Поль закрыл тетрадь в четыре часа утра. В доме стояла мертвая тишина. Он с головой ушел в работу. Похоже, он решил навести порядок в своем прошлом. Поль описывал историю, лишь отдаленно напоминавшую ту, что он пережил. Со вчерашнего дня что-то изменилось в его доме. И тишина вокруг была уже совсем другой. К чему обманывать себя: причина одна — присутствие Изабель. Лучше спокойно все обдумать. Случалось и раньше, когда, услышав чьи-то шаги возле дома, он вставал и подходил к окну, чтобы посмотреть, кто там бродит среди ночи. Чаще всего шум поднимала вспорхнувшая птица или юркнувшая в подпол крыса. Вот и сейчас он решил узнать, все ли в порядке. Его не мучили ночные страхи, но у одиночества есть свои границы. И важно заранее знать, где они пролегают.
Он вышел из кабинета в коридор и заглянул в комнату, где спала Изабель. Она забыла прикрыть ставни. Полю было достаточно проникавшего в комнату белесого света луны, чтобы различить контуры вытянувшегося на кровати человеческого тела. Он тихонько придвинул к себе стул, смахнул с него на пол майку и джинсы и присел, словно собирался дежурить здесь до утра. Она лежала перед ним, едва прикрытая простыней, из-под которой высовывалось обнаженное плечо. Копна пшеничных волос прикрывала ей лицо, а одна нога свешивалась с кровати. Полю захотелось прикоснуться к этой стройной ноге, невольно напомнившей ему ночь в пригороде Туниса, где он гостил у своих друзей. Ему тогда не спалось, и он решил заглянуть в комнату к соседке, высокой стройной брюнетке, с которой накануне танцевал весь вечер. Как ему показалось, девушка благосклонно принимала его ухаживания. Он вспомнил, как разбуженная среди ночи красотка вначале испугалась, а затем рассердилась. Он и сам был смущен, но не поднятым шумом, а унижением, испытанным после того, как молодая женщина, спросив: «Кто здесь?» — бросила ему в лицо: «Пошел вон». Поведение той давно забытой девицы открыло Полю глаза на то, что он ничуть не умел разбираться в людях, а жил в придуманном мире. Он и раньше догадывался об этом, но не хотел признаться даже самому себе. Впоследствии, когда он вспоминал этот случай (на следующее утро брюнетка не показала и виду, что между ними что-то произошло, а, напротив, была с ним подчеркнуто любезна), он убеждал себя в том, что не учел фактор неожиданности. Ему повезло бы больше, если он сначала постучал бы в дверь, а затем банальными словами, за которые почему-то цепляются люди, чтобы соблюсти какие-то нелепые условности и не уронить собственного достоинства, попытался бы навести между ними шаткие мостки. И все же сколько бы он себя ни убеждал, он знал, что столкнулся с жестокой реальностью: мы смертельно переживаем, если кто-то дает нам от ворот поворот. И если после того, как вам откажут в первую ночь, к вам вдруг проявят милость, то у вас все равно останется горький осадок в душе.
Почему он вспомнил о той давней ночи? Какая связь была с тем, что он видел сейчас перед собой? Он обошел кровать с другой стороны и, наклонившись над Изабель, зарылся лицом в ее волосы. И тут же почувствовал, как ее теплые губы прильнули к его щеке, а тонкая рука, выскользнув из-под простыни, обвила его шею. Изабель вздохнула и, повернувшись спиной к отцу, пробормотала: «Спать… Спокойной ночи». Ему не оставалось ничего, как вернуться в свою комнату.
Ее разбудил яркий утренний свет, пронизанный лучами ослепительного солнца. Не поворачивая головы, она увидела через распахнутое окно пологую, поросшую лесом гору. До ее слуха донесся собачий лай. Кто-то хозяйничал на кухне, наверное, старушка. Она почувствовала, что проголодалась. Отца не было слышно. Она вспомнила, что он приходил к ней в комнату ночью. Должно быть, он еще не проснулся. Она на цыпочках подошла к ванной комнате. Задвинув защелку на двери, она присела на унитаз и, стараясь как можно меньше шуметь, не спустила за собой воду. Какое неудобство, когда ванная комната находится между двумя спальнями! Вернувшись к себе, она натянула джинсы и старенький пуловер. Затем, выйдя в коридор, она спустилась по лестнице вниз.
Джаспер, виляя радостно хвостом, встретил ее на пороге кухни.
— Доброе утро.
Старушка оказалась вовсе не такой уж пожилой. Обтерев о передник руки, она расплылась в приветливой улыбке. Если бы Поль не спал, то она непременно поприветствовала бы его дочь громкими возгласами. Почти шепотом она произнесла:
— Как вы выросли и похорошели! Ваш отец еще не проснулся. Он часто работает по ночам. Вы позавтракаете?
Изабель уселась за стол, покрытый голубой клеенкой. Про себя она отметила, что кухонная мебель из пластика вполне отвечала вкусам отца или же, скорее, полному безвкусию. Ах! Как же он не похож на отца Маривонны, готового объездить всю округу из-за какой-нибудь старой дубовой доски. В конце концов, рассудила она, можно выбрать по каталогу все необходимое для дома, а затем отослать по почте заказ вместе с чеком для оплаты. Ведь вещи служат человеку, а не наоборот. Она уже поняла, что ее отец был полной противоположностью матери, которая с возрастом превратилась в рабыню своих вещей и каждый день ползала по полу на четвереньках, собирая пыль из всех углов.
— Элиза, у вас красивая косынка.
— Вам правда нравится? Она совсем не дорогая. Я купила ее, чтобы повязывать голову в универмаге «Галери Авиньонез» в Апе.
Опуская сухарики в налитый в чашку кофе с молоком, Изабель почувствовала, что у нее значительно улучшилось настроение. Она больше не приходила в отчаяние от перспективы какое-то время прожить в глуши. Надо сказать, что такое решение в некотором смысле даже устраивало ее. И хотя история с друзьями Клода не получила огласки, все же о ней знали четверо парней. В последние дни на пляже она обходила стороной эту группу молодых людей, боясь заметить в их взглядах нечто такое, о чем она хотела бы навсегда забыть. Если бы она считала себя лишь жертвой, а не добровольной соучастницей, то, несомненно, ей было бы намного легче. У нее поднималась головная боль при одном лишь воспоминании о том, что совсем недавно произошло с ней. И ей уже казалось, что она навсегда утратила беззаботность и никогда не познает простую радость бытия. Изабель любила утренние часы. И потому поскорее прогнала грустные мысли. Что было, то было. Впереди у нее еще много счастливых дней. И не стоит посыпать голову пеплом, раз ничего нельзя изменить.
Она плеснула себе в чашку еще немного кофе, но уже без молока, а затем прошла за сигаретами в гостиную.
— Элиза, мне можно курить здесь?
Женщина улыбнулась:
— Мне-то все равно, а что скажет ваш отец?
— Я еще не спрашивала его.
— Ну, ладно, курите, только немного.
— Не больше четырех сигарет в день! Разве это много?
— Ну, тогда можно.
Они вполголоса поболтали еще о том о сем. Изабель показалось, что никогда раньше она не говорила так много. Она качала головой, слушая рассказ Элизы о том, как ее отец за час до смерти искал рукой на тумбочке сигарету. В свою очередь, она вспомнила про одного знакомого парня, который курил только сигары, уверяя всех, что этим он предохраняется от рака легких. Изабель не забыла упомянуть и про свою матушку, которая за всю свою жизнь не выкурила ни одной сигареты, а посуду мыла особым средством, совсем не таким, какое употребляла при ней Элиза. И все же Изабель не могла понять, почему она разговорилась с едва знакомой женщиной. Все считали ее скрытной и молчаливой. И она вполне оправдывала сложившееся о ней мнение. С матерью она делилась мало, скрывая все, что, по ее мнению, Соне не положено было знать. Со своими приятелями, парнями и девчонками, она тоже не была излишне откровенной, но совсем по другой причине: ей не хотелось, чтобы ее считали наивной дурочкой. И вот с малограмотной крестьянкой, прислуживавшей ее отцу, она не могла наговориться. Человеку нужна порой такая словесная разминка. Наконец ей надоело болтать.
— Мой отец поздно встает?
— Не раньше одиннадцати утра, а иногда даже в полдень.
— Ладно. Пойду прогуляюсь. Я возьму с собой Джаспера.
— Идите, чего-чего, а места для прогулок здесь хватает.
С террасы она спрыгнула на землю. Трава оказалась мягкой и почти без колючек; Изабель любила ходить босиком. Пес побежал вперед. Время от времени он останавливался и оглядывался назад, как бы приглашая девушку поспешить за ним. Солнце начинало припекать. В сосновой роще стрекотали кузнечики. При дневном свете гора приобрела такие ясные контуры, что выглядела бутафорской. Изабель поравнялась с каменным лотком с подведенной от родника медной трубой, куда пригоняли на водопой овец. Закатав рукава пуловера, она опустила сначала руки, а затем и лицо в холодную прозрачную воду. На лесной опушке она решила сделать привал и присела на ковер из сосновых иголок. Вокруг царила мертвая тишина, которую нарушали лишь резкие порывы ветра, качавшего верхушки деревьев. Отличное место для загара нагишом, которое трудно найти на морском побережье. «А почему бы мне не позагорать в чем мать родила? — подумала она. — Меня посторожит Джаспер». В мгновение ока она скинула с себя одежду и расстелила ее на земле. Прежде чем улечься на импровизированное ложе, она с досадой бросила взгляд на почти не тронутые загаром груди и бедра. Все же на пляже удалось найти укромное место и раза два позагорать без купальника. И теперь, подставив лицо солнечным лучам, она предалась мечтам о том, как на ее прекрасном теле вскоре не останется больше неприглядных белых полосок. Возможно, никто не увидит ее во всей красе, но она не станет горевать по этому поводу. Сейчас главным для нее было не задремать. Время от времени она открывала глаза и поглядывала по сторонам. Однажды вместе с Маривонной они отправились с пляжа, где обычно загорали, в укромный уголок, облюбованный нудистами, куда порой наведывалась жандармерия. Прогулка открыла ей глаза на многое такое, о чем она раньше и не догадывалась. Первая попавшаяся навстречу им нудистка развлекалась тем, что бросала с берега камешки в море. Это была женщина лет сорока, ни красавица, ни дурнушка. Нельзя было сказать, хорошо или плохо она была сложена. Весь секрет заключался в том, что в одежде она, возможно, выглядела бы совсем замухрышкой, в то время как нагота, показывавшая ее, что называется, во всей красе, придавала ей привлекательность. Кроме того, невозможно определить, к какому слою общества принадлежит женщина, чем увлекается и где работает. Во взгляде этой нудистки не было ни малейшего признака агрессивности. Изабель вспомнила об этом лишь два часа спустя, когда встретилась с подружками в баре. Теперь она могла бы распознать множество мелочей, по которым судят о характере человека. И все же в тот момент на пляже она лишь на уровне подсознания почувствовала, что нагота представляет собой некое социальное явление. На том же пляже она встретила не одну семью нудистов, среди которых попадались и довольно пожилые пары.
