Тут, конечно, что-то посерьезнее пива требовалось.
После первого моего глотка автобус медленно тронулся и задумчиво покатил в сторону аэропорта.
Через некоторое время в кармане противно запиликала мобила.
Глянул на определившийся номер.
Она.
– Извини, – говорит со своим неподражаемым западнославянским акцентом, – ты мне ничего не хочешь сказать?
Сижу, мнусь.
– Ну, – смеется, – хорошо. Тогда я скажу. Я люблю тебя, Русский.
И – короткие звонки разъединившейся линии.
Перезванивал ей, перезванивал…
Бесполезно.
Вот стерва.
…А дальше все было как всегда.
Аэропорт.
Регистрация.
По-европейски простой и недолгий паспортный контроль.
Торопливый перекур в специальной стеклянной кабинке.
Короткий забег за сувенирами в дьюти-фри.
Еще один перекур за кружкой «Крушевице» в баре перед вылетом, еще одна попытка дозвониться до Златы.
Бесполезная, само собой.
Самолет с кучей внезапно обнаружившихся знакомых, которые, оказывается, тоже летали на матч и которых ты по неведомой причине так и не встретил в Праге. Неизбежная пьянка.
И наконец, цепкие объятия родины в удивительно казенном зале прилета аэропорта «Шереметьево-2».
Я очень люблю свою страну.
Но почему-то ненавижу возвращаться из-за границы.
Может быть, потому что оловянные глаза прапорщиц на паспортном контроле заранее видят в тебе государственного преступника; потому что ты ловишь разочарованные взгляды таможенников, понимающих, что от туриста с таким хилым багажом нечем поживиться, и потому что ступаешь на грязный, заплеванный пол зала ожидания багажа.
Впрочем, нам в этом зале было нечего делать.
Не из турпоездки, чай, возвращаемся.
С выезда.
Хотя некоторые и с выездов умудряются с та-аакими баулами прилетать, что хоть стой, хоть падай.
Мешочники, блин.
Я еще понимаю, если откуда-нибудь из Италии.
Но не из Чехии же.
Ну, да их дело.
Вышли, запрыгнули в «лансер» очередной подруги Никитоса, поехали.
Я, как только устроился на заднем сиденье – на переднее по-хозяйски погрузился сволочь Никитос, – вынул мобильный, подрубился к сети, вытащил из памяти не так давно вбитый туда, но уже жизненно важный номер.
На этот раз, к счастью, – ответили.
– Алльо-о-о…
– Привет, – говорю. – Докладываю: долетели нормально, уже в Москве. И… это… Я тебя тоже люблю. Просто сказать стеснялся.
– Глупый…
– Ладно. Пока. А то я в машине, тут куча народу. Приеду домой, наберу, поговорим…
– «Народу» – это «людей»? – спрашивает с неожиданным любопытством.
Филолог, думаю.
Твою мать.
Это неисправимо.
– Ага, – усмехаюсь. – Хотя именно насчет этих «людей» у меня иногда возникают сомнения. Ну, ты и сама понимаешь. Видела их в Праге как-никак. Причем в самых разных ракурсах.
– Язва ты, Русский, – смеется.
А потом вдруг – я это на расстоянии чувствую – становится необычайно серьезной. Просто вижу, как от волнения нижнюю губу ровными, острыми зубками прикусывает.
– Ты обязательно звони, Дан, – говорит. – Обязательно сегодня. Я буду ждать.
Поговорить нам, правда, этой ночью не удалось.
Парой слов перекинулись, и всё.
Пришлось даже соврать, что я дико устал и просто отрубаюсь.
Это было почти правдой.
Но только почти.
Потому что, как только «мицубиська», ведомая Никитосовой подругой, проехала МКАД, у меня запиликал мобильный.
Вполне себе гламурной мелодией группы «Queen».
«We are the champions, my friend…»
Ага, думаю.
Я, кажется, знаю, кто так обо мне беспокоится.
– Привет, – говорю, – Мажор.
Но тут ошибочка вышла, надо поменьше доверять интуиции.
И почаще смотреть на определитель номера.
– Это не Мажор, – хмыкают в трубке. – Это Али. Мажор рядом сидит. Желваками на скулах играет, рожа банкирская. И еще кое-кто, тебе неплохо знакомый. Ты далеко сейчас?
– МКАД, – отвечаю, – проехали.
– Ага. Москва пустая, пробок не наблюдается. Значит, минут через двадцать-тридцать дома будешь.
– Это, – ворчу, – смотря куда ехать. У нас Никитос за штурмана, поскольку его барышня за рулем. А Никитос, сам понимаешь, личность непредсказуемая.
В трубке еще раз хмыкают.
– Скажи, чтобы первым делом тебя домой отвез. Потому как гостей ожидаешь. Целую делегацию. А если будет выступать, пригрози, что поедет не сперматоксикоз снимать, а принимать участие в расширенном производственном совещании.
Хотел я брякнуть, что Никитка со сперматоксикозом – вещи несовместные.
И в Праге эта сволочь не скучала.
Хотя и не с такими романтическими последствиями, как я.
Но потом глянул на симпатичную мордашку водителя в зеркале заднего вида.
И промолчал.
– Хорошо, – говорю, – распоряжусь. Когда ждать-то?
– Вчера, – отвечает серьезно. – Сколько тебе нужно времени, чтобы привести себя в порядок?
Я вздыхаю.
– После такого выезда – минимум неделю. И то вряд ли, если не прибегать к радикальным методам. А на душ, пожалуй, минут сорока хватит.
Молчит секунд тридцать.
Думает.
Считает.
Я почти слышу, как у него в башке тумблеры щелкают.
И лампочки перемигиваются.
– Угу, – делает наконец вывод. – Полчаса на дорогу плюс час, с запасом, на все про все. Короче, через полтора часа жди. Заодно кошака тебе твоего подвезу, измучился парень, тебя ожидаючи. В кабинете мне нассал, сволочь. Если б не был сыночком моего серого психа да не уважал бы я так его хозяина, – прибил бы на фиг.
На меня вдруг волной накатывает тепло.
И я начинаю думать, как непросто будет знакомить кота со Златой.
Потому что моя семья – это я и кот по имени Арамис.
А может, они и понравятся друг другу.
Хотелось бы верить.
Арамис – сволочь ревнивая.
Да и Злата, это уже ясно, делить вашего покорного слугу ни с кем не намерена.
Даже с котом.
Характер – тот еще.
И это в самый романтический период отношений.
Что дальше-то будет, вздыхаю.
…И тут соображаю, что Али продолжает мне что-то вбивать в голову.
– Что, что ты говоришь, Глеб? – спохватываюсь. – У меня мобила заглючила, ни хрена не слышно.
– Ну ладно, – говорит, – приедем – расскажу. Бывай.
И отключается.
– Ты все понял? – спрашиваю напрягшуюся спину Никитоса.
Тот поворачивается.
– С англичанами все еще хуже, чем мы ожидали?
Я медленно киваю.
Не вовремя я о знакомстве кота с моей девушкой размечтался.
– Похоже, – соглашаюсь. – Или противоречия с клубом перешли в «горячую фазу». Что после их подметного письма пражским контрагентам не удивительно. Но это вряд ли. Там Комбат с ультрас и без нас разберутся. Так что давай сначала ко мне. Потом вы – по своему плану, а я, похоже, работаю.
– Слушай, лидер, – вздыхает сбоку от меня Жека, – может, нам с тобой?
Его вжатый в противоположную от меня дверь младший брательник согласно сопит.
И даже немного шевелится.
Насколько теснота на заднем сиденье позволяет.
Я на секунду задумываюсь.
– Нет, – вздыхаю. – Тебя ждет семья. У Никитоса – наш водитель. А у меня – только кот, которого ко мне сейчас и так привезут. Ну, а если б вы были срочно нужны, Али бы сказал, не постеснялся. Так что валите. Я, как ты говоришь, – лидер, мне и отдуваться…
Жека коротко кивает.
Из него, думаю, мог бы получиться грамотный офицер.
Слуга царю, отец солдатам.
К несчастью для моей страны, такие сейчас в армию не идут.
Идут другие.
Совершенно, блин, иной человеческий материал.
Нормальные, крепкие, честные парни, но элиту из них – лепить и лепить.
А Жека – готовая болванка. Чуть-чуть обтесать, чуть-чуть обучить.
И все дела.
У него и отец военный.
Полковник в отставке, кажется.
Я количеством звезд на погонах его родителя не сильно интересовался, просто знаю, что часть босоногого детства мой верный товарищ провел в отдаленных гарнизонах, раскиданных на просторах нашей необъятной Родины.
Но в нынешнюю армию Жека, увы, не пойдет.
Хотя я знаю, насколько скучно ему в финансовом отделе конторы штаны протирать.
А что делать?
У парня семья.
И его Ирка не поймет, почему должна отказаться от жизни в столице и неплохой для молодого спеца зарплаты в треху баксов за непыльную работенку финансового клерка ради гарнизонной нищеты и прочей армейской неустроенности.
Говорили мы с ним как-то на эту тему.
Так что знаю, о чем рассказываю.
Не догадываюсь, а именно знаю.
Ладно.
Черт с ним.
Проехали…
…Поэтому, когда мы остановились перед моим подъездом, я просто коротко пожал парням руки, кивнул хорошенькой шоферше, закинул на плечо не сильно тяжелую дорожную сумку и направился в квартиру: принимать душ и звонить в Прагу Злате, извиняться, что мы с ней сегодня долго не пробеседуем.
Извини, дорогая, – устал.
Ага.
И все это следовало сделать до приезда парней.
Потому как их не интересовали ни мой дорожный пот, ни мои романтические пражские сопли.
