— Я согласная, свези! — пошла на мировую неизвестная бабуля. — А то мне далеко чапать, аж до улицы Котовского, до самого сада Кирова! Ноги, чай, не казенные…
Линка приоткрыла заднюю дверь, и грузная попутчица пропихнула меня вперед, на сиденье с бархатистой обивкой, придавив к окну своим весом. Содержимое ее кошелки дурно пахло — хоть нос зажимай. Я потупилась, ругая себя за то, что согласилась на эту никчемную поездку. А бабка, развалившись, млела от удовольствия, молола языком про золовку, которая ее заждалась, и про деда, который ее не отпускал.
— Померанцева, ну рассказывай, как ты? — грубо перебила ее Лина.
Что можно ответить на абстрактный вопрос: «как ты»? Я пожала плечами: нормально. Мирошник пристально, с пристрастием разглядывала меня в зеркальце над ветровым стеклом. Мое внимание, в свою очередь, привлекло кольцо на ее руке, лежавшей на окружности рулевого колеса. Крупный прозрачный камень светился изнутри, выбрасывая снопы искр, взмывавших вверх, словно маленький фейерверк. Чудо, до чего красиво!
— Южноафриканский голубой бриллиант, любовник подарил, — заметив мой интерес, пояснила бывшая однокурсница. — А ты что подумала — стекляшка, фианит?
— Нет…
— Брильянт? — ошалело переспросила старушка. — Вот жисть пошла: одним любовники брильянты дарят, а другим пенсии на хлеб не хватает! Где же справедливость, елки-моталки?!
— Кстати, мне нужно купить хлеба, — вспомнила я.
— Да ну, брось! Зачем тебе хлеб? Это же дико вредно — дрожжи, пустые калории. — Линка опять чуть не проехала на запрещающий сигнал светофора.
— Тут, тут сворачивай, — панибратски похлопала ее по плечу, обтянутому карамельно-розовым трикотажем, пенсионерка. — Заезжай во двор направо, да посигналь погромче. Пущай все видят, с каким почетом Варькину сноху возют!
Сигналить не потребовалось — Варька сидела на лавочке в окружении таких же досужих старушек, воспринявших наш приезд как явление Христа народу.
— Батюшки-светы! — воскликнула она, прижав к сморщенным щечкам растопыренные пальцы.
— Прощевайте, девки! — точно закадычная подруга, изрекла наша бабуля. — Ехайте с миром, будьте здоровеньки и дай вам Господь добрых полюбовников!
— Бред какой-то, — вырвалось у меня.
— Это ты зря, Померанцева! Неужели тебе не нужен добрый любовник? — ехидно усмехнулась Мирошник и стронула свой понтярский автомобиль.
— Нет, не нужен и никогда не был нужен. Мне мужа достаточно.
— По-прежнему живешь с Зарубиным?
— С Зарубиным, с кем же еще… Коней на переправе не меняют.
— Смешная ты!.. Еще как меняют! Я лично уже трех коней сменила и собираюсь взнуздать четвертого.
Возможно, я и вправду смешная. А она — разве нет? Каждый из нас по-своему смешон… Я постаралась утихомирить раздражение, мысленно уговаривая себя: да, некстати попалась эта противная Мирошник, напугала до полусмерти, отняла время, но надо быть терпимой. Ничего, скоро от нее отделаюсь… Сказала ей:
— Конечно, Линочка, взнуздывай! Ты, как всегда, прекрасно выглядишь…
— А ты, дорогая, совсем опустилась: одета черт-те во что, за кожей не следишь и прическа — полный отстой. Как тебя только Зарубин терпит?
Какой она была, такой и осталась: высокомерной стервой! Вынудила меня оправдываться — дескать, это я в данный момент не в форме, а обычно белая и пушистая, как тополиный пух. И дочка у меня — умница и красавица, на факультете социологии успешно учится. Линка скептично оттопырила нижнюю губу, давая понять, насколько ее не колышут чужие дети.
— А Зарубин чем занимается?
— Сегодня уехал на рыбалку.
— На рыбалку? Рыбалка — это хорошо, — задумчиво проронила она и продолжила утолять праздное любопытство: — Сонька, а почему ты не толстеешь? Фитнесом занимаешься?
— Что ты? Когда мне?.. Без фитнеса забот хватает! Работаю с девяти до шести, и дом целиком на мне. Ленчик ведь абсолютно не помогает:..
Машина остановилась возле того же злополучного светофора, где меня чуть не задавила фурия Мирошник. Я схватилась за ручку — подмывало выбраться из машины и дунуть по направлению к дому не прощаясь. Но это было бы верхом невежливости, потому что Лина, надувая щеки от важности, вещала:
— Естественно, зачем ему тебе помогать? К чему вообще самим корячиться? Для этого существуют домработницы!
Раздатчица добрых советов постучала длиннейшими наращенными ногтями по ободу руля. Изумительный бриллиант в кольце полыхнул разноцветными лучами — длинными, тонкими и острыми, как лазер. Я зачарованно уставилась на него, не сразу отреагировав на ее вопрос:
— Померанцева, почему бы тебе ни пригласить меня в гости, не показать, как ты живешь? Сто лет ведь не виделись!
И еще бы сто лет не видеться, подумала я и проявила малодушие, замешанное на любезности:
— Я приглашаю, с удовольствием, но… ты знаешь, у меня не убрано, я еще не успела…
— Это мелочи! КамАЗы грязи не боятся!
Пришлось показать дорогу. Когда она припарковала авто возле моего подъезда, я вновь извинилась за скромность обстановки, ругая себя на чем свет стоит.
— Скромность украшает человека, как внушали нам в совке, — смешливо фыркнула Линка. — И ты поверила!
Маргаритка открыла в неглиже — не ждала посторонних. Ойкнула и поспешно улизнула в свою комнату. Однако от меня не укрылось то обстоятельство, что дочь явно переусердствовала с макияжем, прибавившим годков пять — семь к ее реальному возрасту. Глаза от черноты теней и туши запали, румяна на густо напудренном лице выделялись лихорадочными пятнами, а губы лоснились от блеска, будто мой ребенок только что глодал жирный окорок.
Мирошник бесцеремонно толкнула дверь в ее комнату:
— А чего ты убежала? Давай знакомиться! Меня зовут Элина Владиславовна, я подруга твоей матери.
Лучше бы разулась и не цокала своими шпильками, чем соваться к раздетой девочке!.. Смущенная Ритка, прикрывшись халатиком, ответила, что ей очень приятно познакомиться, но мне была заметна ее растерянность перед вызывающе-экстравагантной теткой. На фоне нашей далеко не шикарной квартиры Линкин лоск, кажется, удвоился, усилился и воздействовал прямо-таки угнетающе. Мирошник не вникала в нюансы чужих переживаний — словно натасканная ищейка помчалась дальше рыскать по углам. Заглянула всюду — даже в ванную, где на полу валялись скомканные мокрые трусы и носки Ленчика. Трудно ему было спрятать грязное белье в корзину… Сморщив нос, Элина ткнула трусы острым, иглоподобным носком босоножки и сообщила, что, по ее мнению, присутствие мужчины в доме выдает специфический запах псины. Слащавым голоском пропела фразу из романса Вертинского: «Она не знала, что даже розы от мороза пахнут псиной…»
Зря старалась. На меня ее дешевое кокетство произвело обратное впечатление. С чего бы прожженной, немало пожившей бабе вещать тоном маленькой блондинки, юной институтки?! Она смолоду-то не отличалась целомудрием… Я не растерялась, тоже ответила стихами — суровой, горестной строчкой из Блока: «Я сам в ненастье пахну псиной и шерсть лижу перед огнем…» Кстати, на самом деле, в моем доме ничем, кроме качественной парфюмерии, не пахло — уходя, Ленчик оставил приятный шлейф рафинированного табака и тонизирующего зеленого чая.
— А сколько лет вы женаты с Зарубиным?
— Двадцать. Точнее, скоро уже двадцать один.
— Кошмар! Столько не живут, — закатила глаза Линка, усаживаясь на единственный стул в кухне — любимое место Ленчика.
— А сколько ты прожила с Аркадием? — Я произнесла заветное имя, и сердце кольнуло, как в юности, всякий раз, когда сталкивалась с Гольдиным. Случалось это довольно часто — ради удовольствия посидеть с ним рядом, в одной аудитории, я посещала факультатив по современной зарубежной литературе. Напрягала, заставляла скрипеть от надсады свои слабые мозги, читая на языке оригинала романы Джека Керуака и Джона Апдайка, в то время еще не переведенные на русский. Зубрила мудреные литературоведческие термины, вступала в полемику, а он… все равно меня игнорировал. Напрасно мучилась старушка в высоковольтных проводах!.. Это если судить с лапидарных позиций. Но в действительности любовь никогда не бывает напрасной, а знания — излишними, они развивают… Сейчас-то я понимаю, что самое интересное в жизни — это саморазвитие… А Линка и не догадывается, как ей повезло… даже не предполагает, что мы были соперницами…
Она в изумлении приподняла свои выщипанные, подрисованные коричневым карандашом брови:
— С Аркашкой, с этим ничтожеством?! Нашла о ком вспомнить!
— Не скажи… Гольдин был очень одаренным, незаурядным парнем.
— И со своей незаурядностью трех с половиной копеек заработать не мог! Зато вечно весь в претензиях, весь в обидах — общество его недооценило, жена ему «браво» не кричала.
