— Почему ты в шляпе? — удивился Алек.
— Просто так. — Девочка явно нервничала. Она посмотрела на коробку в его руках. — Что это?
— Подарок на день рождения, хотя и с большим опозданием.
Лэйси взяла коробку, села на кровать, Алек прислонился к косяку и смотрел на нее. Девочка закусила губу и подняла крышку.
— О! — выдохнула Лэйси. — Она просто потрясающая, папа. — Она вынула куклу из коробки, коснулась ее волос. — Рыжик. — Девочка подняла на него глаза. — Где ты нашел куклу с рыжими волосами?
Алек пожал плечами и напустил на себя таинственный вид.
Лэйси встала и посадила куклу в центре полки над комодом, прямо под постером с изображением длинноволосого, затянутого в кожу музыканта.
— Я тоже должна кое-что показать тебе, папа, — Лэйси неожиданно смутилась. — Но ты сойдешь с ума.
Алек улыбнулся, сложил руки на груди.
— Знаешь что, Лэйси? Думаю, сейчас меня уже ничем не удивишь. Показывай.
Не сводя с него глаз, Лэйси медленно сняла шляпу, открывая невероятно короткие рыжие кудряшки. Она состригла все черные волосы. Стрижка получилась совсем короткой, но все локоны были рыжими.
— Лэйси, ты красавица. — Алек прижал ее к себе, и она не стала вырываться. Он коснулся щекой еще влажных кудрей, вдохнул сладкий, свежий запах.
Когда-нибудь ему придется сказать девочке правду. Когда-нибудь ему придется рассказать обо всем Тому Нестору. Но не теперь. Пока она принадлежит ему.
Неужели можно так просто закончить отношения?
Оливия встала утром, отчетливо сознавая, что ни разу не вспомнила о Поле с той минуты, когда он ушел из ее дома. Правда, накануне она допоздна работала, задержалась дольше, чем должна была, позволила пациентам полностью завладеть ее вниманием и временем. Она работала до тех пор, пока не почувствовала, что, вернувшись домой, сразу заснет и до утра проспит без сновидений.
Она приняла душ, высушила волосы. И ей показалось, что она намеренно не вспоминает о муже, не позволяя мыслям о нем завладеть ее сознанием, словно заранее знает, что этого не выдержит.
Оливия думала об Алеке. У нее был выходной, и, занимаясь домашними делами, она все время прислушивалась, не зазвонит ли телефон, мысленно приказывая Алеку позвонить ей. Сама она пока не станет больше звонить. Ему необходимо время, чтобы свыкнуться с тем, что он узнал.
Около полудня Оливия неохотно ушла из дома, но ей нужно было в магазин. Когда часом позже она свернула на улицу, ведущую к ее дому, то увидела Алека на причале неподалеку. Ей оставалось проехать еще метров двести, но Оливия отчетливо видела его. Она остановила машину, чтобы понаблюдать за Алеком. Он прислонился к перилам пирса и, прикрывая глаза ладонью от солнца, смотрел на залив. Острая нежность переполняла душу Оливии. Каким ужасным оказался для него прошедший день. Она и сама с трудом верила в то, что узнала о своем муже, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что пришлось выслушать Алеку.
Оливия подъехала к дому. Алек, должно быть, услышал шум мотора. Когда она выгружала пакеты с покупками из багажника, он уже очутился у машины и принялся ей помогать.
— Я рада тебя видеть, — Оливия посмотрела на него поверх «Вольво». — Я не знала, позвонишь ли ты, но мне не хотелось тебя беспокоить.
— Я думал, что здорово рискую, приехав сюда. — Алек взял в руки пакет с продуктами. — Пол мог оказаться у тебя, а с ним я пока не готов встретиться. — Он остановился на полпути к крыльцу. — Его нет, правда?
— Пола здесь нет. — Оливия открыла дверь. — Входи.
Алек прошел за ней в кухню, поставил пакет на стол.
— Ты поговорила с ним? — спросил он, когда Оливия начала раскладывать продукты.
Она поставила молоко в холодильник, прислонилась к столу.
— Пол вчера заезжал ко мне. Он раскаивается, выглядит совершенно несчастным. Видно, его мучают угрызения совести. — Оливия услышала насмешку в своем голосе. Неужели Алеку она кажется такой же жестокой, как и себе самой? — Пол заявил, что вел себя как дурак, сказал, что уничтожил все кассеты с интервью Анни, сжег все ее фотографии. — Оливия покачала головой. — Полагаю, он так и не перерос свою тягу к театральным эффектам. Я сказала ему о ребенке, и если бы чувство вины могло убивать, у меня в доме оказался бы труп. — Она грустно улыбнулась. — Пол хотел, чтобы мы снова были вместе, хотя бы ради ребенка, но я просто… — Ее голос дрогнул неожиданно для нее самой, и Оливия отвернулась.
— Договаривай, Оливия, дай себе волю, — негромко попросил Алек.
— На самом деле меня это совершенно не расстраивает. — Ее глаза налились слезами, и Оливия вытерла их ладонью. — Честное слово.
Алек подошел к ней, обнял. Уткнувшись ему в грудь, Оливия закрыла глаза.
Он обнимал ее, давая ей возможность выплакаться. Алек не произносил банальных слов утешения, не пытался успокоить ее, словно понимал, что слезы принесут ей облегчение.
— С Полом покончено. — Слова Оливии прозвучали глухо, потому что она так и не подняла головы. — Я больше не люблю его. Думаю, я давно перестала его любить. — Она помолчала, наслаждаясь теплом тела Алека, отчетливо понимая, что именно в его объятиях она хотела оказаться. Оливия коснулась рукой его спины. — Вчера тебе пришлось нелегко.
— Да.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не сейчас, — ответил Алек.
— Мэри Пур знала, что делает, верно?
— Да, — Алек осторожно высвободился из ее рук. — Она все понимала. — Он взял со стола йогурт и творог и понес их к холодильнику. Когда Алек убирал продукты, Оливия заметила, что он снял обручальное кольцо. На загорелом пальце осталась полоска белой кожи.
Алек выпрямился и посмотрел на окно над мойкой.
— А где витраж с павлиньим пером? — спросил он.
— Я разбила его в тот вечер, когда Пол рассказал мне, что они с Анни… — Оливия осеклась и отвернулась, не зная, как закончить фразу.
Алек договорил за нее:
— В тот вечер, когда Пол рассказал тебе, что они с Анни занимались любовью.
Оливия удивленно посмотрела на него:
— Как ты узнал?
— Это случилось только раз после вашего приезда сюда?
— Насколько мне известно, да, — кивнула Оливия.
— Перед самым Рождеством, так?
— Да. Но как ты…
— Я догадался об этом вчера вечером. Целый день я пытался сложить воедино фрагменты головоломки. Анни не раз подсказывала мне, что происходит, но я ни о чем не догадывался. — Алек прислонился к холодильнику. — Как-то вечером, как раз перед самым Рождеством, она поздно вернулась из мастерской. Анни была очень расстроена. Ей в руку впился осколок стекла, и она сама никак не могла его вытащить. Я вынул его, а она все время плакала. Потом Анни решила принять ванну перед сном. Она сказала, что это поможет ей расслабиться. Но теперь я понимаю, что ей хотелось смыть все следы близости с Полом перед тем, как она ляжет в постель со мной.
Оливия, выслушивая эти подробности, закусила губу.
— Когда я вспомнил об этом вчера вечером, когда все части мозаики легли на свои места, я понял, что в тот вечер между нею и Полом что-то произошло. Я только надеялся, что они не… — Он посмотрел на Оливию. — Но они переспали, так? То есть я хочу сказать, что едва ли Пол принуждал ее, а она отчаянно сопротивлялась, верно?
— Пол говорил, что все произошло… по обоюдному согласию.
Алек покачал головой.
— Я не думал, что тебе об этом известно, Оливия. Помнишь, я обвинил тебя в том, что в тебе нет честности и открытости Анни? С моей точки зрения, если бы ты знала об их близости, то ты бы бросила мне это в лицо в тот вечер.
— Я хотела так поступить, — призналась Оливия, — но мне не хотелось причинять тебе боль.
Алек подошел к ней, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в лоб.
— Спасибо. — Он вздохнул, его руки легли на талию Оливии. — Теперь мне придется подумать о том, как и когда сказать моей девочке, что ее настоящий отец Том Нестор.
— Лэйси, вероятно, должна об этом узнать, — согласилась Оливия. — Наследственность и все прочее…
— Сначала я должен свыкнуться с этим, — сказал Алек. — Я хочу найти такие слова в разговоре с Лэйси, чтобы она не стала плохо думать о своей матери, чтобы она испытала к ней сострадание. Пока я на это не способен.
— Ты хороший отец, Алек.
— Мне казалось, что у тебя есть сомнения на этот счет. Оливия покачала головой.
— Сомнения у меня вызывали лишь некоторые из твоих методов воспитания. Но я ни разу не усомнилась в том, что ты любишь Лэйси и желаешь ей только добра. — Она коснулась его щеки. — Ты рад, что теперь знаешь правду?
— Да. Это избавило меня от чувства вины за то, что я люблю тебя.
— Ты снял кольцо.
— И ты тоже.
Оливия улыбнулась, прижалась к нему теснее.
Они любили друг друга неторопливо и нежно. Ароматный, прогретый солнцем воздух вливался в раскрытое окно спальни, неся с собой негу летнего дня, заставляя забыть о времени. Оливия была сверху, когда Алек достиг пика наслаждения. Она видела, как выгнулось и застыло его тело в золотистом свете, точно так же, как она замирала под ним несколькими секундами раньше.
