— Хорошо, — согласилась Нора и потянула бокал к Борису. Ей было приятно перейти на ты с важным человеком из Москвы. И, в сущности, безразлично, кто убил директора «Южных Вежд». Ну, убили и убили. Серьезные люди, делают бизнес — мало ли что может случиться. Большие деньги по-другому не зарабатывают — это Нора хорошо понимала.
— Дались тебе эти «Южные Вежды». Такая молодая, а забиваешь голову мыслями. Это для цвета лица вредно, — сказал Борис.
— Мне жалко людей.
— А чего их жалеть? Они будут прекрасно работать швейцарами, горничными.
— Ты бы свою жену отправил работать горничной?
— Я бы свою жену и в совхоз не отправил работать, — начал раздражаться Борис. — Кого тебе жалко? Этих алкоголиков, которых даже убивать не надо, потому что они сами в море тонут? Этого бухгалтера, который прячется в Сыктывкаре или где там? Этих бессмысленных баб? Агронома безмозглого, у которого две трети земли бурьяном поросло? Ты видела соседние огороды, сколько там всего растет! Потому что люди горбатятся с утра до ночи. А эти приходят на работу к восьми и уходят к полудню, я видел сегодня.
— Просто там после полудня работать невозможно. Там в теплицах плюс пятьдесят.
— Кто им мешает заняться своим бизнесом и построить свои, правильные теплицы? У них у всех есть своя земля — такая же плодородная земля. Это же иждивенческое сознание: пришел, поработал слегка, ушел. Думать не надо, рисковать не надо, все за тебя решили. Семьдесят лет отрицательной эволюции — вот тебе и «Южные Вежды».
— Мне кажется, ты просто не любишь простой русский народ.
— Действительно, не могу сказать, что я от него в восторге. А ты что, любишь? Ты же, кажется, нерусская? — сказал Борис, оценив Норины темные волосы и смуглую кожу.
— Нерусская. Но русский народ я люблю.
Борис рассмеялся. Нора смутилась.
— Ну, и за что ты его любишь? — спросил Борис.
— А разве любят за что-то? — ответила Нора, решив идти до конца. — Это моя Родина просто.
— Это у тебя пройдет, — сказал Борис.
Нора не нашлась, что ответить, и помахала официантке.
— Девушка, примите заказ, пожалуйста.
— Ну неужели! — ответила официантка. — Я уже третий раз к вам подхожу, и вы третий раз ничего не заказываете, а у меня еще других столов полно!
— Вообще-то незаметно, чтобы тут было много людей, — сказала Нора.
— А вам какая разница? Вы что, людей кушать пришли? — ответила официантка и подбоченилась, приготовившись к обороне.
На Нориных смуглых скулах вспыхнули розовые пионы. Она не умела отвечать с ходу на прямолинейную грубость. Сказать официантке «да кто ты такая, овца», как вообще-то следовало бы сделать, при Борисе было неудобно, а ничего умнее Нора не придумала. Борис наблюдал за сценой с умилением.
— А что такое, Нора? Тебе что-то не понравилось? Это же тот самый простой русский народ, который ты так защищаешь. От таких, как я. Как вас зовут, девушка? — обратился Борис к официантке.
— Анжела, — презрительно отозвалась официантка.
— У вас замечательный ресторан, Анжела. Принесите нам, пожалуйста, гастрономию мясную и фрукты калиброванные. А мне еще курицу жареную, — сказал Борис и посмотрел на Нору с веселым вызовом.
Норина шея покрылась нежными вишнями. Ресницы взлетели как копья. «Хороша, сучка», — подумал Борис.
— Кампари у вас есть? — спросила Нора. Официантка не знала, что такое кампари, но на всякий случай сказала «нет».
— Тогда я ничего не буду, — окончательно обиделась Нора.
— Ладно, Нора, у меня идея, — сказал Борис примирительно. — Мы когда сядем в машину, спросим Майдрэса, что нам делать с «Южными Веждами». Майдрэс же тоже простой народ, хоть и нерусский. Как он скажет, так и будет. Он местный — ему виднее.
Секунду Нора смотрела на Бориса удивленно, а потом усмехнулась:
— Это у вас — то есть у тебя — такой широкий жест? Типа, ты хочешь меня красиво покорить? Как Ричард Гир Красотку?
— А ты что, только сейчас это поняла? — сказал Борис.
Борису принесли курицу жареную, а Норе — бифстейк фламбированный. И сделали громче «Владимирский централ». Посетители зааплодировали.
Борис и Нора закончили ужин с неприятным ощущением, какое бывает, когда дочитаешь роман, который ничем не закончился.
Когда они вышли из ресторана, на поляне лежала ночь. Тарахтели цикады, клекотали лягушки, и стада светлячков висели, мерцая, над прудом.
Нора шла, низко опустив голову, глядя под ноги, чтобы каблук не застрял между перекладинами моста. Борис шагал сзади, наблюдая за подвижными контурами ее худых предплечий, узкой спины и обтянутых джинсами бедер.
И тут случилось неожиданное, хоть и предсказуемое. Борис, как бы помогая Норе сойти с моста, на секунду положил ладонь сзади ей на шею, на прохладную кожу чуть повыше лопаток. Нора вздрогнула, и по ее телу как будто пронесся теплый смерч — из тех, что в прибрежных поселках с корнями рвут вековые платаны. Смерч обрушился у Норы в животе и выстрелил обратно, выплеснув краску в лицо и оставив на бедрах мурашки. Лицо загорелось.
«Господи, еще не хватало влюбиться в этого мудака», — испуганно подумала Нора. Она хорошо знала, что означают такие смерчи и такие мурашки.
Нора села на заднее сиденье. В салоне пахло так, как всегда пахнут дорогие машины. Это был новый для Норы запах, и он ей понравился.
— Майдрэс, ответь нам на один вопрос, — сказал Бирюков. — Как ты считаешь — просто интересно твое мнение, — что нужно сделать с совхозом «Южные Вежды»?
— Если тебя мое мнение интересует, то, я считаю, я бы его на хер снес. Я бы там построил казино, короче. Как в Америке этот город, где они в пустыне построили казино, как называется?
— Но ты же там в детстве играл, с девушками целовался?
— Я не играл, я пальмочки тырил для матери, — сказал Майдрэс с гордостью. — А с девушками я буду в казино целоваться, еще лучше!
— Но там же работают сотни людей, — вмешалась Нора.
— Да что они там работают! У них зарплата тысяча рублей, короче, и то они не получали уже полгода.
— То есть совхоз закрываем? — спросил Борис, глядя на Нору.
— Без вариантов, брат.
— А как же самый северный в мире чай?
— Да на хер он кому нужен, этот чай?
Всю дорогу до гостиницы Нора смотрела в окно. Ее голое плечо почти касалось руки Бориса. Плечо, как от солнца на пляже, пылало от ожидания: возьмет за руку, не возьмет?
Не взял.
«Ну и слава Богу, — подумала Нора, выходя из машины. — Пронесло». И умчалась вверх по лестнице к стеклянным дверям «Перламутра».
Борис проводил Нору взглядом человека, которому только что подали новый десерт. Норины длинные волосы вились, как серпантин местных дорог. Борис хотел было что-то крикнуть ей вслед, но передумал и сел обратно в машину.
— Шеф, дай один звонок сделать, по-братски, — попросил его Майдрэс.
Бирюков протянул ему телефон, и Майдрэс уверенно заговорил в трубку моментально изменившимся, очень серьезным голосом:
— Зайтар, ты слышала, в обезьяний питомник чебурашек привезли! Каких-каких, обыкновенных чебурашек, какие они бывают! Всех племянников возьми, и Сусанне тоже скажи, и Гайкушке скажи, всех детей соберите — и чтобы завтра прямо с утра все поехали смотреть чебурашек. Их на один день только привезли. Откуда-откуда, из Африки, где они живут, короче! Откуда еще! Давай, не могу больше говорить.
— Это ты с женой разговаривал? — спросил Борис, смеясь.
— Да. Нас три кента, короче, и нам надо завтра, чтобы жен один день не было тут, короче. Там эти девочки опять приехали, что я говорил, с Сыктывкара — я возле гостиницы их только что видел. Я месяц назад женился, — объяснил Майдрэс. — Теперь ты мне можешь сказать, зачем я это сделал? Не мог хотя бы до конца лета подождать! Я на море не могу ходить — переживаю! Столько лежит тел, такое разнообразие, короче! Хожу, вспоминаю, как я раньше жил — в прошлом году, в позапрошлом. Хожу и аж плачу! Вся эта тема, пока познакомишься, пока раскрутишь ее, короче. Особенно если замужняя, — сладко всхлипнул Майдрэс. — Замужнюю всегда легче раскрутить, чем незамужнюю. И не ломается, и хочет, — Майдрэс задумался мечтательно. — Ты вообще знаешь, чего мужчины в этом городе больше всего боятся?
— Чего? — спросил Борис, продолжая смеяться.
— Передачу «Жди меня», короче! Я не понимаю, как это мне теперь ничего с женщинами нельзя? А зачем тогда, короче, вообще жить? Я, знаешь, что думаю, короче. Я просто пока не научился это делать без палева. Но я научусь. Я люблю свою жену, но я уже, короче, видеть ее не могу. Я, когда женился, брат, я отвечаю, не думал, что так будет. Если бы я думал, не женился бы!
— Та же тема, брат. Та же тема. Или как тут у вас говорят, — сказал Борис.
— А ты давно женат?
— Семнадцать лет.
