— Ты на меня сердишься, деда?
Мальчик видел, что так оно и есть. Если гнев и не пенился у дедушки на губах, он все равно светился в его взгляде. Старик ответил не сразу. Он глубоко дышал, пытаясь обуздать свою ярость. Наконец темнота отступила, и в его глаза возвратилась голубизна.
— Извини, малыш. Как там… с мамой?
Мальчик приподнял урну.
— Все нормально… ей не больно…
Старик взялся за урну, и мальчик почувствовал, какие у него холодные, влажные и морщинистые руки. Дед на мгновение продлил прикосновение, и мальчик счел это чем-то вроде ласки. Так человек иногда поглаживает собаку на улице. Когда дед все же взял урну и попытался отстраниться, внук не пожелал расставаться с его узловатыми старческими пальцами.
— Хочешь сказку на ночь? — спросил дед.
Мальчик утвердительно закивал.
— Твоя мама тоже с удовольствием послушает.
В спальне дедушка рассказал внуку о Маленьком Цветочке Шиповника. Это была немецкая сказка, не белорусская, но там речь шла о лесе, похожем на белорусский, и о крестьянах, таких же, как его соотечественники. В ней не говорилось о чужих королях, разговаривающих на иноземных языках. В сказке рассказывалось о том, как муж и жена очень хотели ребенка, но ничего у них не получалось. Жизнь их была пуста, как пуста сегодня эта квартира, и только благодаря волшебству у них появилась девочка, которую назвали Маленьким Цветочком Шиповника. По этому случаю состоялся пир, но на него не пригласили тринадцатую «мудрую женщину» села. И тогда колдунья предрекла, что когда девочке исполнится пятнадцать лет, она уколет пальчик веретеном и впадет в непробудный сон.
Голос деда чем-то неуловимо напоминал кружение птичьего пуха в воздухе. Мальчик вскоре свыкся с его ритмом, позволяя голосу обволакивать сознание. Он представлял плачущую мать и заросли шиповника, окружившие впавшую в вечный сон девочку.
— Почему ты не хочешь поехать в лес? — привстав на постели, спросил мальчик.
Его слова пронзили ткань повествования, но на этот раз дед не рассердился.
— Ну, есть одна причина, малыш… Мама о ней не знала, — хриплым голосом ответил он.
— Но ведь мы исполним ее волю?
— Извини, внучок, — тихим голосом продолжил старик. — Я не хотел сердиться… Мне ее тоже не хватает… Мы поедем завтра.
Мальчик начал дремать, но, когда дед вышел в коридор, вдруг понял, что до сих пор лежит, завернутый в мамину шаль. Надо быть осторожнее, а то со временем ее запах выветрится. Мальчик снял шаль и, сложив, спрятал в уголок. После подошел к лошадке-каталке на подоконнике, чтобы уложить ее спать.
За окном на ветру кружились крошечные кристаллики льда. В оранжевом свете уличного фонаря над машиной мамы склонился мужчина. Дверца оказалась приоткрытой. Мужчина нырнул внутрь. Не найдя ничего для себя интересного, он выбрался назад, оставив дверцу распахнутой.
Мальчик снова залез в постель, шепотом пожелал лошадке доброй ночи и закрыл глаза. Льющегося из окна света уличных фонарей видно не стало, только из коридора до его слуха долетало приглушенное, невнятное бормотание.
***
Утром они тепло оделись — как-никак зима. Мальчик надел связанные мамой варежки, обмотался шарфом и обулся в черные сапоги на два размера больше, чем было бы ему впору. Пока дед натягивал сапоги ему на ноги, мальчик пытался найти ответ на мучающий его вопрос, возникший из-за глубоких морщин на лице старика. Вот только трудно найти ответ на вопрос, сформулировать который совсем не просто.
— Все будет хорошо, деда?
Второй сапог был натянут, и старик поднял на внука глаза под насупленными бровями. Впрочем, на его лице уже не было того мучительного выражения, что мрачной тенью лежало на нем вчера вечером. Мальчик об этом задумываться не стал. В конце концов, ночь — время волшебства, а поутру все изменяется к лучшему.
— О чем ты?
— Мы едем в лес?
Вместо ответа дедушка взял шапку, лежавшую на кресле-качалке, и нахлобучил на голову. Мех был темно-коричневого оттенка. Дед говорил, что шапка сшита из медвежьей шкуры.
— Мы должны сделать это ради мамы.
Дед утвердительно кивнул. Голубизна его взгляда отливала сталью.
Они обнаружили, что машина стояла открытой всю ночь. Снег замел сиденья, руль заиндевел. Внутри автомобиля было даже холоднее, чем снаружи. На колени мальчик положил лошадку-качалку. Надо, чтобы мама попрощалась со своей игрушкой. На сиденье дед постелил одеяло, сказав, что так будет теплее.
— Ты помнишь дорогу?
— Да вроде… — ответил дед.
— Ты там уже бывал?
— Давным-давно, когда ни нас, ни наших дедов еще и на свете не было…
Если дед собирался рассказывать сказку, то тут же передумал и принялся протирать изморозь на лобовом стекле. И тер до тех пор, пока не смог хоть что-то разглядеть сквозь него.
— Зима — не на нашей стороне, но я вижу, что ты, внучок, не против отправиться на поиски приключений.
Его слова взволновали мальчика, так как он никогда не участвовал в приключениях, настоящих приключениях, таких, какие, как ему казалось, выпали на долю деда. Фотографии на стенах квартиры намекали на существование таких же интересных и героических историй, как и сказки, которые дед рассказывал на ночь. Вот только мальчик не умел разгадать эти истории, запечатленные на старых снимках.
— А если мы проголодаемся?
Старик похлопал рукой по карманам.
— Я прихватил с собой «ангельские крылышки».
Городские улицы утопали в рыхлом снеге. Дедушка сказал, что вот-вот он совсем растает. То, что он поспешил со своими прогнозами, вскоре стало очевидным. Как только машина отъехала подальше от рядов мрачных многоэтажек, сугробы по бокам дороги начали расти, а на проезжей части образовался слой льда, как на реке.
Мальчику было боязно покидать пределы города. Город — это школа, дома и квадратные километры остановленных, полуразрушенных заводов, на территории которых ему не разрешалось играть. В некоторых местах, мальчик это знал, лес начал наступление на город — складывалось впечатление, что его улицы и площади сжаты со всех сторон гигантской стеной сосняка. За городом не было ничего, кроме темных зарослей деревьев и просек между ними.
Дорога извивалась по лесу подобно гигантскому белому червяку. По обеим ее сторонам росли ели, но в глубине леса можно было встретить дубы, буки, ясени и ольху. Где-то в чащобах по-прежнему вздымаются в небо старые-престарые дубы, окутанные легендами и обладающие именами. Дедушка рассказывал, что где-то в соседней области есть Чумное дерево, ставшее в древности кормильцем маленького княжича, когда мор косил людей в его землях. Где-то в чащобах растут дубы, названные в честь битв, а также царей и императоров, чьи государства уже давно распались, но мальчик знал, что ему никогда не суждено их увидеть. Лес простирается во все стороны до самого конца земли. Если углубиться в него, никогда не найдешь дорогу обратно. Мальчик считал путешествие в глубь леса интересным приключением, но мама ушла в мир иной, а он дал ей обещание никогда не покидать деда.
Они проехали много километров по трассе, когда дедушка нажал обутой в сапог ногой на педаль и развернул машину на уходящую в глубину леса дорогу. Над ними смыкались отяжелевшие от снега ветви деревьев, образуя импровизированную крышу, и дорога не была засыпана снегом, если не считать легкой пороши из крошечных кристалликов льда.
Мальчик снял варежки и принялся дуть на пальцы, согревая их.
— Ты не проголодался?
— Нет.
— Надо было прихватить с собой супа в банке.
— Я не люблю суп.
— Даже мамин?
— Какой?
— Капустняк, — улыбнувшись, напомнил дед.
Мальчик опустил голову, немного помолчал и вполголоса признался:
— Мне он никогда не нравился. Я врал маме, когда хвалил ее капустняк.
— Зачем же ты это делал?
— Маме нравилось его готовить.
— Я тоже могу сварить тебе суп.
— Такой, как у мамы, не сможешь.
— Такой точно не смогу, — согласился дед.
Они углубились в лес, и автомобиль поехал медленнее. Стекла изнутри начали покрываться инеем, и приходилось время от времени протирать их рукавом. После этого некоторое время было видно, куда они едут.
— Где-то недалеко отсюда, — пробурчал дед.
— Здесь?
Голос старика дрогнул, и мальчику показалось, что дело не только в царящем в машине холоде. Он не сводил с деда глаз, но тот, согнувшись над рулем, глядел на дорогу сквозь все уменьшающийся участок свободного ото льда лобового стекла. При этом он, казалось, даже ни разу не моргнул.
Съехав наконец на обочину, дедушка выключил двигатель прежде, чем машина остановилась.
— Приехали, внучек. Мы тут не заблудимся.
