— Здравствуйте, коллеги, — сказал он устало. — Мы же теперь коллеги? Я посмотрел сегодня на ваш, с позволения сказать, совхоз и могу обещать вам одно: теперь здесь все будет по-другому. Если есть вопросы, задавайте. У меня пять минут.
— «Вольная Нива», — представилась девушка с заднего ряда.
— Вас так зовут?
— Нет. Меня зовут Нора. Один вопрос. Скажите, это правда, что вы собираетесь снести совхоз и построить здесь коттеджный поселок?
— Нельзя исключать.
— А что будет с людьми, которые тут работают, вас не интересует?
— Это уже второй вопрос. А вы собирались задать один.
— Не уходите от ответа.
— Весь коллектив совхоза мы трудоустроим в поселке и дадим еще дополнительные рабочие места городу.
— Но среди них есть профессора, ученые. Вы заставите их работать вахтерами?
— Не хотят вахтерами, могут полотерами. Уверяю вас, у меня полотеры получают больше, чем у вас — профессора, — ответил Бирюков.
— А вы знаете, что здесь выращивают самый северный чай в мире?
— Знаю. Правда, я так и не понял зачем, — ответил Бирюков и встал, показывая, что он все сказал. Он устал, и ему было все равно, что о нем напишет местная пресса. С губернатором он давно договорился.
Выходя, Борис успел заметить, что Нора «Вольная Нива» молода и красива.
Почему-то его это расстроило.
* * *
Номера улучшенные и номера ВИП-люкс с кондиционером в гостинице «Перламутр» отличались немногим: собственно кондиционером и ценой. Кондиционер поднимал цену ровно вдвое.
Нора лежала на кровати в своем номере без кондиционера и смотрела по телевизору местные новости. Она ждала сюжет про визит Бирюкова, чтобы увидеть себя в перебивках и проверить, действительно ли у нее такой длинный нос, как ей показалось, когда она видела себя по телевизору в последний раз.
Тут в номере зазвонил телефон.
— Добрый вечер, Нора. Вам удобно сейчас говорить?
— Да, — ответила Нора, удивленная вежливым женским голосом.
— Борис Андреич приглашает вас сегодня на дружеский ужин, который он проводит для местной администрации. Вас ожидать?
— Какой Борис Андреич?
— Бирюков. Я его помощница.
— А-а. Нет, спасибо, я не пойду.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Польщенная звонком, Нора присела за туалетный столик и улыбнулась в зеркало, показывая сама себе большие белые зубы. Заметив на лбу маленький прыщик, она выдавила его кончиками ногтей. Хотела побрызгать туалетной водой — для дезинфекции, но, вспомнив, что это не обычная туалетная вода, а дорогая Chanel, которую ей на 8 Марта подарил Толик, не стала брызгать. Нора выщипнула тонкий волосок на переносице между бровями, встала и повернулась в профиль перед зеркалом, разглядывая изгиб своей спины, впадинку на животе у пупка и новую тень под все еще меняющейся грудью.
Еще год назад этой тени не было, а теперь появилась, — радостно отметила Нора. Она положила ладони под грудь и приподняла ее, представляя, что должен чувствовать мужчина, когда ее трогает. «Тяжеленькие», — подумала Нора.
— И кому ж я такая достанусь! — произнесла она вслух и засмеялась.
Оставшись удовлетворена и изгибом, и впадинкой, и тенью, Нора прыгнула на кровать. В этот момент снова зазвонил телефон.
— Здравствуйте, Нора, — сказал мужской грубоватый голос.
Неожиданно для себя, Нора вдруг почувствовала, что покраснела.
— Здравствуйте.
— Приходите на мое мероприятие. Мне бы хотелось вас увидеть. А то я без вас не могу начать.
— Но… — запнулась Нора.
— Приходите. Мы в «Лазоревой», в банкетном зале, — перебил Бирюков и положил трубку. Нора услышала гудки.
— Вот фак, — сказала она вслух. Минуту Нора сидела на кровати, думая о том, что в кои-то веки совсем не хотела понравиться мужику и все-таки понравилась. Потом сняла с телефонного аппарата трубку и по памяти набрала номер.
— Толик, привет. Щас звонил этот мудак, он приглашает меня на ужин с администрацией, прикинь!
— Какой мудак?
— Ну этот, олигарх — Бирюков. Который «Южные Вежды» купил. Ну, про что я в Сочи поехала писать? Вечно ты не помнишь, что я тебе рассказываю! Короче, он говорит, что не может без меня начать.
— А потом он скажет, что не может без тебя кончить, — зло ответил Толик.
— Вот дурак ты, Толик! Ты бы слышал, как я на него наехала на прессухе. Он, наверное, меня уже заказал. Будут ловить меня в Черном море, как директора этих «Южных Вежд», который их банкротить не хотел. Я прямо наорала на него.
— А ты всегда, когда злишься, еще больше нравишься мужикам. И ты прекрасно об этом знаешь.
— Все, заткнись, придурок. Пусть тебе приснятся голые телки. Я никуда не пойду.
«Интересно, она уже накрасилась или только выбирает, что надеть?» — подумал Толик.
Нора перезвонила через минуту.
— Толик, я, наверное, все-таки пойду. Как ты думаешь? Мне кажется, это, типа, мой профессиональный долг.
— Смотря какую профессию ты имеешь в виду.
— Вот ты свинья, Толик. Тебе бы на моем месте разве не было интересно посмотреть, как эти сморчки из администрации будут облизывать этого мудака?
— Смотри, чтобы тебе самой ничего не пришлось облизывать.
— До свидания, — сказала Нора и бросила трубку.
Через час она вошла в банкетный зал отеля «Эдисон-Лазоревая», единственной гостиницы на всем побережье, где постельное белье меняли каждый день.
Из банкетного зала неслось «…и лишь Андреич бриллиант земли». Эти стихи главный редактор Нориной газеты написал специально для Бирюкова по просьбе администрации. Олигарха здесь считали стратегическим инвестором и потому угощали мороженой осетриной и дорогим порошковым вином.
Две вице-мэрши — одна с прямоугольной фигурой и квадратной прической, а другая с квадратной фигурой и прямоугольной прической — пили на брудершафт. Жирный мэр с обиженной рожицей усадил на колено толстозадую украинку, днем подрабатывавшую официанткой, из тех, про которых в Сочи говорят «приехала заработать на отъезд». Мэр совал ей в руку рюмку с водкой, а она хохотала и приговаривала:
— Ви мне, батьку, бильше не налывайте, бо я вже такая, як вам трэба.
Вокруг стола пять полуодетых журналисток изображали утомленную томность. Еще пять изображали милую заспанность. Каждая из них знала, что ее последний шанс вырваться из беспросветного будущего — это остаться сегодня в «Лазорьке» с Бирюковым и сделать ему такой минет, чтобы он забрал ее в Москву.
Норе вдруг стало стыдно, что она все-таки пришла. Она уже развернулась в сторону выхода, но тут чья-то рука поймала ее запястье, отчего она вздрогнула.
— А вот и вы, — улыбнулся слегка пьяный Бирюков. — Любительница северного чая.
— Я уже собиралась уходить.
— Вы только пришли, я же видел. Впрочем, я тоже собирался уходить. Мы с вами идем в ресторан.
— Это вы так решили?
— Да, это я так решил. А вы разве против?
— Вообще-то я не собиралась ни в какой ресторан, и тем более с вами, — неуверенно сказала Нора.
— Я тоже не собирался. Но вы же видите, что тут происходит. Я не могу ужинать в такой обстановке.
— Я думала, вам приятно то, что тут происходит.
— Вы меня плохо знаете. Но мы это исправим.
Нора посмотрела на руку Бирюкова, по-прежнему державшую ее запястье. Рука была совсем не интеллигентная, широкая, грубая и очень уверенная.
Бирюков обладал массивной спиной, впечатляющим ростом, резкой линией челюсти и взглядом слегка исподлобья. Было в нем чтото буйволиное, что-то, из-за чего склонные к мазохизму девушки, увидев его однажды, надолго теряли волю. Нора с ужасом констатировала, что Бирюков являл собой воплощение той грубой мужской красоты, про которую Норина мама всегда говорила: «Ну и уроды тебе нравятся».
«Ладно, я пойду с ним, а потом напишу про это заметку», — подумала Нора и вышла из зала. Бирюков вышел за ней. Десять пар накрашенных глаз послали им вслед ядовитые стрелы.
У машины стоял уже известный чернявый, каких на побережье миллион. Увидев шефа с девушкой, он понимающе ухмыльнулся.
— Отвези нас в хорошее место поужинать, — сказал Борис.
— Почему не отвезу — отвезу! В «Лурдэс» вас отвезу. У кого бабки есть, никуда больше не ездят, кроме туда, — сказал чернявый.
— У вас местный водитель? — спросила Нора. — А мы писали, что вы с собой привезли московского.
— Нет, московского привезла с собой моя жена.
— А вы женаты?
— Конечно, женат.
Норе стало немножко неприятно, что Борис женат, а почему неприятно, она не поняла, и от этого ей стало еще неприятней.
— Только давайте сразу договоримся, — сказала она, — я с вами еду ужинать исключительно из профессионального интереса. То есть ночевать я буду в своей гостинице.
