Хоть, думаю, мозг немного в порядок приведу, под сливовицу да под умные разговоры.
…Ну, уселись.
Он опять себе виски плеснул, я – сливовицы.
Закурили, каждый свое.
На этот раз он тот самый неизвестный мне сорт «Macanudo» выбрал. Который homemade.
Ничего так аромат.
По крайней мере, со стороны.
Сидим, молчим.
Думаем.
Каждый о своем.
Хотя – черт его знает. Может так случиться, что оба как раз о его дочери и размышляем.
Похоже.
– А скажите, Дан, – спрашивает неожиданно, – я же совсем про вас ничего не знаю. Вы вот, к примеру, разрешили о вашей работе спрашивать. Чем вы занимаетесь? Какой у вас бизнес?
Улыбаюсь, полощу горло сливовицей. Про себя он рассказывать не торопится.
Он тоже улыбается:
– Я работаю в энергетике, поэтому у меня так много русских партнеров. Я открылся, да?
Ага, думаю.
Думаешь, я не догадался?
Нефть, газ.
Вариантов-то – всего ничего.
– Ну, – говорю, – если по бизнесу гадать будете, то наверняка не угадаете. Потому что я не бизнесмен. Журналист. Как у нас говорят – бумагомарака.
Он неожиданно удивляется:
– Репортер?
– Был когда-то репортером. Сейчас скорее чиновник. Заместитель главного редактора. Хотя иногда пописываю. Для души.
– Да?! – удивляется еще больше. – А какое издание? Я немного ваш рынок прессы понимаю. Правда, в основном, деловой.
Киваю.
– А я, – хмыкаю, – сейчас в деловом издании и работаю. Раньше в ежедневке трудился, мне очень нравилось. Там жизни больше. А потом устал, и когда должность нынешнюю предложили, согласился, почти не раздумывая.
И – называю издание.
У него аж брови наверх полезли.
Неудивительно.
Контора, в которой я сейчас тружусь, весьма уважаемая. И заслуженно.
Стыдиться нечего.
Полез в карман, достал оттуда портмоне, вынул визитку, протянул.
Он прочитал, по-детски шевеля губами.
Понятно: говорить по-русски и читать на кириллице – это не одно и то же.
– Злата знает?
Жму плечами.
– А зачем? – спрашиваю. – Придет время – скажу. Мы, Мартин, извините, всего три дня назад познакомились.
Он кивает.
– Ну что ж, моей девочке, кажется, повезло.
Тут я не выдерживаю:
– Да откуда вам знать, повезло ей или не повезло?! Вы бы сначала хоть у нее или у меня спросили!
И – осекаюсь.
Потому что он внимательно смотрит на меня и грустно улыбается.
Некоторое время молчим.
Видимо, что-то осознавая.
Оба.
– Дан, – говорит он наконец. – Мне в следующем году исполняется шестьдесят лет. Когда вам будет столько же, вы поймете, что не всегда обязательно спрашивать. Иногда достаточно просто смотреть.
И наливает нам по рюмке сливовицы.
Он ее, похоже, очень уважает.
По крайней мере, в виски только кончик сигары окунает, а это зелье с удовольствием опрокидывает стопками.
Даже у меня реже рюмка пустеет.
Что здесь, что за обедом.
И ведь не пьянеет. В то время как у меня в голове шуметь начинает.
А я алкогольный удар держать умею.
Проверено.
– Давайте, – вздыхает, – Дан, просто выпьем. И немного помолчим. У каждого из нас свое время. Я скажу банальность, но времена жизни похожи на времена года, и это особенно остро чувствуешь поздней осенью. Неважно, светит ли в этот день почти летнее солнце или идет тоскливый последний дождь. Ты все равно знаешь, что это осень. Но в любом времени есть свои преимущества.
Что ж, выпить так выпить.
Если хороший человек предлагает, какой смысл отказываться?
Сидим, молчим.
Потом он снова вздыхает.
– Знаете, Дан, – говорит. – Вы, русские, предавали нас, чехов, не один раз. Наши деды в Первую мировую войну переходили на вашу сторону и воевали против Германии и Австрии за славянское братство. А вы вместо славянского братства устроили чудовищную революцию. И отправили их на бойню. Потом вы освободили Чехию от немцев во Вторую мировую, и мы вам снова поверили. А вы предали в шестьдесят восьмом таких как я, мечтавших о социализме с человеческим лицом. Это ведь мы, чехи, придумали это «человеческое лицо». Вы журналист, образованный человек, значит, знаете. Мы тогда хотели провести эксперимент на себе и показать пример всем, и вам в том числе. Но вы ввели танки. А в девяностом вы предали таких как мой отец. Тех, кто верил вам до конца. Это все теперь просто история, да. И ее не надо ворошить, надо жить сегодня, а не вчера. Пыль на страницах мешает дышать свежей травой и вам, и нам. Поэтому прошу только об одном. Не предавайте мою дочь. Этого я вам не прощу. Никогда.
Молчу, думаю.
Он почти правильно говорит по-русски.
Но только почти.
И это касается не только грамматического построения фраз.
– А если ваша дочь предаст меня – так, чисто гипотетически. Ее простите?
– Прощу, конечно. Она же моя дочь.
Я с трудом сглатываю комок в горле.
Н-да…
– Ничего себе, – качаю головой. – У вас отличная логика.
Он снова улыбается и снова наполняет рюмки сливовицей.
– Вы, русские, считаете себя великим народом. И правильно считаете. Вы – великий народ и поэтому должны думать только во вторую очередь о себе, а в первую – о справедливости и других принципах. А мы, чехи, – просто народ. Хороший народ. Но маленький. Поэтому думаем в первую очередь о себе. Так надо. Кроме того, ты мужчина. А мужчина, который позволяет женщине предавать себя, виноват в этом сам. Я имею право это тебе говорить. Потому что я тоже мужчина. Это понятие не национальное.
Поднимает рюмку и тянет ее к моей.
Немного поколебавшись, чокаюсь, и мы выпиваем.
Н-да, думаю.
Вполне возможно, я женюсь на твоей дочери, чех.
Но первое, что я сделаю, – это увезу ее отсюда в Москву.
И когда мы будем навещать вас в Праге, мы никогда не остановимся в вашем доме. Только в гостинице.
Нет, мы будем к вам приезжать обедать, я с удовольствием выпью с тобой сливовицы и, быть может, даже попробую твоих сигар, но останавливаться в твоем доме я не буду никогда.
Ты мне нравишься, чех.
Но мы – слишком разные.
А твоей дочери придется обрусеть.
Никуда не денется.
Уж я – постараюсь.
Только когда мы со Златой уселись в такси, я понял, как же мы с ее отцом серьезно набрались.
Коварная штука эта домашняя сливовица.
Типа кавказской чачи.
Пока сидишь, пьешь – вроде бы все ничего.
А стоит подняться…
…Хорошо еще в лобби нашей гостиницы, когда мы приехали, сербы сидели. Приехали с парнями напоследок подосвиданькаться.
Подошел к Тиму, пошептался.
Тот подозвал одного из своих, и мы с ним прогулялись до туалета, откуда я вернулся в куда более бодром состоянии.
Ожидавшая меня на гостиничном диванчике Злата так ничего и не заметила.
Я, в принципе, с «первым» в последнее время осторожничаю. Слишком уж увлекательная это карусель.
Далеко укатиться можно.
Но тут как раз тот случай.
Всобачил в себя столько, что даже на «отвальную» кружку пива с парнями решился.
Правда, предусмотрительно выбрав легкое светлое «Крушевице».
Похлопал по плечам сербов и своих парней, пообнимался.
А потом долго-долго целовался со своей неожиданной судьбой у автобуса. Запоминал вкус ее губ.
И прочие приятные на ощупь выпуклости и изгибы.
Встретимся-то явно не скоро.
Непросто это – любить друг друга по разные стороны границ. Надо что-то вечно придумывать.
Но мы, блин, легких путей не ищем.
И – никогда не искали.
Пока что удалось договориться только о совместной встрече Нового года у меня, в Москве.
Обещала.
А раз уж обещала, никуда не денется.
Не позволю.
Да, возможно, о поездке куда-нибудь на острова сразу же после этого.
Если, разумеется, все получится.
Есть тут, понимаете, разные неприятные нюансы типа моей работы и ее учебы в университете.
Последний курс.
Ей, чтобы провести со мной новогодние каникулы, нужно серьезно поднапрячься и сдать какие-то университетские «курсы».
Я ничего из ее объяснений по поводу этих самых «курсов» не понял: слишком слабо представляю себе европейскую систему образования.
Это ведь только у нас «от сессии до сессии живут студенты весело».
У них куда более хитроумно устроено.
Ну, да и бог с ними.
Честно говоря, мне в тот момент было не до этой хитрой механики.
Хотелось просто сгрести Злату в охапку и увезти в Москву.
Прямо сейчас.
Немедленно.
Года три-четыре назад я, наверное, так и поступил бы.
Или – сам бы остался.
Сейчас – другая история, увы.
Взрослый уже мальчик.
Может, и вправду жениться пора?
Ладно.
Поживем – увидим…
…А потом мы с парнями закинули шмотки в заказанный заранее автобус, я попрощался с сербами и Златой, забрался на облюбованное место в хвосте салона и с благодарностью принял из рук Жеки открытую бутылку с вкусным чешским пивом.
Смывать ее помаду с еще помнящих вкус губ.
Тут, конечно, что-то посерьезнее пива требовалось.
После первого моего глотка автобус медленно тронулся и задумчиво покатил в сторону аэропорта.
