Они пошли пешком. Через Карлсплац. Остановились посмотреть на строящуюся станцию метро. Гудели строительные агрегаты. Копошились глубоко внизу, в свете прожекторов. Они пошли по Брукнерштрассе. Мимо французского посольства. На Шварценбергплац. Фонтан пока еще забит досками. Памятник русским солдатам ярко освещен. У третьей слева колонны нашли тело Илоны Фабер. Бабушка Хелены использовала судьбу Илоны Фабер в качестве иллюстрации для всяческих предостережений и острастки. Нельзя делать все, что заблагорассудится. Не то будет то же, что с ней. Никто точно не сообщил, что тогда стряслось. Хелена же с тех пор стала бояться каждого темного куста, сама не зная почему. Кусты вокруг памятника русским — без подсветки. Всякий раз, переходя или проезжая Шварценбергплац, Хелена представляла себе растерзанное тело. И сейчас, проходя мимо этого места, она выпрямилась. В свое время она пыталась разузнать подробности. Был слух, что Илона Фабер погибла во время оргии во французском посольстве. Плечи Хелены опять поникли. Хенрик взял ее под локоть. Глаза у Хелены были на мокром месте. Наверное, это из-за вина. А признаваться, что выпила чересчур много, Хелене не хотелось. И слишком быстро. В кино они выпили еще кофе с молоком. Прислонившись к одному из высоких столиков в фойе кинотеатра, Хелена рассказала Хенрику историю Илоны Фабер. Рассказывала в промежутках между глотками. Как ее нашли. Голую. Задушенную. И как толки не затихали. Об оргии. И как никто никогда ничего не узнал. Потому что дело было во время оккупации. Какая уж после войны законность. Илона Фабер была из побежденных. Ведь тогда, после войны, это стало участью многих девушек. На сеанс Хелена купила кокосовых конфет с ромом. Они сидели в предпоследнем ряду. Зрителей было совсем мало. Хенрик вытащил из кармана своего рюкзака очки. В очках он выглядел серьезным. Сосредоточенным. Хелене хотелось спать. Она поудобнее устроилась в своем кресле. Тепло. Начало фильма они пропустили. Всевозможные промышленные пейзажи, снятые сквозь красный фильтр, расплывались у нее в глазах. Она проснулась, когда женщина на экране ехала на маленьком автомобиле в море по узкой дамбе. Где ей было не развернуться. Только затормозить. Прямо у воды. Вероятно, там был бон, на котором она и стояла. Прямо в море. Мужчина пришел ей на помощь. С этого момента Хелена возненавидела фильм. В том месте, где женщина явилась к компаньону мужа и без околичностей забралась к нему в постель, Хелене захотелось уйти. Ей стало жарко. В кино было душновато. Заболел желудок. Затылок. Боль переливалась от затылка ко лбу. Остановилась у темени. Потом просочилась к глазам. Хелена взглянула на шведа. Он внимательно глядел на экран. Сбоку Хелене было видно, как следят за экраном его глаза. Хелена взяла себя в руки. Села прямо. Глубоко и равномерно дышала. Решила, что дыхательные упражнения помогут. Сидела. До конца. Когда фильм кончился и они, щурясь, вышли, швед сказал: "Что, здорово? Блестяще!" Ложь, ложь, ложь, думала Хелена. Она не сказала ничего. Как ей было объяснить, что все — неправда? И — правда. Именно поэтому. Такого ей было не выразить. Она просто чувствовала. Бессилие. Ощущала себя обессилевшей. Хенрик вознамерился пойти еще куда-нибудь выпить. Хелена стала прощаться. Они стояли перед входом в кинотеатр. Свет падал на них сзади. Она не могла разглядеть его как следует. С Реннвега на Шварценбергплац поворачивали машины. Грохотали по булыжнику. Швед держал Хелену за локоть. Смотрел на нее сверху вниз. "Я думал. Мы. Я имею в виду…" Хелене стало совсем дурно. Она совсем забыла. Этот вопрос обязательно всплывет. В один прекрасный момент. Обязательно. "Да", — молвила она. Попыталась пошутить. Но голос не слушался. "Полагаю…" Он держал ее за плечи. В каком-нибудь фильме они теперь поцеловались бы, промелькнуло в Хелениной голове. Она подняла на мужчину глаза. Он вопросительно глядел на нее. Чуть раздраженно. Чуть смущенно. Не стоит ли подождать с этим? — удалось Хелене наконец сказать. И ей нехорошо. Хлеб со смальцем. Наверно. Она отвыкла от такого. Хенрик отступил на шаг. Убрал руки за спину. Так! Он позвонит. К машине Хелена пошла одна. Шла через площадь. Мимо памятника русским. С вызовом вглядываясь в темные кусты вдоль дороги. Ей — все нипочем. Она не даст спуску нападающему. Она станет отбиваться. Кусаться. Царапаться. Драться. Лягаться. Она больше не боится. Она будет бороться. В машине ее вновь охватила усталость. С трудом доехала до дому. Потом, в постели, плакала. Ее муж не пришел ей на помощь. Не пришел бы. Потому что она не такая красивая, как Моника Витти? Ее муж отвернулся. Сел в свой автомобиль. И уехал.
На следующее утро Хелена в халате сидела в постели и пила кофе. Потянулась за книгой. Когда она проснулась, лежал снег. Тяжелый мокрый мартовский снег, который тут же таял. Хелена откинулась на подушки. Смотрела прямо перед собой. Книга — на коленях. В сущности, думала она, фильм правильный. Все так, как того хотят мужчины. Пока им хочется. Моника Витти — другое дело. Женщина, которую она играла, этой женщиной хотел обладать каждый. По сценарию. Во всяком случае. И она ведь красивая. Хелена представила себе, как это — обнимать Монику Витти. Прижимать к себе мягкие выпуклости. Чувствовать своей кожей ее гладкую кожу. Грудь к груди. Смотреть в раскосые глаза. Опомнилась. Стиснула от стыда ноги. Прижала колени к груди. Раньше она ждала Грегора. Он тогда уже возвращался домой в час или два ночи. Каждую ночь — так поздно. И пахло от него по-другому. И вот однажды Хелена сделала вид, что уснула после ванны в кресле. Села в одно из кресел в гостиной. Завернувшись в халат. А он как будто бы сполз. Могла бы сесть и голой. Но это трудно было бы объяснить. Ждала несколько часов. Не шевелясь. Прикидывалась сама перед собой. Что спит. Потом пришел Грегор. Был уже третий час. Вошел в комнату. Включил свет и спросил. Что она тут делает. Она простудится. Если будет так сидеть. Хелена сделала вид, что только проснулась. Она в этом тренировалась. До того. Попыталась, словно бы спросонок, обнять Грегора с любовью. Как будто, внезапно разбуженная, не помнила сцен, что они закатывали друг другу. Грегор толкнул ее обратно в кресло и запахнул халат. Что случилось, хотелось бы ему знать. А Хелена-то представляла себе, он будет долго стоять и смотреть на нее, а потом склонится и заключит в объятия. А потом. Потом вскоре он вообще не вернулся домой. И было не дозвониться. В институте трубку снимал Айхенхайм и говорил, что Грегора сейчас нет. Что он занят. Что перезвонит. И как она поживает. Почему больше не приходит к ним в гости. Зузи была бы очень рада ее видеть. Вот задница! — подумала Хелена. Пила кофе. В комнату вбежали девочки. Бросились к ней на кровать. Хелена чуть не пролила свой кофе. Теплые тельца прижались к ней под одеялом. Хелена раздумывала, не спросить ли сейчас Катарину насчет колец. Но было слишком уютно. О том, как было у Айхенхаймов, она тоже не спросила. Кто там был. Они провалялись целый час. Хихикали. Дремали. Потом решили одеваться. И идти в парк Тюркеншанц. Побегать по снегу, пока все не растаяло.
На службе все опять было как всегда. Хелена написала о защите от ультрафиолета в солярии. Все время цитируя профессора Зельдерса. Надольный был доволен. Хелена сидела в своей комнате. Снова чувствовала себя лишней. В обед она решила серьезно поговорить с Грегором. Позвонила и сказала ему об этом. Грегор передал привет от Зузи и Йоханнеса. И хорошо, что она позвонила. Он как раз тоже собирался ей звонить. Его не будет на Пасху. Да. Так сложилось. И ему надо отдохнуть. Она должна понять. И… Хелена повесила трубку. Хотелось перевернуть стол. Вышвырнуть книги в окно. И заорать. И выцарапать ему глаза. Бежать по улице и кричать. Пусть все знают. Она продолжала сидеть. Спокойно. Положила руки перед собой на стол. Смотрела на них, пока дрожь не унялась. В комнату вошла фрау Шпрехер. Заговорила. Хелена испугалась. Вернулась дрожь. Хелена пошла за кофе. Кот фрау Шпрехер чувствовал себя лучше. Анализ крови уже не такой плохой. Ветеринар больше не настаивает на усыплении. Фрау Шпрехер счастлива. У кота — рак печени.
У девочек начались пасхальные каникулы. Хелене не удалось освободиться. Ее сестра хотела взять Барбару с собой за город, в Вальдфиртель. К знакомым. На хутор. У них тоже дети. А Катарину к себе хотели забрать хитцингские бабушка и дедушка. Сестра Хелены заехала за Барбарой. Девочка сложила свой рюкзачок. Хелена собрала ей сумку. Брать завтрак Барбара отказалась. Все утро расхаживала с рюкзаком за спиной. В обнимку со своим мишкой. Скакала по квартире и рассказывала Катарине, чего только она не будет делать. За городом. С другими ребятами. И с животными. А Катарина-то поедет всего только к бабушке и дедушке. Вот скукота. Катарина сидела. Сосала палец. Молча. Хелена ничего не сказала. Отправила Барбару прибрать в комнате и взяла Катарину на руки. Обняла. Катарина сидела тихонько. Хелена отчаянно злилась на себя. Она должна создать для этих девочек счастливый мир. Вот ее задача. Она спросила Катарину, не остаться ли ей лучше дома. Они бы и на работу вместе ходили. Катарина сосала палец. Долго сидела, прижавшись к Хелене. Молча. Снизу позвонила сестра Хелены. Барбара кинулась вниз по лестнице. "Тетя Мими. Тетя Мими", — кричала она на весь подъезд. Выскочила на улицу. Встала у дверцы машины. Хелена поцеловала ее. Велела быть осторожной. Счастливо вернуться. Барбара тут же забралась в машину. Тетя пристегнула ее. И она сидела. Вся — ожидание. Прижимала к себе мишку. Хелена спросила сестру, не дать ли Барбаре с собой денег. Мими пожала плечами. Хелена дала ей тысячу шиллингов. Если они пойдут куда-нибудь. И пусть пригласят тех знакомых. Садясь в машину, Мими крикнула Хелене, что бабушка с дедушкой телефон знают. Куда им можно позвонить. Барбара в машине вопила, почему они наконец не едут. Хелена смотрела вслед автомобилю. Барбара — слишком маленькая. Хелене видна лишь голова сестры.
