В перспективе, по другую сторону стены, мужчина лет тридцати опускается на стул кофейного цвета. Он поворачивается спиной к маленькому ребенку, лежащему на кровати. На ковре возле кровати дремлют две огромные собаки со спутанной шерстью.
Ламбер требует, чтобы я отошел от зрительной трубки.
– Вы увидели достаточно, – говорит он мне. Мы снимаем шлемы.
– Теперь опишите. Сначала мужчину, пожалуйста.
– Серые круги под глазами, прядь волос прилипла ко лбу, воротник рубашки расстегнут, крупный кадык, длинные, очень бледные руки…
– Посмотрим на ребенка…
– Он держит в руках матерчатый валик с головой слона…
– Выражение лица?
– Печальное.
– Продолжайте.
– Сфокусировавшись на оконном стекле, я увидел отражение экрана телевизора.
– Собаки.
– Между лап – катышки пыли и скомканные бумажные носовые платки.
– Изображение в 39-й альвеоле почти всегда неизменно. В моем реестре, конечно, имеется комментарий, вам нужно лишь навести справки. Впрочем, чуточку поупражнявшись, вы сможете различить даже песчинку за ничтожно малое время. А теперь побежали. Следующая альвеола еще далеко.
Ламбер говорит со мной так, будто обращается к кому-то другому:
– Пока мы движемся вперед, коридоры, которые кажутся одинаковыми, расходятся, а затем сближаются, отдаляются друг от друга и переплетаются в разных направлениях. Так я мог заметить медведя, который вылез на обледенелый склон в глубине коридора, а потом медузу, плывшую в толще воды. В другой раз я увидел мужчину и мог бы поклясться, что им был я. Он подал мне знак, а затем исчез. Несколько минут или дней спустя эта же сцена повторилась. Внешность мужчины менялась…
Ламбер продолжает свой монолог:
– Вы идете за мной со вспотевшим лбом и бьющимся сердцем. Поверните направо и опустите голову. Остановитесь и поднимите руку. Чувствуете изгиб этого входа? Здесь гуляет ветерок. Признак того, что проход свободен! Я объясню вам, что это означает. Теперь идите на площадку, возьмите трубку и откройте глаза. Дверь комнаты раздвигается? Она сейчас войдет. Взгляните, как она бледна! Каждый день протирать мебель, опускать в мусорную корзину скелет цыпленка, пинать носком ноги телефон, всем своим видом словно бы говоря: а что вам не нравится?
Здесь вам выдают все маленькие тайны. Неужели после этого вам захотелось бы еще есть? Ладно, пойдем отсюда. Направо. Арман – объект получше. Как только спустимся вниз, свернем в последний коридор налево, и вы продолжите путь на цыпочках, поскольку у трубы резкий наклон. Обратите внимание, что по стенкам течет вода. Это водосток. По возвращении мы примем душ. Наверху, очевидно, сумерки. Но здесь время эластично. Если долго крутиться, вы теряете ощущение длительности. Вот мы и пришли. Возьмите трубку. Вы увидите Армана – врага Вейра. Поторопитесь, объект не очень удобен: брови трясутся, зрачки расширяются – на этом лице содрогается мир…
Объектив ловит молодого человека, стоящего на коленях перед столиком в гостиной. Похоже, он прислушивается к тому, что доносится сквозь стены. Голова склонилась набок, из приоткрытого рта стекает струйка слюны – юноша смотрит, как по полу движется пленчатый протуберанец, который выходит у него из уха и благоразумно сворачивается, словно слизень, всякий раз, когда встречает препятствие. Слышится шум воды…
Вы делаете успехи, констатирует Ламбер, ведь на самом деле этот человек проходит весь мир по-своему.
– Но какое отношение он имеет к Вейра?
– Все просто. Он предвидит все, что слышит.
– И что же, по-вашему, он предвидит сейчас?
– То, что вижу я.
На рассвете, пока я заглатывал целиком толстую селедку, Ламбер подарил мне кольцо для ключей, на котором висел брелок – кокетливый полуприцеп.
– Жизнь – грузовик, мчащийся на предельной скорости, словно молния в окне, – сказал мне он. – Мы слишком долго прибегали к уверткам. Начиная с сегодняшнего вечера, мне нужен обстоятельный доклад. Днем вы съедите лишь одну селедку. Плохо работать с набитым желудком. Поскольку вы медлительны, я вам сначала дам пару-тройку практических упражнений. Вы будете выполнять их в течение восьми дней. Благодаря этому ваше тело станет гибче, и вы будете терять меньше времени.
Я приготовил чистый реестр, во всех отношениях сходный с моим. Видите его на аналое? Я развернул полоски между страницами. До полуночи вы должны будете снова их свернуть.
Для начала мне нужно по-своему вас одеть: обмотать с головы до ног клейкой лентой. Она покроет все – лицо, руки, ноги, кисти и даже кончики пальцев. Но предупреждаю: если хоть раз ее снимете, вам несдобровать!
Соблюдайте спокойствие в любых обстоятельствах. Представьте, что вы – муха, стремитесь стать проворнее, легче, готовьтесь взлететь. Если, несмотря на ваши усилия выполнить задание, не снимая ленты, материал будет стеснять ваши движения, сосчитайте до десяти тысяч, и он от вас отклеится. Если же наиболее строптивые полоски одновременно прилипнут к вашим пальцам или предплечьям, уберите их ногами. Вы докажете свое умение, ежели вручите нетронутый реестр и завершенный доклад мне в восемнадцать часов…
На дальней колокольне часы бьют восемнадцать, и под приподнявшимся люком чердака появляется лицо Ламбера. Он подходит без единого слова, внимательно осматривает меня с головы до ног, а потом записывает в блокнот число прилипших полосок.
– Полагаю, в этом состоянии вы не сможете как следует составить доклад. Поэтому произнесите его вслух…
Доклад:
Я – глаз под веком редактора Ламбера и человек, живущий на чердаке. Я довольствуюсь тем минимумом, который мне пожаловало начальство. Упражнения по исследованию труб: дышать экономно, учиться есть мало, тренировать память, не бояться темноты. В ближайшую неделю вы узнаете об этом предостаточно. Вам дадут связку ключей. После этого обещания прошла неделя. Я выполнил задание. Что плохого, если я выражаю желание выйти?
Ламбер испепеляет меня безумным взглядом:
– Вы видели старика внизу?
– Нет!
– Он снова с вами говорил. Вы хотите сбежать, бросить меня здесь!
– Просто подышать воздухом.
– Сожалею, но это невозможно. Вы заключили контракт, и теперь вам придется выполнять его условия. Вы уйдете отсюда один, как только будете готовы. А пока что не стоит на это рассчитывать!
С этими словами он уходит и, возвращаясь на следующее утро, обматывает мое тело клейкой лентой. Полдень. Стоя у окна, я обедаю, как всегда, селедкой. В общественном саду какой-то гуляющий запихивает в пасть своей собаки сэндвич.
После утренних упражнений у меня проснулся аппетит. Мне нужна вторая селедка. Невзирая на запрет, я собираюсь подползти под кровать и снять мешочек, но прекрасно понимаю: если я хочу до него добраться, мне придется сначала сильно изогнуться, чтобы пролезть между досками, которые Ламбер прибил перед уходом. Днем и ночью у меня урчит в животе.
– Спите в спецовке, – говорит он. – Пижама вам не нужна, не теряйте времени на раздевание!
– Она воняет рыбой.
– Ну и что? Зато перебивает запах пота!
Он протягивает мне карманный фонарик:
– Пригодится вам позже – для исследования некоторых труб. Вы же вроде шахтера. У любого рабочего есть свои привычки. Вам также дадут каску. Как доклад? Сегодня вечером проверю, вперед!
Ламбер теребит пальцами клейкую полоску, которую я ему передал. Он кажется смущенным.
– Хорошо-хорошо, – говорит он. – Вы спускались в сети? Шпионили за Вейра? Что он сегодня делал?
– Встречался с людьми.
– И о чем эти люди говорили?
– Не знаю. Они шушукались.
– Доказательство, что они сговариваются. Спускайтесь сейчас же обратно. Возвращайтесь в 4-ю. Запишите все, что увидите. Так будет лучше. Доложите мне правдивую информацию, и я отведу вас в альвеолу, о которой вы мечтаете.
– Значит, вы знаете, о чем я мечтаю?
– Ну как же мне не знать? Я же ваш объект! Когда в первый день вы обложили мое пространство, то видели во мне лишь некую особу. Но довольно об этом. Вы ничуть не отличаетесь от своих предшественников. Точь-в-точь как они, считаете настоящими истории, которые сами придумываете, а затем, когда они действительно сбываются, вы начинаете в них сомневаться. Согласитесь стать, в свою очередь, моим объектом, как и я отчасти был вашим, и позвольте мне сказать, что в эту самую минуту вы мечтаете об отверстии и открытом пространстве…
– Когда живешь наполовину погребенный под землей…
– Вы были погребены задолго до того, как переступили порог этой двери. Ваша реакция, как и у всех соглядатаев-дилетантов, вполне предсказуема. Я даже мог бы ее выдумать. Десятеро компаньонов вашего сорта пытались состряпать мою биографию. Оно и понятно, ведь я лишь образ – ложнороманический бумажный силуэт, но именно поэтому мне торопиться некуда. Посмеете ли вы такое сказать? Посмеете ли утверждать, что с надлежащим вниманием прочли мой реестр, тогда как полная версия заканчивающейся главы представлена на полосках 2435 и 2654-az доклада, автором которого являюсь я?
