скрывается ли в них какой-нибудь тайный смысл или что-нибудь в этом роде. С некоторыми словами мне везло. "Рим", например, прочитанный справа налево, означал "мир", и, по-моему, это ему очень подходило.
"Олариа" тоже было неплохо. Оно походило на название какой-нибудь сказочной страны. Стоило мне чуть-чуть зажмуриться, и мне казалось, что я еду как раз по этой стране.
Мы продолжали спускаться в долину с маленькими крестьянскими усадьбами и каменными изгородями. Вскоре мы переехали реку, которая называлась Тичино. Когда папашка увидел её, у него в глазах вдруг словно заплескалось море. Этого не было с тех пор, как мы с ним прогулялись по набережным Гамбурга.
Он неожиданно затормозил и съехал на обочину. Там он выбежал из машины, остановился и показал вниз, на блестящую воду, которая текла между высокими горными стенами.
Когда я выбрался из автомобиля, он уже успел закурить сигарету.
— Наконец мы достигли моря, сынок, — сказал он. — Я уже чувствую запах тины и водорослей.
Папашка любит такие неожиданные высказывания. Но на этот раз я испугался, как бы он не спятил. Особенно напугало меня то, что он больше ничего не сказал. Как будто ему только и требовалось сказать, что мы наконец добрались до моря.
Я прекрасно знал, что мы всё ещё находимся в Швейцарии и что у этой страны нет выхода к морю, но даже если бы я плохо знал географию, высокие горы были веским доказательством того, что мы находимся далеко от моря.
— Ты проголодался? — спросил я.
— Нисколько, — ответил он и снова показал на текущую внизу реку. — Боюсь, я мало рассказывал тебе о судоходстве в Средней Европе, и я намерен сейчас же исправить упущенное.
Должно быть, вид у меня был такой, будто я упал с неба, потому что он сказал:
— Не бойся. Ханс Томас. Пиратов здесь нет.
Он показал на горы и продолжал:
— Мы только что миновали Сен-Готардский массив. Здесь берут начало самые большие реки Европы. Здесь Рейн собирает воедино свои первые капли, здесь берёт начало Рона, ну и, конечно, Тичино, которая чуть ниже сливается с большой рекой По и впадает в Адриатическое море.
До меня стало доходить, почему он вдруг заговорил о море, но, словно стремясь смутить меня ещё больше, он сказал:
— Так вот, что здесь берёт своё начало Рона. — Он показал на горы. — Эта река течёт через Женеву, потом через Францию и наконец впадает в Средиземное море немного западнее Марселя. Наконец, Рейн — он течёт через Германию и Голландию и в конце концов впадает в Северное море. Но есть много и других рек, и все они берут своё начало здесь, в Альпах.
— И на всех этих реках есть судоходство? — спросил я, мне хотелось его опередить.
— Именно так, сынок. Но, видишь ли, суда плавают не только по рекам, но и между ними.
Папашка закурил новую сигарету, и мне опять показалось, что он слегка тронулся. Я боялся, как бы крепкие напитки в конце концов не иссушили его мозг.
— Если, к примеру, ты плывёшь по Рейну, ты одновременно плывёшь и по Роне, Сене и Луаре. И по многим другим важным рекам, если на то пошло. Таким образом ты можешь попасть во все большие морские порты на Северном море, на Атлантическом побережье и на Средиземном море.
— Но разве эти реки не отделены друг от друга высокими горами? — спросил я.
— Отделены, — сказал он. — Но горы не мешают судам попадать из одной реки в другую.
— Что за чушь? — удивился я, меня всегда раздражало, когда он начинал говорить загадками.
— Каналы, — сказал он. — Ты, например, знаешь, что из Балтийского моря можно попасть в Чёрное, даже не приближаясь к Атлантическому океану и Средиземному морю?
Я удивлённо покачал головой.
— Таким же образом можно попасть и в Каспийское море, то есть оказаться глубоко в Азии, — взволнованно прошептал он.
— Это правда? — удивлённо спросил я.
— Конечно! Это так же верно, как то, что существует Сен-Готардский туннель. Хотя это и трудно себе представить.
Я посмотрел вниз, на реку, и теперь мне тоже показалось, что от неё пахнет тиной и водорослями.
— Чему только вас учат в школе, Ханс Томас? — спросил папашка.
— Нас учат тихо вести себя на уроках, — ответил я. — Это очень трудно, и у нас уходит много лет на то, чтобы этому научиться.
— О’кей… Как думаешь, вы бы сидели тихо, если бы учитель стал рассказывать вам о судоходстве на реках Европы?
— Возможно. Я даже в этом уверен.
На этом перекур окончился. Мы поехали дальше вдоль Тичино. Сначала мы проехали Беллинцону, большой город с тремя огромными средневековыми замками. Прочитав мне небольшую лекцию о средневековых крестоносцах, папашка сказал:
