Геннадий Шпаликов - Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

(по въезде в новую квартиру).

…читал.

— Ну — хорошо.

Далее.

Бесконечная уже полуснежная дорога уводила к мосту, за которым вставал дом.

Приехали — два Сальери — к Моцарту.

— Один Сальери был, впрочем, под иной фамилией. Какая-то англо-русско-немецкая.

— Два Сальери.

А Моцарт — один.

Амадей, естественно, был удивлен.

Тот Сальери, постарше, решил его сразу удавить. Вторично — к чему?

Но Сальери — помоложе — гуманист, сволочь, решил — повременить — для дела.

Междувременье и междуразговорье — самый страшный момент.

Удавить?

Утопить?

Отравить?

(повторенье пройденного).

А что?

Моцарт — в одиночку — за что я его люблю — одного Сальери быстро отравил — и не с помощью вина — просто дал по морде — и — в уже рот раскрытый всунул цианистый калий, а другого Сальери — что постарше — мы вместе повесили на центральной площади — при огромном стечении народа.

Амадей, улыбаясь — от происходящего, мне сказал — вот что — не понял. Ибо говорил он — по-немецки. Но — видя, как они болтаются — один — в мертвой блевотной луже, другой — покачиваясь — на перекладине, установленной профессионально — слава богу, — это я понял — и, знаете, — не жаль, нисколько. Ни на секунду. На мгновенье — и то — не жаль. Разговор с человеком, написавшим гимн Советского Союза.

— А-а…

— А-а

— Ббб.

— И.

— С.

— К,

— ь

— Ш

— С.

— ц

— к

— р

— Б

— В

Шел снег.

Все было чудесно оснежено — и в Уругвае — судя по прошедшему рядышком транзистору — тоже — ничего.

— а,

— б.

— в,

— г.

Алфавит.

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила — навеки Великая Русь

А ведь все правильно.

— а

— б

— в

— г

— д

— у

Ох.

Лето. Ничего космического. Абсолютно — уж поверь, читатель — абсолютно. Лето, жара. Мороженое у вокзала — ох! — Жара, лето — сами знаете, не мне вам рассказывать — просто очень жарко, дымно — асфальт варят, дымно — или суетно — от машин, от толчеи, от всего, что называется летом в городе.

Лето.

В городе.

В Москве и — и — около Киевского вокзала.

Лето.

Мы долго, долго ехали — в электричке — втроем — Марина Цветаева, моя любимая и Аня.

Мы, естественно, молчали.

О чем говорить? О чем?

Мороженое дамы ели.

Аня в окно выбросила, а Марина, поглядывая на пролетающие пейзажи, прикасалась — что ли — в общем, приканчивала это произведение, обернутое в фольгу.

Едем.

Мы едем, едем, едем, веселые друзья.

В тоске.

Уж таких невеселых — даже извиняться неудобно.

Впрочем, и не стоит.

Ехали.

И гляжу, и гляжу я в окошко вагонное — наглядеться никак не могу.

Ехали, впрочем, недолго — и — ветерком продуваемые, ветерком — что крайне важно.

А она спала, просыпалась, пугалась, что проедет.

В испуге, что проедет, на работу опоздает.

Нам недолго было ехать.

Марина мне сказала:

— Может, не стоит?

— Сойти что ли?

— Мы же не долетели, а это дело — уж прошлое.

— Вы меня послушайте, — сказала Аня, — хоть я и помладше. Вы же знаете, Марина Андреевна, что с Борисом Леонидовичем мы обо всем договорились. И Рихтер будет — я в этом плохо разбираюсь — но — Брамс.

— Художница пачкала красками травы? Роняла палитру?

— Вы знаете, Марина Алексеевна, нам все равно обратно надо, а у нас — с ним, — она на меня показала, — еще дела.

— Управимся, — сказала Марина.

— Я-то верю.

А Моя любимая — не вмешиваясь в разговор — молчала, помалкивала.

Из вежливости.

У нас — с Мариной — были свои дела — но уж мы решили пренебречь — раз все повторилось — совершенно случайно — пренебречь — делами, а мы люди деловые, очень.

…У дорога чибис, у дороги чибис, он спешит, волнуется, чудак, а скажите чьи вы и зачем, зачем, торопитесь сюда?

…Трата-та, трата-та, мы везем с собой кота.

…В мешке.

…Чижика, собаку, кошку — забияку.

…Союз нерушимый республик свободных Сплотила навеки Великая Русь, да здравствует созданный волей народа — великий, могучий Советский Союз.

…Да здравствует — на самом деле.

…Славься, отечество, наше свободное…

…Мы к славе отчизну свою приведем.

… Постараемся.

…Знамя советское, знамя народное

…Пусть от победы…

…Ох.

…Пусть от победы к победе — ведет.

…А что делать?

… Все счастливые семьи…

Из Анны Карениной.

…Была — не была.

… Быть.

…Быть.

…Быть.

…Палками, ногами, — не умолять, не прикидываться

…Бить.

…Ради тети Маши, дяди Васи, ради — бить

…Сволочи.

(Общенародное выражение чувств.)

…Тихий ангел пролетел — по небу полуночи…..Впотьмах…

…Я девчоночка жила, забот не знала.

…По небу полуночи.

…Но — притворитесь, — этот взгляд все может выразить так чудно, а обмануть меня — нетрудно, — я сам обманываться рад.

…Играй, Адель, не знай печали…

…Не отчаивайся, Адель.

…А жизнь прекрасна, как всегда.

…Традиционно — за здравие Мери.

…Тани, Маши, Вати, Шуры, Жени, Кати, Наташи, Ирины — но — за здравие Мери.

…Без гостей.

…Тихо заперши двери.

…В одиночку.

…Не стоит, в одиночку.

…Созвать гостей.

…Кого?

…Кого любить, кому нам верить?

…Солнышко светило, птички пели.

…Ложитесь спать на правый бок, ибо спать на левом боку — где сердце — хуже, чем на правом.

… Летите, голуби, летите.

…Пусть всегда будет мама.

…Совершенно серьезно — пусть всегда.

…Играй, Адель, не знай печали…

…Не знай.

…Забудь.

…А жизнь — прекрасна, как всегда.

…Как иногда.

…Грачи прилетели.

…Улетят.

…Прилетели. Все же, примчались.

— Просто интересно — что.

— Ну, свергли.

— И что?

— Ничего не изменилось.

— Вовсе?

— Вообще и в частностях.

— А кто ж взамен?

— Он же.

— Бога нет.

— Не верю.

— Сами убедитесь.

— Марина, вы меня так уж не расстраивайте.

— Напротив — я просто пытаюсь все поставить на свои места — все ваши представления.

— Спасибо.

— Не за что.

— Все же — спасибо.

— Не за что.

— Спасибо.

— Прекратите.

— Молчу.

— Вот и молчите.

— Спасибо. Бога нет?

— Нет.

— Точно?

— Не ручаюсь — сама не видела, но вроде — интуитивно — нет.

— Жалко.

— Очень, а и — не нужно.

— Вот новость.

— Старость, — сказала Марина, — старость, — какая уж там новость — чего мне вас учить? — сами все посмотрите.

Я, Шпаликов Геннадий Федорович, родился в сентябре 1937 года в г. Сегеже Карело-Финской ССР, где мой отец, Шпаликов Федор Григорьевич, строил Сегежский бумажно-целлюлозный комбинат. Он был военный инженер.

В 1939 году после окончания строительства мы вернулись в Москву.

В 1941 г., как только началась война, нас вместе с академией им. Куйбышева, где служил и работал отец, эвакуировали в г. Фрунзе. Жили мы, вернее, в деревне Аларга — это недалеко от города.

Зимой 1943 года вернулись в Москву. 28 января 1944 г. в Польше погиб мой отец, инженер-майор Шпаликов.

В 1945 году я поступил в школу, а в 1947 году военкоматом Ленинградского района г. Москвы был направлен в Киевское суворовское военное училище как сын погибшего офицера.

В Киевском суворовском военном училище я находился с 1947 по 1955 г. В училище был членом комсомольского бюро взвода, редактировал газету.

В июле 1955 г. окончил Киевское суворовское военное училище и был направлен в Московское Краснознаменное училище им. Верховного Совета РСФСР.