Наконец вышел верзила–солдат. Это и был Ванечка.
Зина кинулась к нему, потом подвела к скамейке. Я поднялся, пожал ему руку, зачем‑то обнял. Спросил: «Тебя здесь не обижают?».
«Попробуй кто обидеть», — ответил Ваня. И показал два огромных кулака.
— Какой изящный молодой человек! — не удержалась работница загса, принимая у нас с Зиной заявление на регистрацию брака. — Какая чудесная черная грива! Какой красавец!.
Она не знала, что волосы крашеные. Что подобные комплименты я слышу с детства.
Сыпал снегом хмурый ноябрьский день. Из загса Зина поехала на работу в магазин своего шефа. А я направился в метро, чтобы вернуться домой. Куда мне ещё было деваться?
Спускался эскалатором, думал о том, что моя природная скромность, артистичность, что ли, продолжают автоматически обвораживать окружающих. Кто‑то в лаборатории сказал гадость, будто один мой вид действует женщинам на половую чакру. Те, кто видит меня, наверное думают: «Баловень судьбы!»
Им в голову не придёт, насколько я одинок. Не имею ни профессии, ни надёжного заработка. Нет ни сынишки, ни дочки.
На безымянном пальце правой руки появилось золотое кольцо.
В ту осень какое‑то безволие стало пригнетать меня.
Думал: «Наступает ранняя старость. А я вроде ещё и не жил… Ничего, Зина родит ребёнка. Всё обретёт смысл».
Она настаивала на том, что нужно обязательно справить свадьбу, пригласить её и моих родственников. Чтобы «всё было как у людей». И будет совсем хорошо, если мы повенчаемся. Она считала себя верующей.
Дала мне денег, отправила в церковь договариваться со священником, который отпевал бабушку и дедушку.
Я дождался его после окончания богослужения. Когда выяснилось, что я некрещеный, тот сперва наотрез отказал. Потом помчался за мной, предложил немедленно креститься.
В этой поспешности я почувствовал профанацию.
Не знаю, что будет со мной дальше, но на сегодняшний день, когда я пишу историю моей жизни, я принадлежу к тем людям, кто, как Евсей Абрамович, муж Паолиной сестры, убеждён в том, что Вселенную создал и управляет ею какой- то Разум. Верю и в то, что Христос был на самом деле.
Только не могу понять, зачем нужно, чтобы мои родители, в общем славные люди, жили в разводе. Зачем погиб под колёсами машины мой пудель Май, который никому не делал зла?
Как этот Разум допускает кровавую мясорубку в Чечне? Видел по телевизору чеченского мальчонку, оставшегося под бомбами в Грозном. Тот в отчаянии кричал с мостовой телеоператору: «Дяденька, дедушку убили! Вон лежит мой дедушка»!
До сих пор терзаюсь, что даже не попытался найти этого ребёнка, прижать к сердцу, усыновить…
Втянутый в предсвадебную суету, я поймал себя на том, что всё делаю как безвольный робот. Автоматически взял деньги у Зины, список продуктов, автоматически съездил на базар, припёр три сумки провизии. Потом с утра помогал делать салаты, винегрет, холодец. Казалось, то, что происходит, происходит не со мной.
Вдруг Зина вспомнила, что окна остались немытыми на зиму. Оставила меня кухарить у плиты и немедленно принялась за дело. По квартире загуляли сквозняки.
Что представляет собой свадьба уже побывавших в браке людей, наверняка известно многим.
За расставленным столом, кроме моих отца и матери, собрались галдящие Зинины родственники, успевшие вручить нам дурацкие подарки — вазочки, самодельные вязаные подвесные кашпо для цветов, подушку, «чтобы сладко спалось», и тому подобную чушь. Двоюродный брат Зины — бритоголовый Фёдор Иванович с женой припёрли стеклянный столик на колёсах. Объяснили: «Это для того, чтобы подавать новобрачной завтрак к постели».
Получил увольнение на двое суток и прибыл Ванечка. Зина посадила его рядом с нами. Любо–дорого было смотреть на то, как он принялся есть и выпивать. Между прочим, в тот вечер я узнал от него, что он служит в каком‑то особом спецподразделении. Уже успел побывать в «горячих точках».
Двоюродный брат Зины оказался инженером, сменившим свою профессию на другую — стал психоаналитиком. Выпив и попев со всеми песни, он привязался ко мне, отвёл на кухню и принялся поучать.
— Вы, Костя, неправильно живёте. Случайные заработки. Ничего стабильного. На что будете содержать Зину? Сейчас я подарю вам настоящий свадебный подарок — открою секрет, как обрести выгодную работу. И вообще, добиться исполнения всех желаний. Будете век благодарны. Слушайте, слушайте меня внимательно. Представьте себе то, о чем вы мечтаете. Ярко, во всех подробностях. Попросите мир, чтобы это исполнилось. И забудьте!
— Кого просить, — перебил я, — Бога?
— Нет. Мир.
— Кто такой этот мир?
— То, что нас с вами окружает. Видимое и невидимое. Вот вы настроены скептически. Но увидите, всё начнёт сбываться.
Зина прибежала вытаскивать из духовки гуся. И мы вернулись к гостям. Первой ушла мама. В прихожей не смогла сдержать слёз. Поцеловала меня в лоб, как в детстве. Прошептала: «Хоть бы в этот раз ты был счастлив, сыночек…».
За ней постепенно разошлись и остальные гости.
Остался ночевать Ваня.
Ночью у меня начался жар. Зина отыскала оставшийся от моих стариков градусник. Температура была 39.
— Тебя продуло, — констатировала Зина. Наскоро сделала мне чай с лимоном, нашла в тумбочке застарелые таблетки аспирина.
Утром побежала провожать сына. На обратном пути зашла в аптеку, купила антибиотик, полоскание для горла.
У меня оказалось воспаление лёгких.
За то время, пока я болел, Зина окончательно переселилась ко мне из своей однокомнатной квартиры в Черёмушках.
Сказала: «Когда Ванечка через год вернётся из армии, будет жить там самостоятельно».
Зина заботливо выхаживала меня. Пригодился стеклянный столик на колесиках. Подвозила еду и лекарства к постели. Названивала с работы, чтобы узнать, как я себя чувствую.
Из‑за трат на свадьбу, из‑за того, что Зина сунула Ване последние деньги, мы остались на мели.
Я лежал в постели, всё думал о том, что ничего не способен сделать, пока не вспомнил о дурацком «секрете» Зининого двоюродного брата. Ради эксперимента попытался ярко представить себе человека, мужчину, который приносит сто долларов.
Через два дня, когда я уже забыл об этой глупости, позвонил, а потом пришел какой‑то полковник, который пожаловался на то, что страдает от гипертонии, высокого давления. Он принёс с собой тонометр.
Действительно, давление у него было высокое — 190 на 100.
Пошатываясь от слабости, я давление ему нормализовал, как нас учили в лаборатории. Померили снова. Получилось идеально — 120 на 80.
Полковник со словами благодарности протянул пятидесятирублёвку…
— Что же это вы болеете? — спросил он, уходя. — Самого себя вылечить не можете?
— Не могу.
Почему, пусть и смехотворно, сработал «секрет» Зининого двоюродного брата? Позже я несколько раз пытался повторить этот фокус. Ничего не получалось.
Так или иначе, мы протянули до Зининой зарплаты.
Весной я прописал её у себя.
Зачем я обо всём этом пишу? Другие люди молча проносят тяжесть своей жизни. И никто, ни одна живая душа не узнает о том, что им приходится пережить.
Вскоре после того как Зина стала моей полноправной женой, она призналась в том, что после рождения Вани несколько раз изменяла своему первому мужу, беременела, делала подпольные аборты. И после этого уже не может рожать детей.
Я пришел в ярость. Заставил Зину поехать вместе со мной в платную гинекологическую клинику, показаться специалистам. Потом сам разговаривал с врачом. «Да, — подтвердил он, — К сожалению, детей у вашей жены больше не может быть. Никогда».
Я почувствовал себя обманутым, обокраденным. Дальнейшая жизнь моя теряла смысл.
Вымещать свое отчаяние на Зине я не мог. Но со дня посещения клиники наше совместное существование стало каким‑то угрюмым.
Между тем Зина делала карьеру. Босс за собственный счёт направил её на полугодичные американские курсы. После того как она их окончила, назначил директором сети своих магазинов, вдвое повысил зарплату.
Проклятие! Снова я стал чувствовать себя альфонсом при очередной состоятельной женщине.
Чем дольше шло время, тем чаще Зина сначала намекала, а потом и впрямую говорила о том, что я не должен киснуть дома, должен хоть чем‑то быть занят, зарабатывать. Однажды проговорилась, что её двоюродный брат советовал показать меня врачу–психиатру.
Иногда, принимая больных, я всё же зарабатывал не меньше, чем Зина. Она то и дело присылала ко мне продавщиц и прочих знакомых по работе.
Правда, порой «клиентуры», как теперь выражалась Зина, не было неделями. «То густо, то пусто, — констатировала она, как мне казалось, с некоторым злорадством».
