Роберт отправился к своей любимой картине — той, на которой готовилась спрыгнуть вниз юная Красная драконица. Постоял, погрустил. Осознал, наконец, что хотела Лиза от своих полотен, когда повторяла в мастерской, что они не доделаны.
Сейчас и небо, и скалы на картине производили ошеломляющее впечатление. Хотелось всматриваться и всматриваться в головокружительную перспективу, замирая от режущей сердце жалости. За что же жизнь так поступила с этой девочкой?
Он чуть отступил назад, вгляделся — и понял, что еще изменилось на этой картине. В изящном ушке Красной Драконицы сверкали пять сережек-бриллиантиков. Точно такие, как он привез Лизе в подарок, на Рождество.
Роберт усмехнулся — а он еще радовался, что она, отдав кольцо, оставила у себя его подарок. Надеялся, что это что-то и значит. А она рисовала себя на этой картине. Картине, где любовь рыженькой дроконицы заканчивалась отвесным полетом вниз, на острые скалы.
Он поставил бокал с недопитым шампанским и тихо, не привлекая к себе внимания, ушел. Забрал вещи из гостиницы — и сразу уехал в аэропорт, отдав себе приказ на следующий день созвониться с Шейлой и зарезервировать себе картину, с Красной Драконицей, которая была готова спрыгнуть со скалы.
Вот, пожалуй, и все, что останется ему от любви. От надежды. От счастья. И он это все заслужил.
— А вы бы могли написать наш портрет, — Лиза прекратила наблюдать за Робертом, который что-то напряженно высматривал на ее картине, где была изображена Красная драконица. Она совершила над собой усилий и сосредоточилась на мужчине, который ей что-то говорил.
— Добрый вечер! Конечно! — ответила она немного невпопад.
— Понимаете, — подключилась к разговору его спутница, — мы в восторге от того, как вы написали Терезу и Владимира.
— И их детей, — добавил мужчина.
— Мы хотим нечто подобное. Может только не в виде эльфов, — с сомнением протянула женщина и скептически, оглядела своего невысокого, кряжистого супруга. Да и в ней самой, несмотря на подтянутость и отсутствие лишнего веса, не было ничего от изящных и томных эльфов.
— Слушайте, — озарило ее, — а как вы относитесь к оркам? Если сделать симпатичную стилизацию под них?
— Жуткие, но дико симпатишные? — улыбнулась женщина. — А давайте попробуем. И дети, я так понимаю, будут в восторге.
Потом к ней подходили любители гномов, драконов, хоббитов. Идея портретов в виде существ Средиземья оказалась весьма и весьма популярной. Так что Шейла сообщила, что в Москве придется задержаться, и даже пообещала найти какую-нибудь студию в аренду с хорошим светом, куда можно будет приглашать заказчиков позировать.
Все это отвлекло Лизу от идеи найти Роберта и поинтересоваться, что же его так привлекло в ее картине.
Потом все стали расходиться. Лиза как-то растерялась, потому что в последнее время ей все время говорили, что от нее надо, куда ей ехать, где ночевать и даже что кому говорить. А тут… Она вдруг поняла отчетливо, что — все. Этот период жизни окончился. Дальше будет что-то другое. Дальше уже надо будет строить свою жизнь самой. И Роберта еще не было видно…
— Ты кого-то ищешь? — к ней подошел Зубов.
— Себя, — устало пробурчала Лиза, и они вдруг заулыбались друг другу.
— И как успехи?
— Я — беременная бездомная художница. Незамужняя. Должно быть, — Лиза обвела зал рукой, — талантливая. По крайней мере, Терезе удалось всех присутствующих в этом убедить…
— УУУ… Я всегда говорил, что беременность плохо сказывается на характере. И на мозгах, как я понимаю, тоже… Да и на чувстве снисходительности к чужим ошибкам и заскокам, — как-то резко ответил Зубов, став разом серьезным. И даже каким-то злобным.
— Мне что-то показалось, — язвительно протянула Лиза, — что это все было сказано не мне!
— И Терезе! И тебе тоже! И что значит — «она не может его простить, и я ее понимаю!» Что за бред!
— Это ты сейчас Терезу цитируешь?
— Да. Я просил ее уговорить тебя помириться с Робертом.
— Обалдеть!
— У ребенка должна быть семья. У тебя дом. Рядом мужчина, который любит. Я понимаю, если бы это было не возможно… Все ведь рядом. Все зависит только от вас…
Лиза смотрела во все глаза на мужа Терезы и не узнавала его. Он отчитывал ее как… неразумную девчонку. Достаточно сурово. Но ей… ей это почему-то понравилось.
— Ты понимаешь, — продолжал он между тем, — у каждого человека есть своя болевая точка, после которой он перестает соображать. Его выносит. И несет. У меня это ревно… не важно. У тебя… что-то свое. У Роберта — это мысль о том, что от его ребенка опять избавились! Вот скажи мне, у тебя в сумке откуда взялась та проклятая бумажка?
— Какая? — уставилась на него Лиза.
— Да направление на аборт.
— У меня никогда не было в сумке направления на аборт… Что за чушь? Откуда ему там взяться?
— Роберт увидел, — печально отозвался Зубов.
— Я не знаю, что там примерещилось Роберту! — возмущенно отозвалась Лиза. — Но я не понимаю, как можно подойти к человеку, которого так выносит непонятно с чего!
И покраснела, вспомнив, как провела с этим самым человеком сегодняшний день.
— Он мне как-то рассказывал — в Баварии, когда мы замок смотрели, помнишь?.. Вы ушли тогда с Терезой, а мы разговорились.
Лиза нехотя кивнула.
— Он рассказывал, что в жизни у него была история с женщиной, которая сделал аборт, избавившись от его ребенка, как от чего-то ненужного.
— А я здесь при чем? — достаточно злобно отвечала художница.
— Он увидел что-то такое, что принял за направление на аборт. Он подумал, что его предали. Опять. А с учетом того, что это была ты…
— А что такого особенного во мне?
— Ты для него — настоящая. Волшебная. Его рыжая колдунья.
Лиза хмыкнула.
— Это я цитирую его пьяные признания, — поднял руки вверх Зубов.
— Зачем?
Владимир пожал плечами и ответил невпопад:
— У него крышу снесло!
— А просто спросить — не вариант?
— Оказалось — нет.
— Тогда надо ему объяснить, что… — и Лиза опять стала огладываться в поисках Роберта.
— Он уехал.
— Как это? — вот тут в голове у нее загудело, и она пошатнулась.
— Извини, — смутился Зубов и — о чудо! — даже покраснел. — Не надо было тебе этого говорить! Пошли со мной…
Голос у него стал сладким, и каким-то ненатуральным:
— Тебе надо лечь, а я врача пришлю.
— Владимир, прекрати.
— И кто меня за язык тянул! — расстроился Зубов. — Дурак я, дурак.
— Нет… — замотала головой Лиза, — ты — молодец… Мне, наверное, надо было все это услышать!
— Тереза узнает — убьет! — печально помотал он головой, усевшись рядом с ней на диванчике.
— Может, похвалит?
— Не уверен… Как ты себя чувствуешь?
— Нормально я себя чувствую, — огрызнулась Лиза. — Роберт почему уехал?
— Понимаешь… Я думаю, есть человек, который злиться на него еще больше, чем ты…
— Тереза?
Зубов расхохотался:
— Конечно, моя супруга — женщина страшная и одно время, действительно, на него злилась. Но, думаю, она здесь не при чем. На этот раз.
— Тогда кто?
— Он сам. Тебе что, правда, не приходило в голову, насколько он себя ненавидит? Как не может себя простить. И не настаивает на том, чтобы ты к нему возвращалась именно потому, что считает, что ему нет прощения, а значит и счастья.
— Ну знаешь что! — Лиза даже вскочила, — это не справедливо! Это я злюсь! Это меня оскорбили. И напугали! Это я решаю — прощать или не прощать!
— Совершенно верно! Роберт перестал соображать на какие-то доли минуты, поверив вдруг, что ты — его любимая — избавилась от его ребенка. Он поступил настолько ужасно, что простить его невозможно…
Лиза, надувшись, молчала.
— Ты абсолютно права в том, что прощать его или нет — решать только тебе, — поднялся Владимир. — Потому что себя уж он точно никогда не простит…
Конец апреля. Несколько неожиданно теплых дней для Питера накануне Пасхи. Синева неба — наверное, такого глубокого оттенка весеннего неба нет нигде.
Лиза вдохнула свежий ветерок, еще пахнущий морозцем — и улыбнулась.
У нее появилось собственной жилье на северной окраине города Санкт-Петербурга. Этот жилой комплекс как раз примыкал кладбище, где были похоронены родители.
Пара недель прошли в суматохе. Сначала в Москве — где Шейле пришлось арендовать для нее мастерскую. Лиза неделю принимала заказы и делала наброски.
Потом она уехала в Петербург — и все разрешилось с жильем. Как-то неожиданно легко. Шейла привезла Монстра. И все. Лиза Драпкина — модная художница, заваленная заказами — обосновалась.
И все было просто замечательно… По крайней мере, еще летом она не верила, что у нее будет все-таки своя квартира. Свой нахальный рыжий кот. Малыш, ворочающийся у нее в животе. Выставка, драконы. Успех. Деньги. Заказы.
