Вот, оказывается, какие они, эти черепахи сухопутные — коварные и хитрые!
Сейчас я думаю, что это взрослые относили черепаху на место — что в первый раз, что во второй. Но дело не в этом. Именно благодаря дяде Мише, который помог мне справиться с отчаянием… — талантливый чудак, большой оригинал, ныне виолончелист с европейской известностью и отец шестерых детей, — я обрел нечто очень ценное и значимое в жизни — отношение к проблеме. Что легко приходит, так же легко может и уйти, а потом опять, легко ушло — легко пришло. В тот момент, когда я переживал свою потерю, а дядя Миша принес мне другую черепаху — и мое горе сменилось радостью, мое подсознание зафиксировало простую формулу: иногда все гораздо проще, чем кажется. Легче и радостней, без трагедий, без надрыва, без страданий. Эта история заложила в мое подсознание зерно философского отношения к сложным жизненным ситуациям. На такой вот детской беде…
А КАКОЙ У ПАПИНОЙ МАШИНЫ БЫЛ ЗАПАХ!
Я ЛОЖИЛСЯ НА СИДЕНЬЕ И НАСЛАЖДАЛСЯ. ВДЫХАЯ АРОМАТ ЕЕ НОВЕНЬКОГО САЛОНА. И. КОНЕЧНО, СРАЗУ ЗАБЫВАЛ О НЕПРИЯТНЫХ МИНУТАХ, ПРОВЕДЕННЫХ В ДЕТСКОМ САДУ
Важные вехи нашей истории мы проживаем еще раз — когда осознаем их роль в своей жизни. Бывает, что спасательный круг бросают с чужого корабля. И помогают не те, кому помог ты. А кто не называет цену — возможно, хочет получить все…
Нам не дано предугадать, — только понять впоследствии! — чей подарок окажется судьбоносным. Хитрая, так и не покоренная мной черепаха ползет вглубь моих воспоминаний — к самому первому и бесконечно счастливому подарку. Жаль, что он тоже утрачен безвозвратно. Я получил его, конечно, на Мархлевке. Это был мой день рождения. Мне тогда исполнилось четыре года — я очень хорошо это помню. Мамина сестра, тетя Нина, подарила мне самую настоящую — предел мечтаний всех мальчишек в возрасте лет, наверное, до двенадцати — машину с электрическим приводом руля! Она управлялась с пульта. Это на исходе 70-х годов! Восторг был! Помню, как я ее катал по паркетному полу у нас, на Мархлевке, в комнате, где мы жили. И в кухне! И в коридоре! А как она гудела! Капот открывался. Серого цвета была эта первая в моей жизни машина! Я тогда даже подумал: «Надо же, какая у меня хорошая и добрая тётя. Такие дорогие подарки делает». Я даже спать ложился с этой машиной. И никаких сказок мне на ночь было не надо!
Со своим серым электроприводным автомобилем я был, конечно, крут! И во дворе, и в квартире. Возможно, именно благодаря этому подарку я на высоком эмоциональном подъеме постигал основные социальные законы, чувствуя себя более счастливым ребенком, а значит, и более уверенным, нежели другие дети: у меня было то, о чем они лишь мечтали, и я не жалел этой радости и для них, давая им поиграть с этой чудесной машиной.
Тонкая грань: только любимый ребенок, имея больше других, хочет быть дающим, а имея меньше — не стремится отнять… И в этом — насущная гармония мира. Прежде чем человек научится любить, ребенком он должен сам вдоволь насытиться любовью, и лишь после этого сможет поделиться ею с другими.
И другой автомобиль… тоже «мой первый». Я тогда стоял, как прилипший, к ограде своего детского сада. Мои друзья-Юрки — Юра Макарьян и Юра Рудаков — все тащили меня куда-то поиграть — в войнушку, что ли… А я смотрел из-за ограды на волю, ждал, когда же за мной придут. И вдруг воспитательница Искра Викторовна говорит: «Димочка, посмотри-ка во-он туда? Видишь машину? А кто в ней едет и рукой тебе машет?» Я увидел новенькую темно-желтую машину — рванулся к ней и побежал, поскользнулся, упал — не заметил боли, поднялся и снова помчался вперед, к папе.
В тот день, это было в 1980 году, папа впервые приехал за мной на машине. ВАЗ 21-011 «Копейка» 3999 МНЯ — в люксовом исполнении, с ремнями безопасности сзади — была куплена за 7300 рублей. Папа долго копил на нее, но все равно пришлось занять. Недостающую сумму одолжила папина мама, бабушка Берта, поскольку очередь по записи, что существовала в те годы на приобретение особо дефицитных товаров через организации или профессиональные союзы, подошла раньше, чем семья смогла накопить.
Как же я радовался этому приобретению! Возможно, даже больше, чем сами родители. С машиной у нас началась какая-то особенная жизнь — мы перестали нервно следить за часами, чтобы куда-то не опоздать, у нас появилась свобода в передвижении и возможность спокойно перевозить что-то большое. А какой у этой машины был запах! Я ложился на сиденье и тащился, вдыхая аромат ее новенького салона! И, конечно, сразу же забывал о неприятных минутах, проведенных в садике.
Знаю только, что быть счастливыми дети учатся у родителей. Чем больше мы помним про свою жизнь и свои желания — тем больше пользы приносим своим детям. Ранний опыт счастья — почти всегда вещественный, телесно ощутимый, витальный — великий источник для нашего «Я». Первопричина нашей безотчетной уверенности в счастливом исходе любой драмы. Это не оптимизм, а глубинная и нетронутая словом струна. И иногда, без видимой причины, мы чувствуем ее отзвук — ту самую легкость бытия, невыносимую, прекрасную и исцеляющую.
Легкость…
12.
«Пепел и алмаз»
Больше всего я люблю блинчики с клубничным или малиновым вареньем и щи с квашеной капустой. Это бабушкино наследство. Она была вкусным фоном моего детства. Ее борщ всегда победит черепаховый суп. Щи, блинчики, дым ее папирос «Беломорканал», пасьянсы… Вкус моей первой аферы — тоже от бабушки.
Сколько ее помню, моя бабушка по материнской линии Ольга Сергеевна всегда курила «Беломор» прямо у себя в комнате. Там стоял круглый стол, сидя за которым она постоянно раскладывала пасьянс. Сбоку от стола была кровать, а за столом у окна — сервант. К слову, это окно выходило на нашу улицу, Мархлевского, а справа от окна на стене дома был приделан флагшток, куда в праздники водружался государственный флаг. Направо был виден кусочек улицы Кирова — теперь это Мясницкая, — по которой проходили праздничные шествия и демонстрации, и их можно было наблюдать, не выходя из дома, но для этого требовалось слегка подтягиваться на широком подоконнике, что было опасно. Поэтому мы всегда в праздники поутру спускались вниз, на улицу и смотрели — с мамой или бабушкой, с папой, с мальчишками — через оцепление.
Так вот, напротив серванта, на той же стороне, что и стол, тоже у окошка — стоял диван. Там, на этом диване, не выходя из комнаты, в бабушкином присутствии я регулярно… курил за ее спиной.
А началось все с того, что мы с Аликом Куликовым — он ушел из нашей школы в шестом классе, не помню уже, почему, — и с другими мальчишками, примкнувшими к затее, лазили по чердакам и курили. То чай в газету свернем, то «стрельнем» сигаретку на улице. Постепенно я начал собирать коллекцию сигарет. Это было, наверное, в шестом или седьмом классе. Решил, что самым правильным местом для ее хранения будет шкаф соседа, что стоял в общем коридоре. Сосед им все равно никогда не пользовался, и я, среди его коробок наверху шкафа, проделал туннель, куда складировал свои запасы, как хомяк, прикрывая тоннель коробочкой. Коллекция росла и пополнялась. Что-то я сам покупал на карманные деньги — сигаретами тор-54 говали в киоске на улице, недалеко от дома, и иногда бабушка писала записочки, чтобы мне продали для нее папиросы, а я просил еще «и для соседа» — продавали… Иногда я шел «на удачу» и покупал с выручки от бутылок, которые валялись на улице. Пачка обходилась в одну — две бутылки. Иногда дарил кто-нибудь. В момент кульминации моя коллекция насчитывала около двадцати разных пачек.
Каждый день я залезал на тот шкаф, где был у меня тайник, размышляя, какую же мне сигаретку сегодня покурить — каждый день я курил разные. Вытаскивал одну. Аккуратно все маскировал и, в предвкушении, шел к бабушке. Как правило, все это безобразие творилось между двумя часами дня и шестью вечера — после школы и после обеда. Я располагался на диване, у окна — бабушка оказывалась ко мне спиной, когда садилась за стол и начинала раскладывать пасьянс. Поскольку в это время она никогда не оборачивалась, лучшей возможности для моей шалости было не придумать!
