Расстояние не уменьшалось, так что я прибавил скорость. Хватило секунд двадцать, чтобы ее догнать. И правда девушка. Или парень с фантастической задницей – вот тогда мне точно к Лондону. Но нет – когда расстояние сократилось совсем, я совершенно четко разглядел стройную молодую женщину, чьи светлые локоны развевались на ветру. Так, Барретт, изображаем Боба Хейса[12] – обходим дамочку с шиком и блеском. Я сконцентрировался, сменил скорость и красиво завершил обгон. Вперед, к новым горизонтам. Далеко впереди обнаружилась спина тучного оперного певца – а, старый добрый знакомый по пробежке. Что ж, мистер Баритон, будете следующей жертвой.
Потом мимо пронеслась синяя молния. Неужели спринтер? Вот черт, да ведь это та же фифа в «Адидасе». Разве я ее не оставил ярдах в двадцати позади себя? Но совершенно непостижимым образом она снова оказалась рядом. Должно быть, это какая-то новая звезда спорта. Я снова прибавил темп, чтоб рассмотреть ее поближе. Это оказалось непросто – я еле ноги волочил, а она была бодра, как огурчик. Но все-таки я ее нагнал! Спереди она выглядела еще более внушительно, чем сзади.
– Ты что, профессиональная бегунья? – поинтересовался я.
– С чего ты взял? – ответила она, совершенно не сбиваясь с дыхания.
– Ты проскочила мимо, как…
– Ну, это ведь ты бежал не слишком быстро, – ответила она.
Это что, оскорбление? Да кто она такая, черт побери?!
– Это что, оскорбление? – воскликнул я.
– Только если ты чересчур ранимый, – ответила она.
Несмотря на свою пуленепробиваемую выдержку, я разозлился:
– Кто-то здесь слишком высокого мнения о себе!
– А это что, оскорбление? – поинтересовалась дамочка.
– Оно самое, – ответил я. Честно, в отличие от нее.
– Предпочитаешь бегать в гордом одиночестве? – спросила она.
– Предпочитаю, – крикнул я.
– О’кей, – сказала она. И рванула вперед, прямо-таки дымясь от – явно притворного – негодования. Да будь я проклят, если поверил в этот спектакль! Собрав в кулак все силы, которые у меня еще оставались, все-таки нагнал ее:
– Привет.
– Я думала, тебе нравится одиночество.
Дыхание было сбито, и диалог тоже получился неровным.
– За какую команду бегаешь? – запыхался я.
– Ни за какую, – ответила она, – тренируюсь для тенниса.
– Так ты у нас крутой атлет, – протянул я, нарочно изменив род.
– Да, – скромно сказала она. – А ты у нас, конечно, крутой мачо?
Мда, что бы ей такое ответить поостроумнее, когда все мои мысли занимает только вопрос, как удержать темп?
– Да, – сделал попытку я. Что, как стало ясно потом, было лучшим ответом. – Как там твой теннис?
– Ты не захочешь играть со мной, – отрезала она.
– А вот и захочу, – не сдавался я.
– Правда? – переспросила она. И, слава богу, перешла на шаг. – Тогда как насчет завтра?
– Разумеется, – пропыхтел я.
– В шесть? Теннисный клуб «Готхем», на углу 94-й и 1-й улиц, – предложила она.
– Я работаю до шести. Как насчет семи?
– Нет, я имела в виду с утра, – уточнила дамочка в «Адидасе».
– Шесть утра? Какой дурак припрется на теннисный корт в такую рань? – изумился я.
– Мы – если не струсишь, – парировала она.
– Я? Да никогда. – Мое дыхание и мое остроумие восстанавливались одновременно.
Она улыбнулась во все свои тридцать два.
– Отлично. Корт забронирован на имя Марси Нэш. Кстати, это мое имя.
Она протянула мне руку. Не для поцелуя, конечно. Рукопожатие у нее оказалось неожиданным: не мощным, как у атлета, а вполне терпимым. Даже деликатным.
– Может, представишься?
Я решил слегка приколоться.
– Гонсалес, мадам. Панчо Б. Гонсалес.
– О! Ну хоть не Спиди Гонсалес, – с облегчением выдохнула она.
– Нет, – ответил я, слегка удивившись, что Марси слышала о легендарном Спиди, персонаже не одной похабной истории, которые часто услышишь в мужских раздевалках.
– Так, Панчо, жду тебя в шесть утра, так что будь любезен приволочь свою задницу, – настоятельно порекомендовала она.
– Зачем?
– Естественно, чтоб я смогла порвать ее.
Я парировал:
– А мячи приносишь естественно ты?
– Естественно. Девушке в Нью-Йорке без них нельзя.
После чего сорвалась с места со скоростью, которой позавидовал бы сам Джесси Оуэнс[13].
В пять утра Нью-Йорк выглядит мрачно во всех смыслах этого слова. В такую рань огни второго этажа, где располагался теннисный клуб, вызвали у меня ассоциацию с ночником в детской – только, разве что, в масштабах спящего города. Я расписался в журнале, и меня провели в раздевалку. Отчаянно борясь с одолевавшей меня зевотой, переоделся и, не торопясь, вышел на корт. Яркий свет моментально ослепил меня. На всех кортах кто-то играл. Складывалось впечатление, что чокнутые жители Нью-Йорка не могли начать очередной сумасшедший день без партии в теннис. Судя по всему, так они готовились к Большой игре за этими стенами.
Предчувствуя, что Марси Нэш наденет самую шикарную спортивную форму, какие только существуют, сам я оделся невероятно убого. Так, о моем костюме любой журнал мод написал бы, что он, мягко говоря, «не совсем белый». А ведь я всего лишь случайно вместе постирал в автоматической прачечной белье разных цветов. Майка, которую я выбрал, была в лучших традициях Стэнли Ковальски[14]. Впрочем, сомневаюсь, что Марлон Брандо на съемках когда-нибудь носил нечто настолько убогое. В общем, моя одежда говорила о скромных финансовых возможностях. Иными словами, я выглядел, как бродяга.
Ну вот, я так и думал, мячи, которые принесла Марси, оказались флуоресцентными – такие ядовито-желтые, непременный атрибут всех профессиональных игроков в теннис.
– Доброе утро, солнышко, – поприветствовал я мою новую знакомую.
Которая уже разогрелась и отрабатывала подачи.
– За окном кромешная тьма, – сообщил я.
– Поэтому мы играем внутри, Санчо.
– Панчо, – поправил я, – мисс Нарси Мэш.
Да, и я умею каламбурить, так что выкусите, мадмуазель!
– Камни и гвозди сломают мне кости, но подачи моей ничем не сломить, – продекламировала Марси, посылая очередной мяч.
Ее волосы, на беговой дорожке развевавшиеся по ветру, теперь были стянуты в конский хвост (надо бы, наверное, отпустить по этому поводу пару шуточек). К тому же, на обоих запястьях Марси красовались напульсники – неизменный атрибут всех, кто играет в теннис и при этом слишком высокого мнения о себе.
– Можешь называть меня, как угодно, дорогой Панчо. Что ж, начнем? – предложила она.
– На что? – уточнил я.
– Пардон? – изумилась Марси.
– Ставки, – пояснил я, – на что играть будем?
– А что, тебе мало спортивного интереса? – спросила Марси Нэш с самым наивным и невинным видом.
– Спортивный интерес? В шесть утра? Мне нужен более осязаемый стимул, – воспротивился я.
– Полбакса, – предложила Марси.
– Намекаешь, что сегодня я настолько бедно выгляжу? – парировал я.
– Остряк… Нет, в смысле, сыграем на пятьдесят центов.
– Гм-гм. – Всем своим видом я выразил готовность отстаивать свою позицию до конца. Если она играет в этом клубе, то деньги у нее есть. Впрочем, с ее стороны это может быть и элементарное капиталовложение, которое легко окупится: удачная партия в теннис – удачная партия в лице того, с кем она сыграет.
– Ты что, богатенький Буратино? – спросила Марси.
– Какое это имеет отношение к делу? – ответил я. Пожалуй, более агрессивно, чем надо было – не хочу иметь ничего общего с денежными мешками Барреттов.
– Просто интересно, сколько ты сможешь проиграть, – пожала плечами она.
Щекотливый вопрос. Та же проблема: скольким сможет пожертвовать Марси. Так что я придумал, как нам обоим с честью выйти из этого положения.
– Послушай, – предложил я, – как насчет такого расклада: проигравший приглашает победителя на ужин? А победитель выбирает место.
– Я предпочитаю «21», – ответила она.
– Немного преждевременно. Но поскольку я тоже предпочту его, хотел бы предупредить: я ем, как слон.
– Не сомневаюсь. Бегаешь ты именно так, – поддела Марси.
Пора кончать заводить друг друга. И, черт побери, пришло время наконец начать игру.
И мы начали. Я – свою партию в «кошки-мышки». Мне хотелось как следует унизить ее под конец, поэтому я изображал самодовольного индюка. Пропускал абсолютно легкие подачи. Реагировал заторможенно. А Марси играла в полную силу.
И, надо сказать, играла она весьма неплохо. Стремительные движения, точные удары, сильные подачи. Иногда даже крученые. Да, похоже, она часто тренировалась и была в неплохой форме.
– Ты совсем недурно играешь.
Эту фразу выдала Марси. Мы играли уже довольно долго – без определенного результата. Пока что почти все партии заканчивались вничью: самые убийственные подачи я приберег напоследок.
– Боюсь, нам придется закончить, – сказала она. – В полдевятого мне надо быть на работе.
