Школа закончится через несколько месяцев, а, чем он займется, Лео, видимо, не решил. Может быть, сразу никуда не пойдет, осмотрится. Шурочка говорит:
— Хоть с армией не возникнет проблем.
Ни тяги, ни способностей к естественным наукам нет, к гуманитарным тоже. Наверное, выберет что-то техническое. Может быть, юридическое. На худой конец — школа бизнеса. Единый экзамен написал не блестяще.
Алекс трезво оценивает ситуацию:
— На Гарвард не тянет, скорее — на «Керосинку». Здешние «керосинки» тоже вполне ничего.
Есть сотни университетов, куда его могут взять. А он в какие подал? Лео запирается в своей комнате, рассылает письма. В Гарвард и еще в пять или шесть громких мест. Всё сам.
— Кто бы ему объяснил, что это глупо, в конце концов? Друзья у него есть? — Алекс запутался, он огорчен.
— Кто-то есть. То ли с борьбы, то ли из этого… заведения. — Шурочка тоже огорчена.
Юлю, между прочим, в Гарвард приняли, это стало известно уже в феврале. И во много других мест — чуть ли не всюду, куда подала. Шурочка очень рада за Юлю, искренне. А Лео надо учиться проигрывать.
Куда он все же отправится? — Он скажет, когда время придет. Всё.
— Давай оставим его в покое, — предлагает Алекс, — пусть сам разбирается. Не даст он себе помогать.
И, не дожидаясь ответа от Лео, они переселяются на Кейп-Код. Май, у них под окнами что-то уже цветет — магнолии и всякие другие деревья, Алекс никогда не помнит, как они называются.
Есть вещи, которые забыть невозможно: купание с Шурочкой в восемьдесят девятом, поиски отца в двухтысячном. И то вторжение Лео с товарищем к ним на Кейп-Код в июне две тысячи восьмого года Алекс тоже будет помнить всегда. Но за две или три недели до этого у них неожиданно появляется Юля.
Подъезд к дому выложен галькой, она скрипит под колесами, Шурочка выглядывает в окно. Юля, надо же! Она думала, это Лео.
— Ой, Лео тоже приедет? — Юля пытается скрыть волнение, но она всегда была искренней девочкой.
С ними Юля разговаривает на русском. Вообще-то она заехала попрощаться: послезавтра выпускной бал, а на той неделе она улетает в Испанию — там живут ее бабушка и прабабушка, очень старая, никого уже толком не узнаёт. А потом — Гарвард, другая жизнь. Школа, детство закончились.
Трогательно: Юля ради них проделала такой путь — все-таки полтора часа. Скоро Лео приедет, они пообедают.
У Юли в глазах появляется жалкое, просящее выражение — конечно, было наивно думать, что она здесь ради них с Алексом. Да, Лео приедет забрать костюм для выпускного вечера, Шурочка отдавала брюки подшить. А Юля в каком платье будет? Есть фотографии?
Опять Шурочка говорит не то? Оказывается, Лео не будет танцевать с Юлей, он пригласил Джоан.
Джоан — хромая, одна нога у нее сильно короче другой.
— Никто не хотел ее приглашать. — Голос Юли дрожит, срывается. — Благородно с его стороны, да?
Лучше оставить ее в покое, пусть посидит. Может, сока или воды? — Спасибо, она просто так подождет.
Юля выходит в смежную с гостиной комнату, подходит к книгам. Она не решалась раньше спросить: это что за камушки?
Это не просто камушки, а очень дорогое для Шурочки воспоминание. Для них с Алексом. Показывает:
— Вот княжна Мэри, вот доктор Вернер, а это Янко-контрабандист…
Юля не понимает, о ком идет речь. Неужели она не читала? Как могло такое произойти? Сейчас мы это поправим. Шурочка достает книгу: устраивайся поудобней, тебе предстоит огромное наслаждение. Как раз, пока они ждут… А Шурочка займется обедом. Как Юля относится к ризотто с говядиной и шампиньонами?
И вот проходят еще полчаса и час. Приближаются сумерки, Алекс спускается вниз — пора бы перекусить. Что-то Лео задерживается.
— Тсс, тихо, не мешай девочке. — А Лео она сейчас позвонит.
Хорошо, что догадалась подняться наверх.
Ах, его Юля ждет! — Шурочке кажется, что она слышит свист тормозов. Нет, Лео не приедет сегодня. Костюм — потом.
— С университетом что-нибудь определилось? — кричит Шурочка.
Скоро, очень скоро они узнают. Отбой.
И как теперь Юле сказать? Да так и сказать, чего уж там.
Юля захлопывает книгу, встает. У нее выступают красные пятна на лбу.
Алекс спрашивает: как книга, нравится? Она не могла, конечно, ее прочитать за час, пусть забирает с собой. Они будут рады подарить ей Лермонтова.
Нет, нет, Юля не возьмет подарок.
— Скажите, — спрашивает она, — это дорогая книга?
Алекс не понимает, что произошло. Почему она плачет?
Шурочка подсказывает:
— Из-за бабушки. То есть прабабушки. Юля, Юлечка, все будет у тебя хорошо.
Прыгнула в машину, уехала.
Дорогая ли книга? Странный вопрос.
Жара в том году началась раньше обычного, и Лео с товарищем, войдя в дом, немедленно просят пить. Воды со льдом. Простой воды.
Лео называет имя своего спутника, но у Алекса с Шурочкой оно сразу вылетает из головы. Джон, кажется. Или Джордж. Неловко переспросить. Стрижен наголо. Уши у него выдающиеся.
Попили воды. А теперь — внимание, всем сесть.
— Барабанная дробь, — ухмыляется этот самый Джон или Джордж.
Кажется, Лео нервничает. Нет, ничуть. Поздно нервничать. Они хотели знать, куда он дальше пойдет? Так вот, — пауза — его сегодня зачислили в Военную академию. Известную как Вест-Пойнт.
Услышав новость, Алекс с Шурочкой наклоняют головы, боятся друг на друга взглянуть.
Лопоухий нарушает тишину первым:
— Они у тебя языки проглотили от радости.
А этот зачем здесь? Чья идея? Откуда взялся Вест-Пойнт?
Уже нет никакой разницы. Лео сделал свой выбор. Это его решение. Алекс с Шурочкой смотрят на сына и на его товарища: если кто-то один и имеет тут власть, то этот один — Лео.
Между прочим, обучение бесплатное. Лишь в том случае, если Лео уйдет из армии, деньги надо будет вернуть.
При чем тут деньги? Это что же, только сегодня выяснилось — про Академию? — Окончательно — да.
Лео повернулся к ним в профиль, смотрит в окно. Выглядит просветленным, ясным. Решение принято. Деньги не все решают, они действительно ни при чем. Лео выдержал все вступительные испытания.
Испытания?
Лопоухий опять тут как тут:
— Подтягивания — восемнадцать раз, отжимания — семьдесят, приседания — семьдесят…
— Семьдесят, — повторяет Алекс растерянно. Он не знает, за что зацепиться, о чем спросить. — За какое время?
Лео кивает: резонный вопрос. Так сказать, поддержал отца.
— За минуту. — Друга его не сбить. — Бег по пересеченной местности…
Алекс откашливается:
— А вас?.. Вас тоже можно поздравить?
Нет, Лопоухий не прошел в Академию, но поздравить — да. Судьба решилась. Определенность — самое главное. А уж ради той встречи, какая сегодня была, можно все что угодно выдержать. Встречи с тем, кто проводил собеседование.
— Тридцать лет в армии! Взрывали его — семьдесят пять раз! Понимаете? Семьдесят пять! Все погибли, с кем начинал служить! — Лопоухий и правда находится под впечатлением: — Но главное, как он концентрируется на тебе. Пока ты рядом, он твой. Весь! При нем нельзя изворачиваться, хитрить. Такой укол, — показывает на грудь, — и ты понимаешь: он видит все, что у тебя там написано! Даже то, чего ты сам про себя не знал!
— Что же он, этот ваш… — спрашивает Алекс, — какой-нибудь генерал?
Ох, как нехорошо посмотрел Лео на Алекса!
Друг его, однако, не останавливается:
— В том-то и дело — даже не офицер! Сержант-майор! Есть такой чин.
Лео поворачивается к товарищу: его родителям, вероятно, не слишком интересны подробности. Но тот рассказывает взахлеб:
— Пошел в армию простым рекрутом. Представляете, какой путь? Рядовой, рядовой первого класса, капрал…
Алекс прикрывает глаза.
— Все хорошо? — тихо по-русски спрашивает его Шурочка.
Да, просто свет. Солнце яркое.
— … Сержант, штаб-сержант, мастер-сержант…
Шурочка встает с места, прикрывает жалюзи.
— …Первый сержант, команд-сержант… — Наконец с торжеством объявляет: — Сержант-майор сухопутных войск!
Алекс вздрагивает. Такое впечатление, что сержант сейчас вломится в дверь. Со своими медалями и протезами.
Шурочка спрашивает Лопоухого:
— И каким же образом определилась ваша судьба?
Сержант-майор сказал, что он должен пойти в армию рядовым.
Вот как. А Лео? Что он Лео сказал?
А Лео он предрек огромное будущее. И не только в армии. Лео может стать верховным главнокомандующим, так он думает.
— Не-е-ет. — Алекс вдруг оживляется. — Только не верховным главнокомандующим, Лео родился в другой стране! Кого вы наслушались, мальчики? — Алекса вдруг развезло. Он смеется, но смеется один.
Нет-нет, у него не истерика. Просто удачно вышло — про верховного главнокомандующего. Но в сегодняшнем разговоре это был последний его успех.
