Овации неистовые! Как будто раньше никто из зрителей не видел пьяного полицая с дохлой собакой. Партер аплодирует стоя, ложи первого яруса бьются в истерике, а галерка требует повторить мой выход на бис! И как признался мне главный режиссер после спектакля, такого успеха местный Театр оперы и балета имени Голопупова еще не знал. Словом, дивертисмент!
Труппа в полном составе держится из последних сил, чтобы от хохота не загреметь в оркестровую яму. Ибо момент по ходу пьесы самый драматический! Фашисты прижали партизан к декорациям и готовы стрелять, а унтерштурмфюрер команды такой не дает и ведет себя несколько странно. Вылез на авансцену и причитает:
Бесконечно унылы и жалки
Эти пастбища, нивы, луга,
Эти мокрые, сонные галки,
Что сидят на вершине стога…
То есть закатил глаза, как пономарь, и декламирует стихотворение Некрасова. Вдобавок напарник мой, паразит, как только грянули аплодисменты – приоткрыл правый глаз, что ближе к зрителям, и снова сощурился. Тоже мне, Дездемона в последнем акте – лежит кверху брюхом и улыбается! Как будто ему тут «Ковент-Гарден», а не Театр оперы и балета имени Голопупова! Я полагал, грешным делом, что бобик действительно издох, и собирался пустить шапку по кругу, мол, «добрые люди, подайте на гроб дворовому артисту! Он верно служил Мельпомене!». А этот прощелыга, как оказалось, вместо дебюта устроил себе бенефис, скотина!
Суфлер из будки подсказывает: «Поднимайте пса! Иначе этот бедлам никогда не закончится!» А как?! Ведь собака не стул на четырех ножках – взял и поставил, а божья тварь, прости господи!
Сперва я воззвал к его совести. «Вставай, – говорю, – Охлопков! Что же, мне одному здесь отдуваться?!» И пнул пару раз, для ясности, как трагедийный актер трагедийного актера. То есть замах по высшей тарификации, а исполнение – на деноминированную копейку. Ну, зрительный зал, конечно, взорвался аплодисментами, что моему партнеру совсем не понравилось. Во всяком случае, он прекратил улыбаться, щелкнул зубами и ухватил меня за штанину. Я говорю: «Ты зачем театральный костюм зажевываешь? Им занюхивать надо!» А тот волочится за мной по сцене и полштанины уже заглотил.
Партизаны с фашистами рыдают в обнимку, партер корчится в судорогах, один унтерштурмфюрер еще кое-как держится. Только с Некрасова перешел на псевдо-Есенина:
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую шавку не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую московскую погоду!
Но тут проклятая скотина все-таки стащила с меня штаны, и они упали на сцену с неподобающим грохотом. Потому что в одном кармане там находилась бутыль с напитком Шаляпина, а в другом – автоматический восьмизарядный пистолет марки «Вальтер»…
Местный еженедельник посвятил этому событию целый разворот, где я красовался на фотографиях: сверху – в немецком кителе образца сорок второго года, а снизу – в семейных трусах по колено из магазина «Гостиный двор». Статья называлась «Промышленное производство в Великобритании продолжает сокращаться!». Конечно, верстальщику дали по шее за перепутанные заголовки, но в целом текст я запомнил…
«На этой неделе в Театре оперы и балета имени Голопупова с большим успехом давали пьесу „Бурная стремнина“ местного краеведа Ивана Иванова. И не даром! Вот уже два сезона „Стремная бурнина“ (тут верстальщика догнали и врезали ему еще раз) не сходит с подмостков нашего театра! И не даром! Но в последнее время внимание зрителя стало ослабевать, и главный режиссер пригласил на роль полицая молодого столичного актера. И не даром! С его участием пьеса обрела второе дыхание и устремилась дальше, а на сцене вдруг обнажился подлинный облик фашистского наймита. И не даром! Хочется также отметить роль немецкой овчарки в исполнении местного пса по кличке Охлопков и пожелать дальнейших успехов главному режиссеру театра! И, если можно так выразиться, не зря, дорогие театралы, русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов написал: „Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?“».
Конечно, в последнем предложении Лермонтов выглядел как «не пришей кобыле хвост», но в целом статья носила позитивный характер. Ведь не даром (!) брательник мой чудесным образом исцелился и еще несколько лет таскал Охлопкова на веревочке…
* * *
Адлер встретил Юлию Феликс ведрами, а меня – проливным дождем… Как только мы получили багаж – два чемодана и мою спортивную сумку, – я неосмотрительно вышел из помещения и принялся ловить такси. Тут все хляби небесные и разверзлись над моей головой. А как только слегка прояснилось, стало понятно, что я попал под единственную в Адлере поливальную машину.
– Вы случайно не знаете, – спросил я у Юлии Феликс, когда та подоспела к месту происшествия, – почему ясная и сухая погода зовется у нас ведро?
– Потому что оно вам сигналило! – сказала Юлия Феликс. – А вы рот раззявили и ни с места!
Она оглядела меня критически, как нянечка ползунковую группу, а я продолжал выпендриваться, как памятник Владимиру Маяковскому – с широко расставленными ногами, поскольку проветривал штанины. И, словно тот же памятник, провоцировал голубей, вроде слабительного.
– А разве до моря было не потерпеть? – осведомился водитель такси, когда насладился этой картиной.
Он тихо припарковался рядом и теперь дожидался, пока я обсохну под жарким южным солнцем.
– Лучше проваливай! – посоветовала ему Юлия Феликс. – Тут не шапито!
– А то могу подвезти по двойному тарифу, – не унимался настырный водитель.
– Мне просто-таки интересна ваша логика, – ответила Юлия Феликс. – Почему по двойному?
– Потому что у меня такси, а не прачечная, – охотно пояснил водитель. – Но я готов закрыть на это глаза.
– Спасибо за участие, – поблагодарила его Юлия Феликс. – Но скоро за нами придет машина.
– Ага, – согласился водитель. – Мусоросборочная!
Однако быстренько отвалил, потому что Юлия Феликс пообещала проколоть ему шины.
– Вы зря запугали местное автопредприятие, – посетовал я, как только такси скрылось из виду. – Теперь придется идти пешком да еще тащить за собой неподъемные чемоданы. Откуда у нас машина?
– Покуда вы принимали душ, я позвонила своим знакомым контрабандистам и обо всем договорилась, – сообщила Юлия Феликс. – А вот и транспорт, – добавила она и кивком указала на темно-синий «фольксваген», что подруливал к нам со стороны аэропорта.
– Оперативно, – отметил я, не обращая внимания на глупую шутку по поводу душа. – И все-таки интересно – как нас доставят в Помпеи?
– Через Боспорский пролив и Дарданеллы, – пожала плечами Юлия Феликс. – Как же еще? Но лучше не вникать в технические детали и нашим контрабандистам таких вопросов не задавать. Не то меня изнасилуют, а тебя вздернут на рее.
– Радужные перспективы, – согласился я.
А Юлия Феликс тем временем продолжала:
– Или меня выбросят в море, а тебя изнасилуют.
Как я понял, эти контрабандисты были весьма неразборчивы в своих половых связях.
– Первый вариант меня больше устраивает, – усмехнулся я. – Но хорошо бы остаться молодоженами, если уж мы перешли на «ты».
– Хочешь выпить на брудершафт? – с готовностью отозвалась Юлия Феликс. – Тогда я согласна остаться в молодоженах.
– А брачная ночь будет? – вовремя спохватился я.
– Будет-будет, – успокоила меня Юлия Феликс, – если не стошнит. Ты хорошо переносишь качку?
– Бортовую или носовую? Сверху или снизу? – деловито уточнил я.
На что Юлия Феликс только фыркнула. Кстати, я тоже многое слышал о «Камасутре», но запугивать себя не позволю! А контрабандисты и правда выглядели устрашающе…
Я даже слегка попятился, когда из темно-синего «фольксвагена», как из гроба, вылезла девушка, одетая в стиле «гот», или «вандал», и уставилась на меня черными глазенапами.
– Ида, – представилась она, – контрабандист и гладиатор.
Для тех, кто не видел подобных девушек, а-ля племянница графа Дракулы, даю краткую характеристику: жуть! Какая-то замысловатая татуировка на левом плече, в виде гадюки; короткая стрижка каре, что называется – ворон ворону глаз не выклюет; высокие ботинки из гардероба морских пехотинцев; кожаные штаны в обтяжку и такой же квинтэссенции топ. А если упомянуть про макияж, как у енота, и косметические средства всех болотных оттенков…
– Я хочу, чтобы меня похоронили по христианскому обряду, – решительно заявил я. – Только скажите, как переводится имя Ида? Аделаида?
– Изида, – ответила девушка, – или Исида, кому как удобнее.
– Час от часу не легче, – насупился я. – А гладиатор – это профессия или прикол?
– Хотите попробовать? – осведомилась любезная Исида.
– Воздержусь, – на всякий случай отказался я. Потому что предположил, чем занимаются девушки в армейских ботинках. У них своеобразное хобби – поджаривать современных писателей на медленном огне. Во всяком случае, я бы этому не удивился.
