— Прости.
— Я не справлюсь один.
— Тогда брось все. Я тебе не помощница. Говорят, что женщинам снятся сны про несчастья, грозящие их близким, а мужчинам — про несчастья, грозящие им самим. А я не вижу больше снов. Говоришь, один не справишься? Тогда ничего не делай. Проще простого. У меня сердце давно не болит. Я с ним покончила, раз и навсегда. И уже давно. Ты все настаиваешь, что надо бороться. Не за что бороться. Во мне все умерло в ту ночь, когда он родился. Не проси сострадания, его нет. Может, ты окажешься хорошим отцом. Я в этом не уверена, но кто знает… Одно ясно — если ты останешься один, у тебя пропадет желание жить. Я по собственному опыту знаю. Тому, кто совсем одинок, можно только посоветовать придумать себе кого-нибудь. Вдохнуть в него жизнь, задобрить словами любви. Отдать последнюю крошку хлеба, защитить от опасности собственным телом. Что касается меня, то я ищу только вечного небытия. Это — моя последняя надежда.
Он ничего не ответил.
— Видишь, тебе нечего возразить.
— Ты попрощаешься с ним?
— Нет, не хочу.
— Подожди хотя бы до утра. Пожалуйста.
— Мне пора. Она уже встала.
— Во имя всего святого! Что я ему скажу?
— Ничем не могу помочь.
— Куда ты пойдешь? В этой темноте…
— Какая разница… Он вскочил:
— Я прошу тебя…
— Нет, я не останусь. Не могу.
Она ушла. Навсегда. Холод расставания стал ее прощальным подарком. Она сделает это осколком обсидиана. Сам ее научил. Тоньше лезвия, острее стали. Она была права. Без сомнения. Сколько ночей они провели в спорах «за» и «против» самоубийства с глубокомыслием философов, обряженных в смирительные рубашки! Утром мальчик не сказал ни слова и только, когда они собрались отправиться в путь, обернулся, посмотрел на место их стоянки и прошептал:
— Она не вернется?
— Нет, — ответил он.
Всегда такой предусмотрительный, готовый к любым неожиданным поворотам. Идеальное существо, не страшащееся собственного конца. Они сидели у окна в халатах, ели поздний ужин при свечах и наблюдали, как на горизонте горят города. Несколько ночей спустя она родила — в их кровати, при свете фонаря. Резиновые перчатки для мытья посуды. Происходило невероятное. Сначала появилась макушка. Вся в крови, реденькие темные волосики. Первое испражнение кишечника. Он как будто не слышал ее криков. За окном надвигающийся холод да пламя вдали. Он держал на весу крохотное красное тельце, такое голенькое и беззащитное, потом перерезал хозяйственными ножницами пуповину и завернул своего сына в полотенце.
— У тебя были друзья?
— Да, были.
— Много?
— Да.
— Ты их помнишь?
— Да. Я их помню.
— А где они сейчас?
— Умерли.
— Все?
— Все до единого.
— Ты по ним скучаешь?
— Да.
— Куда мы идем?
— На юг.
— Ладно.
Весь день они шагали по черной дороге, лишь под вечер устроили привал и немного перекусили. Берегли свои скудные запасы. Мальчик достал из тележки игрушечный грузовик и сучком прокладывал для него дорогу в пепле. Грузовик медленно катился. Мальчик изображал шум мотора. Было почти тепло, и они уснули прямо на земле, зарывшись в листья и подложив рюкзаки под голову.
Его разбудил какой-то звук. Повернулся на бок, прислушался. Медленно поднял голову, в руке — револьвер. Посмотрел на сына, а когда перевел взгляд обратно на дорогу, то ужаснулся: эти подошли так близко, что можно было легко разглядеть идущих в первом ряду. "О господи", — прошептал. Дотянулся до ребенка и легонько его потряс, не спуская глаз с дороги. Они приближались, шаркая ногами по пеплу, поводя из стороны в сторону головами в капюшонах. Некоторые — в противогазах. На одном — костюм биохимической защиты. Неимоверно грязный, весь в пятнах. Опущенные плечи, в руках длинные дубинки. Кашляют. Потом с дороги донесся звук, похожий на рев дизельного мотора. "Скорей, — прошептал он. — Скорей". Засунул револьвер за пояс, схватил мальчика за руку, поволок тележку среди деревьев и опрокинул там, где она бы меньше всего бросалась в глаза. Мальчик онемел от страха. Отец притянул его к себе: "Ничего, ничего. Надо бежать. Не оборачивайся. Бежим".
Перекинул оба рюкзака через плечо, и они понеслись по выжженному лесу. Мальчик помертвел от ужаса. "Беги, — прошептал ему отец. — Беги". Оглянулся назад: грузовик все ближе и ближе, в кузове стоят люди, озираются. Мальчик упал, он его поднял рывком: "Ничего, ничего. Бежим".
Он заметил просвет в лесу, решил, наверное, канава или просека, оказалось — старая заброшенная дорога за стеной бурьяна. Кое-где сквозь пепел проступают участки потрескавшегося асфальта. Заставил мальчика пригнуться, упали плашмя, прислушиваясь, с трудом переводя дыхание. Различили тарахтенье дизельного мотора, непонятно на чем работающего. Приподнялся, увидел крышу кабины грузовика, ползущего по основной дороге. Мужские фигуры в кузове, у некоторых в руках ружья. Грузовик проехал, черные выхлопные газы клубились между деревьями. Мотор явно барахлил. Сбивался, чихал. Звук удалялся.
Присел, стукнул себя по лбу: "О боже". Слышно было, как мотор фырчит и глохнет. Потом тишина. В руке револьвер, не помнил, когда выхватил его из-за пояса. Услышал, как они переговариваются, открывают и поднимают капот. Сидел, обняв мальчика одной рукой. "Ш-ш-ш, — сказал ему, — ш-ш-ш". Через некоторое время мотор опять заработал, скрипя и потрескивая, как старый корабль. Чтобы грузовик завелся, людям пришлось его толкать. И скорость набрать оказалось не так-то легко, ведь дорога шла в гору. Пару минут спустя мотор зафыркал и опять заглох. Отец приподнялся и поглядел: прямо на них шел один из этой команды. Их разделяло футов двадцать, не больше. Они застыли от ужаса.
Он поднял револьвер, прицелился. Человек остановился, одна рука висит как плеть, на лице — замызганная мятая маска, какие раньше носили маляры. Сдувается и раздувается при каждом вдохе-выдохе.
— Иди вперед.
Человек посмотрел на дорогу.
— Не оглядывайся. Смотри на меня. Не вздумай кричать. Убью.
Тот сделал несколько шагов вперед, одной рукой придерживая штаны. Неровные дырки в ремне — хроника голода. Другой конец ремня лоснится — об него затачивают нож. Человек отступил к обочине, посмотрел на пистолет, посмотрел на мальчика. Черные круги вокруг запавших глаз. Будто из глазниц человеческого черепа смотрит дикий зверь. Аккуратно подстриженная квадратная борода, судя по всему — пользовался ножницами, на шее — татуировка, отдаленно напоминающая птицу. Тот, кто наносил татуировку, похоже, плохо представлял, как выглядят настоящие птицы. Жилистый, худой. Первые признаки истощения. Грязный синий комбинезон и черная кепка-бейсболка с вышитым названием какой-то давно исчезнувшей фирмы.
— Куда вы направляетесь?
— Я отошел посрать.
— Я говорю про грузовик.
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Ну-ка, сними маску.
Человек стащил маску и стоял, держа ее в руке.
— Говорю же, не знаю.
— Не знаешь, куда вы едете?
— Нет.
— Что за топливо?
— Дизельное.
— Много его у вас?
— Три канистры по пятьдесят пять галлонов. В кузове.
— Патроны есть?
Человек снова оглянулся на дорогу.
— Я же велел не оборачиваться.
— Да, есть.
— Где вы их взяли?
— Нашли.
— Вранье. Чем вы питаетесь?
— Едим, что попадется.
— Что попадется, хм.
— Да.
Человек посмотрел на мальчика, сказал:
— Ты не выстрелишь.
— Надейся.
— У тебя в лучшем случае два патрона. Или даже один. И они услышат выстрел.
— Они-то услышат, а вот ты нет.
— Как это?
— Так. Пуля летит быстрее звука. Не успеешь оглянуться, как она очутится у тебя в мозгу. Чтобы услышать выстрел, нужны лобные доли и еще кое-что под названием «неокортекс» и "верхняя височная извилина". А их-то как раз у тебя и не будет. Одно месиво.
— Ты что, врач?
— Я никто.
— У нас есть раненый. Тебе зачтется, если ему поможешь.
— Я, по-твоему, похож на полного идиота?
— Кто тебя знает.
— Почему ты на него так смотришь?
— Куда хочу, туда и смотрю.
— Забудь. Еще раз на него глянешь, я тебя застрелю.
Мальчик сидел на земле, закрыв руками голову, выглядывал из-под локтей.
— Как пить дать, мальчишка голоден. Пошли-ка лучше со мной в машину. У нас покормят. А то уперся как баран…
— У вас есть нечего. А ну, вперед.
— Куда это?
— Двигай давай.
— И не подумаю.
— Нет?
— Не-а.
— Думаешь, не убью? Ошибаешься. Но я бы предпочел взять тебя с собой. Через милю-другую отпустим на все четыре стороны. Больше нам ничего не нужно. Тебе нас не найти. Даже не узнаешь, в какую сторону мы пошли.
