Ознакомительная версия.
Через сутки они успешно прибыли в маленький посёлок Полярные Зори. Знакомые мужики Сергея согласились доставить ребят до Долгого озера.
Старенький, видавший виды «Урал» надсадно взвыл, наполняя всё вокруг вонючим чёрным дымом, и тронулся с места. Через час они миновали припортовый городок Кандалакшу, впереди замаячил дальний перевал.
– Крестовский перевал – ранней весной и поздней осенью – место по-настоящему страшное. Бьются там машины – десятками за один раз, – объяснял Серый приятелю. – Представь себе картинку. Внизу ещё тепло, а на перевале – минус. Утром выпали всякие осадки: ленивый дождик прошёл, например, или просто туман превратился в росу. Вот, ловушка и готова…. Идёт на Крестовский перевал колонна гружёных лесовозов, держа между машинами приличную дистанцию. И, вдруг, передний автомобиль выезжает на гололёд, но пока ничего – со скрипом – проезжает. За ним двигаются остальные. А метров через двести пятьдесят гололёд превращается в самый натуральный лёд, передний лесовоз начинает неуклонно скатываться вниз, прямо под колёса второму. Тому тоже деваться некуда, начинает сдавать вниз. Но сдают-то машины назад не строго по прямой линии, косоротит их, родимых, постоянно, разворачивает поперёк дороги…. А тут – как назло – с перевала спускается одиночная вахтовка, не затормозить ей на льду. Вот, она и врезается – на полном ходу – в один из лесовозов. Секунда-другая, и покатились все вниз – со страшной силой. Огненная полоса потом видна километров за десять-пятнадцать…. Потом перевал закрывают на пару суток, и ремонтники старательно очищают дорогу от обгоревшего железа. И так случается – несколько раз за сезон…
– А, как же мы? – насторожился Толстый. – Не превратимся, часом, в обгоревшие головешки?
– Не, не должны. Сейчас, ведь, лето стоит на дворе. Поэтому должны преодолеть перевал легко, как говорится, играючи. А за ним уже тянется знаменитый Терский берег – северная граница беломорского побережья.
– Лётчики между собой называют этот перевал «Барыней», – для чего-то сообщил водитель «Урала». – Мол, сверху всё это слегка напоминает спящую грудастую бабу, лежащую на спине…
Наконец, машина выехала на перевал. Справа хорошо просматривался широкий залив Белого моря с многочисленными длинными островами, вытянутыми с юго-запада на северо-восток. Слева сверкала на солнце зеркальная гладь большого озера. Прямо по курсу была отчётливо видна узкая неровная полоска земли, зажатая между морем и озером, по которой и змеилась дальше их раздолбанная грунтовая дорога…
Съехав с Крестовского перевала вниз, они – возле безымянной речушки – сделали плановую остановку. Шофёр тут же завалился спать, остальные мужики немного выпили – так, чисто формально, ведь до Избы (так называлась конечная точка их маршрута), предстояло ещё грести часов семь-восемь на надувных лодках.
Хорошо было вокруг, речушка журчала негромко и ласково, в ней усердно плескалась мелкая рыбёшка, жужжали редкие комарики …. Неожиданно выяснилось, что Толстый – для комаров – лакомое блюдо. Облепили они его румяную физиономию и принялись кусать, то бишь, пить кровушку, не обращая на других рыбаков никакого внимания.
– Видимо, распознали-распробовали городского фраера, – широко зевая, предположил проснувшийся водитель «Урала»
Витька принялся бегать по речному берегу, бестолково размахивая руками. Его лицо страшно распухло, даже очки сваливались с раздувшегося вдвое носа. Рыбаки незлобиво посмеивались:
– Ну, Серёга, повезло тебе с напарником! Не рыбалка, а цирк сплошной намечается у вас впереди…
Через несколько часов усталый «Урал» остановился на берегу нужного водоёма. Ширина Долгого озера не превышала девятисот метров, а в длину оно вытягивалось – с северо-востока на юго-запад – на сто десять километров. Красиво было вокруг – просто несказанно. Над противоположным берегом озера нависали крутые невысокие сопки, покрытые редколесьем, далеко на юге – через белоснежные кучевые облака – смутно угадывалась горбатая, совершенно лысая Иван-гора. На озере царил полный штиль, вода отливала тусклым серебром, далеко впереди быстро передвигалась, словно бы живая, полоса цветного тумана – местами розового, местами – лилового.
Оперативно накачав лодки, они погребли, держа курс на Избу. Витька уверенно уселся на вёсла, но уже через двадцать минут успешно набил на ладошках кровавые мозоли и из игры выбыл. Дальше Сергею пришлось грести уже в одиночку, поэтому к месту назначения они прибыли последними, затратив на маршрут – вместо принятых восьми часов – на полчаса больше.
У Избы неожиданно выяснилось, что рыбачить на Долгом озере студентам предстоит одним, так как мужики, посовещавшись, решили пойти дальше – на речку Умбу – «браконьерить лохов».
Для тех, кто не знает, «лох» – в своём первоначальном значении – это и не человек вовсе, а сёмга, зашедшая поздней осенью в реку, успешно отнерестившаяся, но не успевшая вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из «красной» превращается в «жёлтую», да и во вкусовых качествах значительно теряет. Но, всё же, как считают местные жители, лучше уж ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу – плотву, окуня, щуку…
Сергея и Толстого мужики решили с собой не брать, мол, очень опасно, то бишь, рыбинспекция не дремлет. Мужикам-то что, они местные, всегда договорятся с инспектором. А городских студентов, если поймают, то – на первый раз – конечно же, не посадят, но непременно отправят соответствующую бумагу в институт: запросто можно вылететь из ВУЗа – прямиком в славную советскую армию…
Ребята остались на озере одни. Тщательно убрались в Избе, заготовили впрок сухих дров. Изба – место особенное: приземистый пятистенок, выстроенный ещё в незапамятные времена из солидных сосновых брёвен, с крышей, сработанной из толстенных, перекрывающих друг друга деревянных плах – никакого тебе рубероида или толи. Над входной дверью был вырезан год постройки – 1906-ой. Внутри располагались просторные двухуровневые нары (человек десять можно было разместить с лёгкостью), печь, сложенная из дикого камня, массивный обеденный стол с разнообразной посудой, пяток самодельных табуретов. Слева от стола к бревенчатой стене была прибита широкая полка, а на полке обнаружился антикварный кожаный скоросшиватель, плотно забитый разномастными бумагами и бумажонками.
Серый, будучи человеком любопытным, открыл скоросшиватель на последнем листе, в смысле, на первом – по мере наполнения документами.
На пожелтевшей от времени гербовой бумаге, украшенной неясными водяными знаками, косым убористым почерком было выведено – тёмно-фиолетовыми блёклыми чернилами:
Былой отваги времена
Уходят тихо прочь.
Мелеет времени река,
И на пустые берега
Пришла хозяйка Ночь.
И никого со мной в Ночи.
Кругом – лишь сизый дым.
И в мире нет уже причин
Остаться молодым…
Поручик Николай Синицын, втрое июля 1920-го года.
– Да, впечатляет! – задумчиво усмехнулся Витька. – Непросто оно, наверное, было. В смысле, после революции…. Серёга, а что написано на самой последней, то есть, на верхней бумажке?
На неровно-обрезанном куске обоев «в цветочек» значилось:
Над моим сердцем – профиль Че Гевары,
Впереди – долгий путь.
Пойте, звените в ночи гитары,
Им не давая уснуть.
Жирные свиньи в гламурных одеждах
Жадно лакают бордо.
А на закуску я им, как и прежде,
Предложу лишь говна ведро.
Пашка Мымрин, десятый класс, двадцать первое мая, 1981-ый год.
– Ага! Это, уже, наши люди! – обрадовался Серый. – Но, судя по всему, революционные идеалы живы до сих пор…. А данный скоросшиватель, наверное, является своеобразным литературным дневником гостей, посетивших Избу. Ладно, учтём! Когда будем уезжать, то тоже чиркнём пару строк. Пока же с лирикой надо заканчивать, пора рыбу ловить…
Рыбу Сергею пришлось ловить одному: Витька по-прежнему был не в ладах с комарами. Сидел всё время в Избе и листал скоросшиватель. А если и выходил на свежий воздух, то сугубо с парой предварительно-наломанных берёзовых веников – отбиваться от гнусных насекомых.
На пятые сутки, когда Серый собирался отплывать за очередной порцией добычи, к лодке подошёл Толстый и, усердно работая вениками, хмуро забубнил, жалко хлюпая распухшим носом:
– Слышь, Серёга, а я, похоже, заболел очень серьёзно. Выбираться нам надо отсюда, причём, в срочном порядке. Типа – к доктору…
– Что, боишься, что от комариных укусов в носу началась гангрена? – Сергей попытался отделаться плоской дежурной шуткой.
– Нет, всё гораздо серьёзней! Я это.…Ну, как сказать…. С тех пор, как сюда приплыли, ещё ни разу, э-э-э, «по большому» не сходил, вот. Такого со мной никогда не случалось. Никогда! Я же с самого детства приучен к режиму: два раза в день – утром и вечером. А тут, такое…. Давай-ка, пока ещё не поздно, сдёргивать отсюда к чёртовой матери! В смысле, к доктору…
Ознакомительная версия.
