— Что ж, мне раскрыли на все глаза, верно?
— Думаю, мы все многое поняли.
— Я собрал остальные витражи и завез их в мастерскую к Нестору по пути сюда. Я дал ему понять, что он может отдать их кому захочет от моего имени. — Пол покачал головой. — Том Нестор… Я бы ни за что не догадался… Я бы никогда…
— Святая Анна… — негромко сказала Оливия. Пол застонал.
— Я уничтожил все пленки с записями ее интервью, я расколотил их молотком.
— Как театрально, Пол.
На его лице появилось обиженное выражение, но Оливия и не подумала извиняться.
— Я сжег все ее фотографии, хотя должен признаться, что это было нелегко.
— И ни одной не оставил себе?
— Ни единого снимка. От нее ничего не осталось.
— Хорошо, — констатировала Оливия. — Тебе было необходимо покончить с этим, чтобы ты мог жить дальше.
Пол внимательно посмотрел на нее.
— Все было так отвратительно. Я говорю о том, что произошло между нами. Я ужасно себя вел.
Оливия промолчала. Она была с ним совершенно согласна.
— Ты еще не передумала иметь со мной дело? — Пол вопросительно посмотрел на нее. — Ты все еще хочешь быть частью моей жизни?
Оливия медленно покачала головой, словно прислушиваясь к своим ощущениям, и Пол тут же уставился в пол.
— Может быть, ты так реагируешь на то, что случилось утром? — предположил он.
Оливия поставила чашку на столик и подалась к нему.
— Я реагирую на все то, что происходило в течение последнего года, и на то, что случилось в твоем прошлом, о котором я не имела понятия. Я реагирую на то, что ты не сумел сохранить уважение к нашему браку и к браку Анни и Алека. Даже если бы я могла простить тебя за все это, я бы никогда не смогла снова поверить тебе. Ты лгал мне все те годы, что мы были вместе.
— Неправда, Лив. Я говорил тебе, что у меня задолго до встречи с тобой были серьезные отношения. И ты сама тогда сказала: «Давай оставим прошлое позади». Помнишь? Я бы рассказал тебе об Анни, если бы ты захотела выслушать.
— Ты никогда не упоминал о том, что провел лето на Косе.
— Я пытался вести себя так, словно этих месяцев никогда не было.
— Тебе следовало бы сказать мне, что Анни живет здесь, до того, как я согласилась перейти в местную больницу.
— Я пытался тебя отговорить, — напомнил Пол.
— Если бы ты на самом деле хотел меня переубедить, тебе нужно было только сказать, что здесь живет твоя бывшая любовница. Но ты намеренно скрыл это от меня.
— Я был не прав, Лив. Я во многом ошибся. Прости. — Пол посмотрел на свои руки, на обручальное кольцо на пальце. — Ты все еще хочешь пообедать со мной?
Вопрос показался ей таким нелепым, что Оливия рассмеялась.
— Нет, я не хочу идти с тобой обедать. Пол спустил Сильвию на ковер, встал.
— Ладно. — Он словно не знал, что ему делать дальше. — Можно мне воспользоваться ванной перед уходом?
— Конечно.
Он вышел из комнаты, и только через минуту Оливия сообразила, что по дороге в ванную Пол обязательно пройдет мимо детской. Она застыла на диване, прислушиваясь к его шагам и пытаясь вспомнить, закрыла туда дверь или нет. Оливия медленно поднялась, прошла через холл и остановилась в дверях детской.
Пол стоял рядом с колыбелью, опустив руки на бортик. Он обернулся к ней, уставился на ее живот.
— Ты не…?
— Да.
— Ребенок мой?
— Разумеется, — ответила Оливия. — Это случилось в тот вечер в апреле. Когда ты представлял на моем месте Анни.
— О господи! — Пол отвернулся от нее, склонился над колыбелью.
Оливии не хотелось видеть, как он будет мучиться раскаянием, поэтому она вышла на веранду и села в кресло. Она намеренно предпочла его диванчику, чтобы Пол не мог сесть рядом с ней, когда выйдет. Она смотрела на серфингиста, скользившего по заливу. Он был белокурым, загорелым. С такого расстояния Оливия не могла определить его возраст, но он был хорош собой. Возможно, так же хорош, как Алек.
Прошло немного времени, и Пол вышел к ней на веранду. Он развернул одно из кресел, чтобы сидеть напротив Оливии, и оказался слишком близко к ней.
— Ты беременна около пяти месяцев?
— Двадцать одну неделю.
— Как ты себя чувствуешь? Все ли в порядке?
— У меня все замечательно. Я здорова, ребенок здоров. У меня будет мальчик.
— Мальчик… — Пол улыбнулся, и Оливия пожалела, что сказала ему об этом. Радость, озарившая лицо Пола, вызвала у нее приступ раздражения.
— Тебе следовало сказать мне об этом, — укорил ее Пол. — Все бы сложилось совершенно иначе. Это известие вернуло бы меня к реальности.
— Я хотела, чтобы ты вернулся потому, что тебе нужна я, а не потому, что я ношу твоего ребенка.
Он кивнул и осторожно протянул руку, чтобы коснуться ее живота. Оливия стиснула зубы и отвернулась, чтобы не видеть выражения его лица.
— Анни поставила меня в глупое положение, — признался Пол.
Оливия резко повернулась к нему и отбросила в сторону его руку.
— Ты сам поставил себя в глупое положение.
— Согласен. — Он сел поглубже в кресло. — Можем мы прийти к какому-то соглашению? Разве нам не следует попробовать начать все сначала хотя бы ради нашего сына? Ты не хуже меня знаешь, что наш брак до недавнего времени был очень удачным.
Оливия скрестила руки на груди.
— Все кончено, Пол. Ты мне больше не нужен. Говорить не о чем.
Он посмотрел на залив, потом снова заговорил:
— А как же мой ребенок? Я хочу участвовать в жизни моего сына.
— Тебе следует обсудить это с твоим адвокатом.
Пол поморщился, глаза за стеклами очков покраснели. Наконец он встал, очень медленно, словно какая-то сила тянула его к земле. Оливия не остановила его, когда он шел через веранду. Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь.
Серфингист изящно скользил по воде. Оливия не сводила с него глаз. Она неторопливо опустила руки, сняла обручальное кольцо и сунула его в карман. Она наблюдала за спортсменом до тех пор, пока не пришла пора ехать на работу.
Алек достал коробку с фотографиями из шкафа в кабинете и расположился на диване в гостиной, чтобы просмотреть их. Он многие годы не разглядывал эти старые снимки, а после смерти Анни запрещал себе это делать. В коробке было множество ее фотографий. Просматривая их теперь, Алек замечал по морщинкам или по неуверенной улыбке, что она снова поддается своей темной стороне. Он наконец понял, почему временами Анни замыкалась в себе, сводя общение с ним до минимума. «Я умру в наказание за все те ужасные вещи, которые совершила», — вспомнил он ее слова.
Два аборта. Вечера, когда она навещала Мэри. Алек тогда был благодарен старой смотрительнице за то, что она скрашивает одиночество его жены, когда ему приходится работать на материке.
Рыбаки. Туристы. Строители. Она приводила их в ту маленькую спальню, куда каждую секунду заглядывал луч маяка, свет которого он всегда считал их с Анни собственностью.
Алек услышал, как хлопнула задняя дверь. Лэйси вернулась. Проклятье! Ему так нужно побыть одному. Но девочка уже стояла на пороге гостиной.
— Я дома, — гордо объявила она, — а сейчас всего-то пятнадцать минут десятого. — Лэйси посмотрела на коробку, стоявшую рядом с отцом на диване. — Зачем ты вытащил старые фотографии?
Алек не сводил глаз с девочки, которую всегда считал своей дочерью.
— Мне просто захотелось на них взглянуть, — ответил он. Изумив его, Лэйси прошла через комнату и уселась рядом с ним. От нее пахло табаком. Как от Тома Нестора, вдруг подумалось Алеку.
— Мне очень нравится вот эта, — Лэйси перегнулась через его колени и вытащила фотографию из коробки. Снимок был сделан летом, год назад. Анни и ее дочь сидели рядом на песке. — Мама выглядит такой счастливой.
«Я никогда не была счастливее, чем в этом году». Анни сказала это на последнее Рождество.
Алек заплакал. Он отвернулся от Лэйси, но нечего было и пытаться скрыть слезы. На этот раз ему это не удастся.
— Не плачь, пожалуйста, — взмолилась Лэйси. — Я не могу этого выносить, папочка, не надо. — Она встала. — Хочешь, я уберу их? — Девочка протянула руку к коробке, но Алек перехватил ее.
— Нет, я хочу просмотреть их. Лэйси нахмурилась:
— Зачем ты это делаешь? Ты только расстраиваешься. Алек попытался улыбнуться.
— Со мной все в порядке, Лэйси.
Она сунула руки в карманы шорт и не сводила с него глаз. Его ответ не убедил ее.
— Хочешь, мы посмотрим их вместе? — предложила Лэйси.
Он покачал головой:
— Нет, не сегодня.
Девочка неохотно ушла. Алек принялся рыться в снимках, пока не нашел те немногие, что он сделал в то время, когда Анни ждала Лэйси. Во время этой беременности ее все время тошнило. Она почти перестала есть и так мало прибавила в весе, что врач едва не отправил ее в больницу. У Анни были странные боли, никто из врачей не мог поставить диагноз. Она провела в постели почти все девять месяцев, пока Нола помогала Алеку заботиться о Клае.
