Никто из жителей Веденска не станет купаться в теплой, словно суп, луже городского залива. Они отправляются на песчаную косу, отделяющую город от открытого моря. Туда собралась и я. На середине косы было почти что малолюдно. Я расстелила полотенце в тени диких оливковых деревьев. Надо думать, что делать дальше. А что там думать?
Давно перевалило за полдень. Отчего шум моря заставляет дрожать какую– то внутреннюю струну, которой на самом деле вовсе и не существует, да и шум моря – это всего лишь движение воды? Но море плескалось, лопотало что-то свое, в стороне гулко шлепал волейбольный мяч, слышались голоса и смех…
Незаметно я уснула. Звонкий детский смех вывел меня из забытья. Я лежала на животе, подставив спину жарким солнечным лучам и ощущая под пальцами босых ног мягкий нагретый песок. Приподнявшись на локте, я заслонила глаза от солнца. У воды играла девочка лет семи или восьми. Несколько мгновений я как зачарованная смотрела на нее, не в силах отвести взгляда, потом закрыла глаза. Перед мысленным взором предстала другая девочка, ровесница этой. Как давно это было!
Ветер утих, море бесшумно облизывало песок. Тени зонтов и отдыхающих вытянулись. В воде плескались последние купальщики. Я лежала и снова и снова прокручивала в голове события прошедших дней. «Один в поле не воин» – говорится в пословице. Хотя я и не одна, но в своей беде все же одинока.
Солнце уже садилось, когда я возвращалась домой, так ничего и не придумав. В голове было пусто, как в котле.
Были уже сумерки, когда я стояла у дверей «Копченого дома». Это стало традицией – почти каждый вечер, если я не была в компании Влада, то приходила к Григу, забиралась с ногами на пухлый диван и читала книгу. А Григ возился со своими механизмами, платами, что-то паял, подвинчивал. Порой он заводил патефон – и мы слушали старые пластинки, с которых звучали голоса Шаляпина, Собинова, Карузо, Неждановой, Максаковой. Или виниловые – и мы упивались ариями в исполнении Лисициана, Образцовой и, конечно, Каллас. Иногда мы яростно спорили. Я старательно избегала двух тем – моей работы и Влада.
Той ночью луна, словно бдительный страж, оберегала нас от прочего мира. Серебристый туман завораживал, источал почти осязаемую прохладу, которая все равно не могла погасить жар объятий и поцелуев Грига.
– Моя, только моя, – шептал, словно в исступлении, Григ. – Ни одну женщину я не желал так сильно. Не уходи, умоляю, останься со мной. – Его голос упал до шепота.
Воздух вокруг нас вдруг словно раскалился, дышать стало нечем. Я была готова, но все никак не могла привыкнуть к такой пылкой, почти юношеской страсти Грига.
И почему-то в этот момент я вспомнила о Владе. Может, оттого, что он был абсолютной противоположностью Грига? Григ – пылающая магма, Влад – прохладный ручей. К чему эти сравнения? Ведь я пообещала Григу остаться с ним, а Влад должен уйти из моих мыслей, иначе получится обман, предательство. А что такое предательство, я знаю по себе. Как пел Городницкий? – Предательство «души незаживающий ожог…» Не хочу никого обманывать.
Потом мы уснули. Но вскоре я проснулась. Я словно явственно услышала слова: «Два-один».
– Ты что? – сон Грига был чуток, Григ наклонился ко мне.
– Странный звук, – почему-то шепотом ответила я.
Он прислушался:
– Так ведь это часы внизу в каминной комнате! – воскликнул он. – Они же лет пять как не идут!
– Сколько они пробили? – спросила я.
Григ взглянул на часы в мобильнике:
– Сейчас два часа десять минут. Опаздывают часы-то. Это ты пробудила их к жизни, как и меня.
Я вздохнула и крепко прижалась к Григу. Не сама ли судьба подает мне знак и напоминает о моем незакрытом счете?
Я старательно занималась с оперной труппой и выучила наизусть весь текст либретто «Волшебной флейты». Через четыре недели занятий мои подопечные делали явные успехи, и я чувствовала, что действительно хорошо справляюсь с работой. Мне было интересно сидеть на репетициях и видеть результаты наших усилий – немецкая речь зазвучала в ариях так, как ей и положено: торжественно и романтично. Я привыкла к особенностям моих «учеников» и нашла ключик к каждому. Они все искренне любили свою работу, и мы с наслаждением слушали Моцарта в исполнении великих голосов – Кристофа Штреля, Доротеи Рёшман, Эрики Миклоши. Дважды в неделю мы смотрели записи с немецкими исполнителями «Волшебной флейты» и старательно повторяли артикуляцию, утрируя движения губ.
При встречах в театре Григ недовольно молчал. Он никогда не соглашался оставаться на спектакли, хотя Аеня забронировал для меня хорошие места в ложе. Зато ко мне часто присоединялся Влад. «Хочу напитаться искусством», – шутил он и подмигивал мне. Глядя на то, как виртуозно справляются мои подопечные с итальянскими ариями в «Травиате», я была уже почти спокойна. Мы непременно поразим всех отличным немецким языком. Актеры – профессионалы, они прекрасно учатся, и, значит, к премьере все будет отлично.
В тот вечер у меня было замечательное настроение. Мы с Владом возвращались из театра. Влад, как обычно, предложил проводить меня домой. Он сразу взял меня за руку, и это было так естественно, будто мы только так и ходили всю жизнь. У моего спутника была потрясающая походка – сильная, свободная, будто идет уверенный в себе дикий зверь. Под легкими брюками прорисовывались мускулы ног, плечи широко развернуты, легкие волосы слегка шевелил вечерний ветерок. Оранжевая луна, похожая на апельсин, висела в темно– бархатном небе. Почему-то именно в этот вечер, который благоухал запахами роз, петуний, душистого табака, вдруг ужасно захотелось в дождливую шумную Москву. Влад уловил перемену в моем настроении и заговорил о каких– то пустяках. Наконец он остановился.
– Ты о чем-то хочешь спросить?
– Зачем ты написал письмо Вартаняну? – глядя ему прямо в глаза, потребовала я ответа.
– Я в каком-то роде тоже пострадавший из-за «Сити-вью», – беспечно рассмеялся Влад.
– И ты решил через меня свести счеты? – ахнула я.
– Не совсем так. Я всегда за справедливость. И еще я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Счастлива? – хрипло рассмеялась я. – А что ты имеешь в виду?
– А что для тебя счастье? – Влад заглянул мне в глаза.
– Многое, – подумав, ответила я. – Здоровье и покой близких, мой личный успех, друзья, любовь…
– Все это будет у тебя, поверь мне. – Влад был так убедителен, что я ему поверила.
– Но как? – попыталась узнать я. – Как это возможно?
– Просто поверь, – твердил Влад, улыбаясь. – Ты мне веришь, нет?
Я покорно кивала – да, да, да. Только как возможно реализовать такое на самом деле? И возможно ли? Ведь я уже дала обещание Григу, что останусь в Веденске. Может, это и есть мое счастье?
У Влада я так ничего и не узнала. Кроме… Кроме того, что его губы пахнут ванилью и мятой – он поцеловал меня на прощанье у подъезда тетиного дома. И это было так же естественно, как будто мы давно уже пара и любим друг друга… Я поднималась по лестнице со вкусом его губ на своих губах и вдруг представила, как у окна огромного особняка стоит Григ и наблюдает за нами: ведь «Копченый дом» расположен так недалеко от нашего подъезда… И я почувствовала, как волна стыда обожгла мои щеки…
Мои мысли смешались, мои чувства сплелись. Я испытывала горячую привязанность к Григу, с ним мне было так хорошо, словно я была сама с собой. Но меня увлекал и манил к себе и Влад. Сильный, решительный и нежный. С ним я ощущала себя героиней приключенческого романа. Григ был моим рыцарем, а Влад – кавалером эпохи Людовика XIV. Я любила этих двух мужчин, но разве такое возможно?
Днем в театре я шлифовала мелочи в произношении самых заковыристых словечек, а потом в порту переводила сухие технические термины. Вечера проводила то с Григом, то с Владом. Полтора месяца до премьеры пролетели мгновенно. В город прибыл господин Абендрот, известный немецкий дирижер и музыкант. Он провел несколько репетиций, прослушал певцов и остался доволен результатом. И я гордилась сделанной работой. Господин Абендрот был милым, уже очень пожилым человеком. Я показала ему город, вернее, самые красивые места; руководство порта устроило замечательную утреннюю рыбалку, а мэр города пригласил его на приватный ужин.
Все шло отлично, просто замечательно, но внутри меня точил червячок: работа над оперой закончена, работа в порту тоже будет скоро закончена. С чем я останусь? И время от времени я мысленно возвращалась к этому вопросу.
После репетиций или спектаклей Влад провожал меня до дома. Стоит ли удивляться тому, что однажды Влад повторил свою попытку и поцеловал меня снова? Нечему здесь удивляться…
Казалось, что ночь издает тонкий звон, словно тысячи маленьких блестящих колокольчиков покачиваются под порывами ветра. Холодная луна безразлично следила за происходящим в окно. Рассвет я встретила у Влада в квартире. В комнату заглянул утренний морской ветер, раздул занавески и умыл нас запахом соленой воды. А потом было утро, и мы брызгались водой в душе, хохотали и ловили ускользающее мыло… Потом Влад побежал в булочную, из которой доносились аппетитные запахи, они проникали даже на третий этаж, и через некоторое время появился на пороге, нагруженный бумажными пакетами. Чего там только не было! Кексы, печенье, круассаны, пончики Когда я доедала пончик с вареньем и облизывала пальцы, я перехватила такой красноречивый взгляд Влада…
