Дед, опустившись на колени, полез в шкафчик под рукомойником. Возле него валялись старые перчатки, держак от садового совка, глиняный горшок и комочки чего-то похожего на землю.
— Деда, что ты ищешь?
Дед поспешно отпрянул от шкафчика. В руке его был зажат потемневший от времени топор. Старческие пальцы вцепились в топорище с такой силой, что, казалось, срослись с ним.
— Деда!
На глазах старика поблескивали слезы, а рот кривился в улыбке.
— Растопку наколоть надо.
— Что?
— Нам надо развести огонь.
— А как ты это сделаешь?
— Не я, а ты, — толкая плечом заднюю дверь, сказал дедушка. — Нужна щепа.
Старику пришлось напрячься, но потом раздался треск и дверь чуть подалась. Снаружи намело слишком много снега. Рука деда не пролазила в узкую щель, и теперь настала очередь внука. Мальчик просунул руку и отгреб достаточно снега для того, чтобы они оба протиснулись в скованный льдом сад. Он был больше, чем казалось из окна кухни. С трех сторон его окружал лес.
— Вспоминаешь, внучок?
Воспоминание было весьма туманным, но мальчик кивнул.
— Мама привозила меня сюда. Мы еще перекусывали на природе.
— Она мне ничего не говорила, — пробормотал старик.
— А ты вспоминаешь, деда?
— Даже то, что хотел бы забыть. Тогда я был молодым, и мне следовало подумать о последствиях… Твоя мама родилась под крышей этого дома. Ты знал?
Мальчик огляделся. Дом казался не более реальным, чем географические карты, которые рисует Юра. Словно сказка, которую кто-то прочел и пытается пересказать, но не может, — ему не хватает слов, и в результате повествование теряет весь свой смысл. Нет, мама не могла жить в таком доме.
— Здесь?
— Ей было меньше лет, чем тебе, когда мы переехали. Я надеялся, что она обо всем забудет, но, если что западет в память, отделаться от этого нелегко.
— А почему вы уехали?
— Ну… В лесу много такого, о чем маленькой девочке знать не надо…
То, как это было произнесено, подсказало внуку, что продолжать расспрашивать деда не стоит. Старик сделал один шаг, затем второй… Мальчик последовал за ним.
Хотя на том месте, где когда-то был огород, лежал довольно глубокий снег, под деревьями сада землю лишь слегка припорошило. Пройдя несколько метров под разлогими ветвями, дед притопнул сапогом. Мороз превратил верхний слой снега в твердую корочку, которая хрустнула под каблуком.
Начал старик с того, что принялся отламывать тонкие веточки и отслоившуюся кору от ствола черной ольхи. Чуть дальше на лесной подстилке лежал давно поваленный дуб. Ствол его порос мхом, словно шкура зубра в зимний период. Старик соскреб мох. Под ним оказалась трухлявая древесина. Топор с легкостью вошел в первый слой. Во все стороны полетели мокрые щепки. От ствола пахло влагой и затхлостью. У мальчика защекотало в носу, он чихнул.
— Смотри внимательнее! — приказал дед.
Топор врубался вглубь сердцевины, где древесина была суше и мягче.
— Эти щепки загорятся быстрее, чем спички.
— Откуда ты знаешь?
— Думаешь, твой старый дед не умеет разводить огонь?
— Я видел, как ты зажигаешь огонь. Надо только пустить газ и чиркнуть спичкой.
— Это не тот огонь, о котором я говорю, внучок. В городской квартире такой старик, как я, может довольствоваться слабеньким газовым камином, но я не всегда был стариком.
— Я тоже не старый, но не умею разводить огонь.
— А я никогда не был таким домашним мальчиком, как ты, — улыбнулся дед.
Мальчик, пока он махал топором, собирал веточки, щепу, отлетающую от ствола, и даже остатки гнезда, которое нашел в дупле мертвого дерева. Набив карманы и прихватив охапку веток, мальчик вернулся в дом.
Дед сказал, что здесь уже много лет не разводили огонь, и, поставив топор у стены и опустившись на колени, принялся закладывать растопку в темный зев печи.
Мальчик стоял в углу комнаты. Со сгорбленной фигуры деда его взгляд переместился на исцарапанный стул и потрескавшиеся ступеньки. Можно было, конечно, собрав все свое воображение, представить фотографии на стенах, не забитые досками окна, добротные перила, ограждающие ведущую наверх, на второй этаж лестницу, но при виде паутины в углу все рушилось. Не мог он представить маму маленькой девочкой, ползающей по этому дому. Только детеныш животного, обитатель дикого леса может здесь жить!
Страшно думать о том, что было до того, как ты появился на свет, даже еще страшнее, чем о том, что мама теперь никогда больше ничего не увидит.
Спичек у деда не было. Он составил из веточек и соломы, выдранной из птичьего гнезда, нечто, контурами очень напоминающее языки пламени, и, склонив голову, начал что-то делать, шевеля губами. А потом… потом из ниоткуда появился огонь. Казалось, он сорвался с губ старика и весело заскакал по соломинкам. Язычки пламени устремились вверх, сплетаясь в огненно-красную паутину.
— Деда!
Старик повернулся. На его лице играли отблески огня.
— Так делали в старину…
Он сунул в освещенную оранжевым светом топку немного дров, и огонь разгорелся ярче. Старик объяснил, что теперь у них всегда будут под рукой тлеющие уголья. Как деду удалось это сделать, внук не понимал. Его дедушка ведь не какой-нибудь колдун или чародей. Он живет в городской квартире и ничего такого уметь просто не может.
Остальное, впрочем, было более-менее понятным. Чтобы растопить печь, пришлось вырвать клок набивки из старого кресла, а потом бросить в топку отставшую половицу. Когда огонь разгорится и затанцует в печи, можно ставить чугунок со снегом. Когда снег растает, получится вода. Ее надо закипятить, а потом вылить на замерзшую землю. После этого дед сможет топором копать землю.
Так оно и вышло. Старик выкопал неглубокую ямку у корней дуба. После открыл урну с прахом. Мальчик заглянул внутрь. Он воображал, что увидит там какие-то останки вроде фаланги пальца с кольцом бабушки, пряди волос или кусочка сердца, но в урне оказалась всего лишь серая пыль. Дедушка осторожно высыпал содержимое урны в ямку.
— Попрощайся, — произнес дед.
Мальчик посмотрел на пыль, потом на деда.
— Пока.
— Не со мной, малыш, — приобняв внука за плечи, сказал дед, — с мамой. Или ты думал, что я брошу тебя здесь?
Мальчик вновь взглянул на пыль.
— Я ее не вижу.
— Нет, — прошептал дед, — не видишь…
— Деда, а можно…
Но старик не дал ему закончить…
— Покойся с миром, Вика.
Подул холодный ветер, и часть серой пыли поднялась в воздух. Дедушка тотчас же опустился на колени и засыпал ямку. Когда землю утрамбовали — мальчик тоже ему помогал, — старик нагреб на это место снег.
К этому моменту небеса помрачнели. Вот-вот должен был начаться снегопад. Не останется ничего, что свидетельствовало бы о месте последнего упокоения мамы.
— Это могила?
— Нет.
— А что?
На глаза старика навернулись слезы.
— Стояло лето, когда твоя бабушка… Я не приехал, хотя она меня умоляла… Твоя мама развеяла ее прах здесь, под деревьями. В этом лесу живет частичка твоей бабушки… А теперь и мамы…
Мальчик кивнул.
— Прах уходит в землю, а оттуда попадает в деревья и цветы…
— А в крапиву и чертополох он тоже попадает?
Теперь уже дед утвердительно кивнул.
— Это относится ко всему, не только к хорошему. Волки из леса едят зайцев, которые кормятся травой, произрастающей из твоей бабушки.
Он пощупал руки внука. Холодные. Надо согреться, а то мороз может не на шутку их покусать. Не стоило так загружать мальчика работой. Отморозить палец — не самое лучшее «приключение» в жизни.
Мальчик не мог вынести выражения глаз дедушки. Такого он прежде не видел. Он помнил выражение злобы и печали в его глазах, но под действием страха они расширились до невозможного. Да, вот именно, это был самый настоящий страх. Он высвободил ладошку из руки деда. Старик тяжелой поступью направился к дому, а мальчик все еще смотрел на дерево, которое вберет в себя маму. В тени ветвей уже сгущался полумрак.
Если дед прав, то частью дикой природы является его бабушка и вскоре станет мама. Но если так, то чего бояться тьмы в лесу под деревьями? Как в сказке о Бабе-яге, надо просто-напросто уважительно относиться к деревьям, и они выставят стену из шипов и защитят от всего плохого на этом свете.
А потом мальчик подумал, что существуют и другие истории, которых он не знает, а дедушка предпочитает их ему не рассказывать. Это истории о полуразрушенном доме, о бабушке и о маме. А по стенам коридора дедушкиной квартиры развешаны фотографии, за которыми наверняка скрываются истории о солдатах, правителях и войнах прежних времен. А еще мама никогда не объясняла ему причины того, почему однажды дедушка уехал и до сегодняшнего дня не возвращался в этот дом. Впрочем, она и сама этого не знала. Почему дед перестал с тех пор рассказывать маме сказки? Скорее всего, в этих сказках и рассказах лес — плохой, и мальчикам с девочками лучше оставаться в избушке Бабы-яги, а не спасаться бегством к папе, продираясь сквозь заросли сосняка и орешника…
