Ничтожный поступок закончился трагедией. Дело было, конечно, не в желании уберечь мои легкие. Я не могла считаться заядлой курильщицей и не причиняла большого вреда своему здоровью. От редкой, выкуренной тайком сигареты серьезного вреда не будет. По мнению родителей, важно было только одно - неподчинение их законам.
За дочерью или женой, которая посмеет курить, закрепляется слава дурной женщины, а проще говоря - шлюхи. Но я пойду на все, чтобы и дальше попирать эти законы. Если надо, я стану засовывать голову в мусоропровод на кухне, чтобы в квартире не пахло дымом. Я не позволю им полностью меня контролировать. Поспешно затягиваясь за их спинами, я успокаивала свое острое раздражение. "Они в соседней комнате, я курю прямо у них под носом, и никаких улик, - думала я, дымя в мусоропровод. - Они думают, что такие умные и могут запретить мне все, а я поступаю по-своему!" Это было моей тихой местью.
На следующее утро я первым делом купила две пачки "Верджинии". Я прогуляла колледж и в знак одинокого протеста отправилась в свою старую школу.
Я никогда не ходила с распущенными волосами, но в тот день правая сторона моего лица была лиловой от синяков, и мне пришлось распустить волосы, чтобы прикрыть щеку.
Я была сама не своя, и друзья заметили мое странное поведение.
- Что с тобой?
- Ничего! Ничего особенного. Просто не выспалась. Наверно, подхватила грипп.
Я пришла туда, потому что чувствовала потребность открыться кому-нибудь, но, как обычно, замкнулась на первом же вопросе.
Никто не знал, что в тринадцать лет я пыталась покончить с собой. Никто, кроме нашей семьи, не знал.
Друзья не могли помочь мне. Я вернулась, как путешественница, охваченная ностальгией, чтобы вдохнуть аромат бакалавриата и утраченных по моей собственной вине иллюзий. Я все кружила и кружила в своем несчастье, почти наслаждаясь им.
- Увидимся, - попрощалась я и направилась в дальний конец гигантского здания, чтобы спрятаться на заднем крыльце. Здесь, предоставленная сама себе, я закурила - одну, другую сигарету, - размышляя о своей жизни и по привычке разговаривая сама с собой.
"Когда все уже сказано и сделано, ты не понимаешь, почему стоишь здесь. Лейла, тебе восемнадцать лет, ты уже взрослая! Ты можешь уйти из дому, начать свою жизнь где-нибудь в другом месте. Ты просто трусиха!"
Но тогда вмешался тихий голос, который сказал: "Но если ты уйдешь, ты сожжешь все мосты, связывающие тебя с семьей. Они причиняют тебе боль, но они все равно твоя семья. Семья - это все, что у тебя есть"
Я прокручивала это у себя в голове целое утро (уйти? остаться?), отчаянно куря сигарету за сигаретой, пока не зашлась кашлем. В этот момент ко мне подошел Карим, мой друг. Он единственный знал, что я всегда пряталась здесь, когда мне бывало плохо.
- Что случилось, Лейла?
- Ничего. - Я держала руку у волос, так что он ничего не мог увидеть.
- Неужели? Даже прическа у тебя необычная.
- Да вот, решила распустить волосы, дать им отдохнуть.
- Хватит гнать. - Он отвел руку в сторону и убрал с лица волосы, открывая синяки.
Тут я сорвалась и закричала в истерике:
- А что ты хочешь от меня услышать? Что моя жизнь отстой?! У меня есть три варианта: покончить с собой, сбежать к чертовой матери или оставить все в своей гребаной жизни как есть! Я просто курила - вот и все! А мой брат настучал на меня!
- Да перестань! Ты хоть знаешь, в какой стране живешь?! За сигарету? Так нельзя!
- И что я, по-твоему, должна сделать? Если я расскажу, не исключено, что у них заберут младших детей! Разрушенная семья, дети под опекой государства и весь этот позор!
Я никому не желала причинять боль, не хотела, чтобы распалась моя семья. В любом случае мне не избежать позора.
Братьям даже доставалось - например, когда кто-нибудь из них приходил домой выпившим. Но их наказывали не так строго. Меня же били за все: за то, что я о чем-нибудь забыла, за дерзкий ответ, опоздание. Я никак не могла избежать наказания.
- Ты ведь не натворишь никаких глупостей? Обещаешь?
- Не натворю, не беспокойся.
Но я уже решила уйти и никому не сказала об этом, даже ему. Я слабо представляла, куда можно отправиться. Один мой знакомый, не из нашего квартала, умудрился найти для меня на неделю номер в гостинице за тридцать - сорок километров от дома. Я сказала ему, что мне нужна передышка, и я больше не могу оставаться дома, но не стала вдаваться в подробности, а он не спрашивал. Подсознательно я боялась, что, если позволю себе быть откровенной с кем-нибудь, меня не поймут до тех пор, пока я не расскажу все, а этого нельзя допустить. Потому я и держала язык за зубами, но от этого было не намного легче.
Всю ту неделю одиночества я только и делала, что ревела и ничего не ела. Я ушла, не взяв с собой ничего из вещей, даже документы, - они хранились у отца. У меня не было возможности действительно сбежать: я не имела ни денег, ни документов, ни места, куда пойти. Мой друг попросил своего брата заплатить за гостиницу, но долго это не могло тянуться. С его стороны было очень мило помочь мне. Но, к сожалению, как-то вечером он захотел остаться на ночь. Я решительно запротестовала: мне не нужна была такая помощь. Он все понял.
На следующий день я собрала вещи и с тяжелым сердцем вернулась домой. Другого выбора не было. Моя попытка бегства провалилась.
Отец пришел в бешенство. Вне себя от гнева и унижения, он не взглянул на меня и не проронил ни слова. Для него я умерла. Мне показалось, что он меня убьет, даже если я открою рот, чтобы извиниться.
Мать ругала меня, на чем свет стоит.
- Где ты была?! Шлюха! Просто взять и уйти! Где тебя носило, целую неделю?! Что ты там ещё натворила?! Завтра ты идешь к врачу!
Избежать унижения было невозможно. Мне пришлось пройти проверку, чтобы родители, наконец, успокоились.
- Все в порядке, она ещё девственница.
Я чувствовала себя так, будто меня изнасиловали. Они не верили мне, не понимали, не уважали меня. Единственное, что их волновало, - это моя чертова девственность. Если бы кто-нибудь сказал: "Но отец и братья бьют ее! Она была права, сбежав из дому", - уверена, что отец, мать и братья ответили бы в один голос: "Бьют?! Это она так говорит? Какой позор!"
У меня не выходили из головы проблемы поведения в обществе, а также одержимость девственностью. Это сводило меня с ума. Если бы я смогла понять традиции, которым следовали мои родные, то внутренне примирилась бы с ними. Однако мне не кажется, что здесь возможно логическое объяснение. Это попросту неприятие женской независимости.
Таков порядок вещей, ничего не поделаешь. Остается только идти по намеченной для тебя дороге. Позиции не должны и не могут измениться. Позиции не должны и не могут измениться. Твоя девственность находится под ответственностью отца и братьев, а затем - мужа. Им принадлежит женское тело, а голова от их "право на собственность" болит у тебя. Отцы защищают свою честь не там, где нужно, но отказываются признавать это. Дочери находятся под постоянным надзором. Родители копаются в мыслях своих детей, в личных вещах, пытаясь найти нечто запретное. Пачка сигарет? Она развратница! Компактная пудра, тушь, губная помада, красные трусики? Она развратница! Записка от парня? Она развратница! Тампон? Немедля к врачу - выяснить, не стала ли она слишком взрослой! Таблетка? Она обречена, и от нее отрекутся.
Отец, братья, кузены, дядюшки, тетушки, свекрови... Они обращаются с нами не как с людьми. Видят в нас не женщину, а вещь - вот что так раздражало меня, вот почему я бунтовала. Кроме меня, есть тысячи девушек, которые тихи и покорны, поскольку понимают, что отдельно от семьи, близких им не выжить. Если только не стать так называемой развратницей. Когда девушка бежит, она разрывает связь с семьей. Если она поднимается по социальной лестнице, устраивается на работу, делает карьеру, значит, она придерживается либеральных взглядов. И неважно, что девушка принадлежит ко второму или к третьему поколению иммигрантов.
Отец запретил семье говорить со мной.
- Посмеете заговорить с ней - прибью!
И сам он тоже со мной не разговаривал. Меня не существовало. Игнорирование со стороны братьев не слишком меня беспокоило, но ничего не было хуже, когда отец проходил мимо меня, словно я пустое место. Молчание длилось полтора месяца. Я считала дни.
Со мной заговорила только мать, и то лишь из необходимости: сделай то, сделай это.
Я так и не вернулась в колледж - заболела. Я перестала есть, потому что меня мучила боль в животе. Им пришлось везти меня в больницу. Из-за этого я не смогла сдать экзамены. Никто не понимал, что физически происходило со мной. А я знала. Я заблокировала свое сознание, вот мой организм и отвечал чувствам, не принимая те крохи, которые заставляли меня проглотить. Никто не объяснил мне, что это все из-за депрессии и происходит только у меня в голове. Меня отправили домой, всего лишь прописав бесполезные лекарства, то есть, фактически позволив мне заболеть опять.
