— Люси всегда сидит здесь, Джоди, — объяснила я. — Это ее место, а это — твое.
Джоди бросила на Люси свирепый взгляд, а потом со всей силы толкнула ее локтем в грудь.
— Нет, Джоди! Это больно. Не делай так. Ты ведь хорошая девочка. — Я знала, что следует велеть ей извиниться, но это был наш первый совместный ужин, так что я решила спустить все на тормозах. Она все еще сидела, уставившись на Люси, которая осторожно отодвинулась подальше. — Ну же, Джоди, поешь, — предложила я. — Ты же говорила, тебе нравится жареная курица.
Открылась передняя дверь, и вошел Эдриан, грязный после матча. Под метр восемьдесят ростом, он был вынужден пригибаться, входя на кухню. Я надеялась, что его вид не покажется Джоди угрожающим, ведь он дружелюбен в общении, и дети всегда тепло к нему относятся.
— Эдриан, это Джоди, — представила я.
— Здравствуй, Джоди, — улыбнулся он, взяв свою тарелку и усевшись напротив нее. Джоди перевела взгляд с Люси на него, потом сползла со стула немного вниз и принялась лупить его ногами под столом.
— Джоди, прекрати, — твердо сказала я. — Не дерись больше ни ногами, ни руками. Это некрасиво.
Она покосилась на меня, потом наконец взяла свои нож и вилку и приступила к ужину. Незаметно я все время наблюдала за ней. Она едва справлялась с ножом и вилкой, ее движения были настолько плохо скоординированы, что ей приходилось наклоняться совсем низко к тарелке, чтобы удалось донести еду до рта.
— Может, тебе дать ложку? — спросила я наконец. — Давай я сама порежу, и тебе будет легче.
— Мои перчатки, — сказала она, — жарко.
Потом Джоди зачем-то вскочила, трижды обежала вокруг стола, плюхнулась на место и начала есть руками. Жестами я приказала детям молчать, и ужин прошел в непривычной напряженной тишине. После его окончания я почувствовала облегчение и предложила Джоди помочь мне поставить посуду в машину. Зайдя на кухню, она заметила Тошу, спокойно сидящую возле обогревателя.
— Почему она на меня смотрит? — агрессивно спросила Джоди, как будто кошка могла что-то замышлять против нее.
— Она не на тебя смотрит, милая. Кошки часто сидят и смотрят в пустоту. Просто здесь ей очень тепло и хорошо.
Широкими, быстрыми шагами она приблизилась к Тоше, и я испугалась, что сейчас будет нанесен очередной удар.
— Ну хватит, — остановила я ее. — Тоше уже много лет, мы разрешаем ей спать здесь.
Я решила, что посуду помыть можно и потом, когда Джоди заснет, и мы пошли с ней в комнату. Пока Эдриан, Люси и Пола наверху делали уроки, я пыталась развлечь ее мозаиками и играми. К семи часам сил у меня не осталось. Все внимание нужно было сосредотачивать только на ней одной, постоянно держать ее занятой чем-то, а ее бессмысленная нескончаемая болтовня уже начинала действовать мне на нервы.
— Пойдем наверх и распакуем вещи, пока ты не легла спать, — предложила я.
Она встала с колен:
— Хочу в парк.
— Не сегодня, уже слишком поздно. А вот завтра пойдем, если будет хорошая погода.
Она повернулась ко мне спиной и заговорила с Дэвидом, очередным воображаемым приятелем. Мой слух улавливал отдельные слова: «Видишь… там», — и ни слова про парк или игры, в которые мы сейчас играли. Я успокаивала себя: со временем ее вымышленный мир растворится, и она почувствует себя в безопасности рядом с нами. После продолжительных уговоров мы все же пошли наверх. Там мы распаковали оставшиеся сумки, а в восемь помылись, переоделись и приготовились слушать сказку на ночь. Джоди отыскала книжку, которую привезла с собой, — «Три поросенка». Я прочитала ее дважды, потом уговорила Джоди лечь и пожелала доброго сна. Уходя, я потянулась к выключателю.
— Нет! — в ужасе завопила Джоди. — Не выключай. Боюсь темноты. Стой!
— Хорошо, милая. Не волнуйся. — Я не стала выключать свет, но хотела приглушить его, однако ей это тоже не понравилось. Она была согласна оставаться в постели только при полностью включенном свете.
— Дверь открыть или закрыть? — Я всегда спрашивала об этом воспитанников, когда они впервые ночевали у меня. Сон играет очень большую роль в том, будут ли они чувствовать себя защищенными, будут ли уверены в себе, да и во мне тоже.
— Закрой. Плотно.
Еще раз я пожелала ей спокойной ночи, послала воздушный поцелуй, после чего вышла и закрыла дверь. Подождала у двери и прислушалась. Пол заскрипел — было похоже, что она вылезла из постели и проверила, плотно ли закрыта дверь, после чего снова вернулась в кровать.
В девять дети спустились перекусить, мы все собрались в гостиной. Я включила телевизор, но не смотрела его, переваривая события сегодняшнего дня.
— Ну что скажешь? — улыбнулась я Люси, когда она принесла мне чашку чая.
— Она странная, — ответила та и села рядом.
— Не нравится она мне, — добавила Пола и посмотрела на меня робко, ожидая ответа.
— А ты что скажешь, Эдриан? Каково первое впечатление?
— Похожа на куклу Чаки из ужастика. Ну та, которая была одержима дьяволом.
— Эдриан! — одернула я сына и в то же время с холодной дрожью осознала это сходство. Широкий лоб, уставившиеся на тебя серо-голубые глаза, отсутствие эмоций и отрыв от действительности — она вполне могла быть одержима. Я одернула себя: о чем я? Она просто девочка, которой пришлось через многое пройти, и ей нужна наша помощь — вот и все ужасы в ее истории. Я взвалила на себя эту ношу и теперь обязана быть с Джоди — столько, сколько буду ей нужна. Проблем, конечно, стало еще больше после того, как ее бросили люди, испугавшиеся первых же трудностей в общении с ней. Они сдавались, передавая девочку с рук на руки, — и я не могу с ней так поступить.
— Уверена, со временем все наладится… — Я старалась казаться спокойной.
Возможно, потому, что мне не давал покоя витающий в мыслях образ одержимой бесом куклы, но среди ночи я проснулась. Мои чувства как будто обострились. Я повернулась и посмотрела на часы: 2:15. Прислушалась. Тишина. И все же что-то не так — подсказывало шестое чувство, выработанное годами присмотра за детьми.
Я вылезла из кровати и нащупала тапочки. В доме было холодно, так как отопление на ночь выключалось. Нашла в темноте халат, завязала потуже пояс и вышла в коридор. Меня охватил ужас: там стояла Джоди, а лицо ее было в крови.
— Что с тобой? Что случилось? — Я в отчаянии осматривала ее лицо, шею, пытаясь понять, откуда идет кровь. — Где тебе больно? Скажи мне! Ну не молчи! — Я не могла ничего рассмотреть, но кроит, была свежая.
Как будто в трансе она медленно подняла руки и показала мне ладони. Они тоже были в крови, но следов порезов я не видела. Засучила рукава ее пижамы — порез был на левой руке, несколько сантиметров в длину, из него слегка сочилась кровь. Я притащила ее в ванную, открыла кран и подставила порез под холодную воду. Она даже не вздрогнула, и я заподозрила: не ходит ли она во сне?
— Джоди! — громко позвала я. — Джоди! Ты меня слышишь?
Она с ухмылкой уставилась на свое отражение в зеркале, и я поняла, что Джоди не спит.
— Что стряслось? Как тебя угораздило?
Взглядом она ответила на мой взгляд в зеркале, но ничего не сказала. Я тщательно промыла рану и осмотрела ее. Она была неглубокой, швов не требовалось, и столько крови не должно было быть. Как будто Джоди специально размазывала кровь, для большего эффекта. Но как? И зачем? Никто не упомянул о том, что Джоди склонна к членовредительству, но похоже, что это было не впервые. Я пригляделась: действительно, были заметны и другие тонкие розовые полоски шрамов на обеих руках, сложно сказать какой давности.
— Стой здесь. Я схожу вниз и принесу бинт.
Она вновь ухмыльнулась. Странная, невеселая усмешка таила в себе смысл, который я не могла уловить, и от этого бросало в дрожь. Я положила ей на руку чистое полотенце, потом пошла в кухню, где достала из аптечки большой пластырь. У меня в голове вертелись разные мысли. Хуже всего было то, что Джоди сделала это без всякого повода, который бы указывал на то, что она чем-то расстроена. Как и в тот раз, с испражнениями, ей были присущи холодное спокойствие и отрешенность, такая несвойственная для ребенка. Как будто она не чувствовала боли или вовсе не сознавала того, что делала. Она не заплакала, когда порезала себя. Я бы услышала, ведь за годы работы попечителем мой сон стал чутким. Внезапно у меня перед глазами всплыл образ Джоди, тихо сидящей в своей комнате и выжимающей из пореза кровь, чтобы вымазать ею лицо. Это пугало.
Вернувшись в ванную, я увидела, как Джоди смотрит в зеркало и корчит гримасы, но не от боли. Она словно пыталась стать как можно уродливее и кривила лицо так и сяк, обнажая зубы в зловещей ухмылке. Я оторвала наклейку на пластыре, залепила порез, после чего отмыла ей лицо и шею. Теплой водой с мылом я вымыла свои руки, слишком поздно вспомнив, что, обрабатывая раны, нужно надевать перчатки, чтобы не допустить инфекции. В панике и спешке я об этом забыла.
