Туда-сюда, возвращаются Яков и Симон с пластиковыми коробками, набитыми горячими шашлыками, бараньими ребрышками, куриными сердечками, и индюшачьими ножками. Брат Шломо Акилы тащит холодное пиво и пару бутылок покрепче. Что тут скажешь, хавчик что надо.
Проспер опять смотрит на часы:
— Ялла, банда, если хотите посмотреть на Котель надо поднимать задницы и двигать.
— С какой стати вы сейчас нас бросите, так хорошо сидим, останьтесь только на кофе.
— Ауз билла! — негодует Проспер, — мы уже третий год не можем доехать до Котеля, сегодня доедем, пусть хоть мир перевернется.
— Жалко конечно, — говорит Акила, — скоро должен зайти Морис с проектором, я притащил из Германии классную порнушку. Я вас уверяю, что такого вы еще не видели.
Стоит только сказать Просперу порнушка — и он твой, просто помешан на ней.
Около часу ночи возвращаются в Яффо. Идут пропустить две последних у грека.
— Валла, — говорит Йосеф, — такого кайфового дня не припомню давно.
— Что верно, то верно, — говорит Проспер, — позор, что так и не добрались до «Котеля».
— Да, стыдно, — все соглашаются.
— Едем завтра с утра.
— 100 процентов.
— 9.00 ровно.
— И никакого балагана по дороге, ни Акила и ни батих[31], прямо в Иерусалим, заметано?
— Заметано.
Слово яфской команды — это слово яфской команды, не успело еще радио пропищать начало девятичасовых новостей, все в
полном составе в тачке Йосефа. Закуривают.
— Сегодня, наконец, будем у Котеля, — объявляет Проспер.
— Нечего говорить, будем.
Как только радио пищит начало девятичасовых новостей, выжимают сцепление и газуют. Погода ништяк, небо синее оригиналь[32], солнце желтое, как физиономия американца с коробки. Новости дерьмо, как обычно. Правда потом, эти на радио, врубают понтовую музыку, пластинку облизать. Только подъехали к повороту на Бейт Даган, Йосеф говорит:
— Я думаю надо зайти к Акиле на пять минут.
— Ни тебе Акилы, ни текилы, — отрезает Проспер, — сегодня будем у Котеля.
— Мне-то плевать, скажешь прямо, едем прямо, но что о нас люди скажут? Скажут, ну и дерьмо эти из Яффо, посидели до полуночи, пожрали, попили, посмотрели отличное кино, и исчезли. Не зайдут спасибо сказать.
— Валла, а Йосеф-то прав, — отмечает Бен Сасон, — жрали двумя руками, пили как леченые, а куда подевалась элементарная вежливость? Заедем на минутку, скажем спасибо и сахтен[33], не выходя из машины.
Все смотрят на Проспера, ждут, что скажет.
— Тэйб[34], - соглашается он, наконец, — остановимся на минуту, мотор не глушим, окажем почтение и едем дальше.
— 100 процентов, — все согласны.
На повороте Йосеф берет влево. Через 2 минуты останавливаются у дома хромой Леи, которая уже не такая хромая, только страшно отолстела. Все говорят, это из-за лекарств, что принимала после аварии с полицией. Только останавливаются, видят, что в доме уже полно народу, и ребята из Пардес Кац тоже там.
Акила выходит наружу, говорит:
— Какие люди, как раз к завтраку, давайте глушите и заходите. Посмотрите, какую жратву привезли мне ребята из Пардес-Каца.
И правда, во дворе стоит большой стол, человек на 20, и на столе полно мисок, булочек и бутылок.
— Ялла, — говорит Акила, — все пять лет во Франкфурте мне снился такой завтрак.
Можете говорить о пардес-кацских что хотите, и что слово не держат, и что сердца каменные, ни грамма жалости. Отборное дерьмо. Но уж если затевают что-нибудь, то затевают "лардж". И сейчас зашли поздравить Акилу, притащили грузовик еды.
Лучшие на рынке овощи, теплые булочки, только из печи. Крашеные крутые яйца, кастрюлю хаша[35], и лабане[36] из Старого Города, португальские сардины оригиналь, венгерские колбаски, тоже оригиналь, те, что посыпаны белой пудрой. Пикули уже говорили?
— Валла — говорит Йосеф, — приведите доктора, я сейчас помру.
— Что с тобой, ты? — смотрит на него Проспер.
— Если я сейчас не намажу лабане на булочку и не положу сверху кусочек синенького[37], отброшу коньки на месте.
— Ауз билла! — шипит Проспер, — никто не выходит из машины, сегодня увидим Котель.
— Я знаю этого сукина сына, — говорит Бен-Сасон, — всю дорогу будет ныть о булочке, лабане, и синеньком, еще врежемся куда-нибудь.
— Пусть перехватит что-нибудь, — предлагает тощий Шломо.
— Никакой жрачки и без фокусов.
— Так, что слышно? — интересуется Акила, — садитесь за стол.
— Знаешь что, — говорит Бен Шушан Просперу, — вылезем, перехватим что-нибудь стоя, никто не садится. «Чик-чак», едем дальше.
— Стоя, это другое дело, — соглашается Проспер, — но через две минуты чтоб в машине.
— Маскимум две минуты, — соглашаются все, и вылезают из машины.
Стоят у стола рядом с ребятами из Пардес-Каца. Есть между ними незакрытые счета, но никто и не думает устраивать разборок у Акилы. Забыли, в другой раз, в другом месте рассчитаются. Пока хватают булочку с лабане, сверху кладут синенький и намазывают острым соусом, а чтобы быстрее зашло, берут по банке пива. К пиву отлично идет тарань, которая отлично идёт с молодым огурчиком. Это пробуждает аппетит для шакшуки[38] и легкого в томатном соке, до хаша ещё и не добирались.
— Валла, что это вы едите стоя, как лошади.
Все смотрят на Проспера, который в этот момент приканчивает охотничью колбаску и берет миску для хаша.
— Тэйб, — говорит Проспер, — если уж закусываем, то сядем, закругляемся чик-чак[39] и едем дальше.
— Чик-чак, чик-чак, — соглашаются братаны, и с большой радостью подсаживаются к столу.
Только собираются из-за стола, как прибывает мама Абрама Цадока, что живет по соседству. Тащит теплый медный котел. Блюдо из бобов, и не просто бобов, а свежих, только вчера собрали, первые в этом сезоне. Совсем мягкие без прожилок.
— На здоровье, на здоровье, — говорит мама Абрама, и ставит котел в центр стола.
— Ялла, встали и поехали, — командует Проспер.
— Только немного бобов перехватим, — умоляет Бен-Шушан.
— Хорошо, но чик-чак.
Ставят новые тарелки, Лея приносит большой половник, накладывает всем по хорошей порции. Заливают лимонным соком, зелёным оливковым маслом, крошат яичко, берут иракскую питу и половинку египетского лука — какой праздник! Лея приносит новую бутылку.
— Подставляйте стаканы, — говорит, — арак[40] отлично идет под бобы.
Бен-Шушан берет двойную порцию добавки и спрашивает:
— Скажи, ну как мужчина?
Полтретьего отправляются в путь. Погода сабаба[41]. Пивко и арак играют в крови. Бен-Шушан закрыл лицо руками и плачет как маленький ребенок.
— Валак, дорогой, что с тобой стряслось, — веселится Проспер.
— Бобы! Бобы!
— Что бобы?
— Оставили половину. Преступление оставлять такое, испортится.
— Ну ты и маньяк.
— Что сделаешь, я с ума схожу от бобов, видели какие бобы сделала старуха Цадок?
Едут себе спокойненько, проезжают железнодорожные пути Рамле. Не успели доехать до автобусной станции, Бен-Шушан вопит:
— Вот Вики. Йосеф останови, будь человеком!
Валла, спятить можно какие у него глаза. И действительно Виктория, та, что зовут Вики, стоит рядом с киоском, пьёт сок или что-то ещё. Ничего себе, как он её сзади опознал. Йосеф тормозит. Не девушка, а бонбона. Штанишки — короче не бывает, маечка размером с пачку сигарет. Больше половины спины и половина живота наружу, угощают за счет заведения. Даже если смотреть на нее сзади сердечный криз обеспечен.
— Валла, — говорит Бен-Шушан, — если бы вы дали мне 10 минут, максимум 15…
— Выкинь из головы, мы едем дальше. Никакой жрачки, никаких гулянок. Сегодня мы доедем до Котеля, пусть хоть весь мир перевернется.
— Ну что сделать, не мой день, дай хоть минутку, поздороваемся с ней.
Кричат "-В-и-к-и!" Бонбона поворачивается. Ставит сок. Переходит дорогу.
— Валла! Яффская команда! Ахалан[42] Бен-Шушан, целый месяц тебя не видела.
— Как я по тебе тащусь!
— Я по тебе вдвойне!
— Куда направляемся?
— К Котелю.
— Бар Мицва?
— Ни Бар Мицва, и ни свадьба, каждый разок должен побывать у Котеля, хоть посмотреть как это выглядит, нет?
— 100 %, - говорит Вики, — я тоже еще ни разу не видела.
— У тебя есть шанс, — Бен-Шушан говорит, — Садись на хвоста.
— Cабаба, а меня в такой одежде пустят к Котелю?
— Покойница! — Говорит Йосеф, — увидят тебя так, с половиной товара наружу, убьют на месте.
— Тогда может завернем ко мне на секунду, я только переоденусь.
Все смотрят на Проспера, Проспер смотрит на часы.
