— Ездил… и если бы сержант Бродбент спросил меня, я бы так ему и сказал.
— Наконец-то мы до чего-то договорились. Все последующие ваши действия подтверждают мою точку зрения: вы считали, что достаточно спрятать тело — и все будет в порядке. А для этого заброшенный рудник — самое удобное место. Найдя такое великолепное укрытие и придерживаясь все того же заблуждения, вы решили, что вам незачем заметать следы. Вы сбили брата с ног…
— Простите, инспектор, он упал.
— Не будем спорить по мелочам. Он упал… но ведь сперва вы его ударили. По крайней мере таков был ход событий, по словам нашего свидетеля.
Брон был уверен, что старший инспектор берет его на пушку, но решил больше не перебивать. Он достал из протянутой ему пачки еще одну сигарету, и морщинки в уголках инспекторских глаз стали еще отчетливей от благодушной улыбки.
— Я хочу подчеркнуть, что вы не слишком старательно заметали следы. Вы убили брата, кое-как подтерли пол в кухне, раздели труп, засунули в багажник, отвезли к руднику и сбросили вниз. Вам бы следовало сжечь окровавленную одежду брата, но вы и этим не стали себя утруждать. Тут вы окончательно уверовали, будто вам ничто не грозит, и вели себя крайне беспечно. Стараясь как-то объяснить отсутствие брата, вы разным людям рассказывали противоречивые версии, а начав распродавать его вещи, обратились прямо к местному ростовщику, хотя назвались, разумеется, вымышленным именем. Мне кажется также, что было бы куда благоразумнее обождать несколько месяцев или хотя бы недель, прежде чем начинать переговоры о продаже фермы и подготовку к отъезду в Австралию. Но нет, вы вообразили, что это все не важно. Ключ ко всем вашим действиям именно в этом главном вашем заблуждении.
Бродбент чертил в записной книжке концентрические круги и треугольники. Записывать было решительно нечего. Его учили, что цель допроса — вызвать подозреваемого на откровенность. Чем больше говорит он и чем меньше следователь, тем лучше. Подозреваемый не должен догадываться, что у вас еще есть про запас. По этим меркам представление, которое устроил старший инспектор, означало провал.
А старший инспектор всеми силами пытался вызвать Брона на чистосердечное признание, исподволь внушая ему, что, сколь бы это ни казалось невероятным, тут возможна какая-то сделка. Это было для него вдвойне трудно, так как он был человек верующий и, обманывая свою жертву, вынужден был заодно обманывать и себя. Приходилось всячески стараться — пусть оба они верят в этого вызванного им лживого духа, в этот самообман, будто признание выгодно не только ему, но и человеку, которого он допрашивает. И наконец, рано или поздно ему придется сказать: «Мы можем помочь друг другу. Вы поможете мне, я — вам». Он очень старался поверить, будто так оно и есть. Это была некая нравственная акробатика, представление иллюзиониста, которое он разыгрывал не только для публики, но и для себя. Он извлекал надежды и посулы прямо из воздуха, давал полюбоваться ими, потом взмах шелкового шарфа — и их как не бывало. Представление это разыгрывалось многие годы и отработано было до блеска.
— Бывает, — продолжал старший инспектор, — что от полиции получишь куда больше помощи, чем от самого лучшего защитника. В данном случае, как мы знаем, имела место серьезная драка. На линолеуме обнаружена кровь двух групп. Отсюда и ваша рассеченная бровь. Возможно, вас на это вызвали, довели до крайности. Самозащита? Мне пока трудно обещать… но правильно выбранное слово… непредумышленное убийство?.. — Он как бы спрашивал самого себя и произнес это вслух так, что Брон словно бы лишь случайно мог его услышать. Брону же он сказал: — Мы вовсе не хотим быть чрезмерно суровыми.
Весь вопрос в том, можно ли как-то приглушить явную преднамеренность этого убийства. Даже для весьма гибкой совести старшего инспектора это представлялось сомнительным. Но посмотрим, посмотрим. Подобно ранним воздухоплавателям, он из кожи вон лез, только бы запустить в небо свое ненадежное детище из хрупких плоскостей и проволоки. Предумышленность тут несомненна, вот что хуже всего.
— Самое неприятное, — сказал он, — фальшивая подпись на документе о совместном владении фермой, она выдает заранее обдуманное намерение. И однако, может быть, и через это удастся перейти. Была бы только добрая воля с обеих сторон. Нотариус, к которому обращался ваш брат, подтверждает, что клиент просил его составить это соглашение, так что уперся он, видно, только когда дошло до подписи. Подпись вполне могла быть подделана после его смерти.
Брон рассмеялся:
— Извините, инспектор, но вы бы заглянули в мое дело. Подлог не по моей части.
— Да, верно, — чуть разочарованно сказал старший инспектор. А он-то надеялся, что уложил Брона на обе лопатки. — Наш эксперт по почеркам сказал, что это типичная первая попытка. В девяти случаях из десяти, когда подпись подделывают непрофессионалы, они ее просто сводят. Наш эксперт даже не стал прибегать к помощи микроскопа. Углубления на бумаге видны невооруженным глазом. — Он оживился: — Конечно, если бы отбросить мысль о предумышленности, это могло бы нам помочь. — И уже совсем бодрым голосом задал себе новый вопрос: — А может быть, драка была вызвана тем, что в последнюю минуту брат отказался поставить свою подпись? — Про себя же подумал: нельзя ли, если Брон пойдет ему навстречу, вообще не включать этот подлог в число улик? Десять против одного, что присяжные все равно вынесут обвинительный приговор, однако… — Ну, что скажете? — спросил старший инспектор. — Найдем мы с вами общий язык?
— Боюсь, что нет, инспектор, — сказал Брон.
— Жаль. Право, очень жаль. Вы умный человек. Мне казалось, вы должны бы понимать свою выгоду. Могу я спросить, почему вы не согласны?
— Вы очень любезны, что хотите свести обвинение к непредумышленному убийству, но меня это мало волнует. Если моего брата нет в живых, я тут ни при чем.
— Но согласитесь, все улики против вас.
— Согласен, — сказал Брон. — Картина настолько ясная, что тут вполне могла бы совершиться судебная ошибка, если б только не одно обстоятельство.
— Какое?
— У меня есть алиби.
— Вот как? Интересно. И вы скажете какое?
— Да, — ответил Брон, — конечно. Предполагается, что я убил брата в ночь на воскресенье. Так вот, я могу сказать, где я провел эту ночь.
— И в подтверждение представите свидетелей? — спросил старший инспектор.
— Одного свидетеля, — сказал Брон. — Надеюсь, этого будет достаточно.
Центральный архив сообщил основные данные о прошлом Уэнди: приставала к мужчинам на улице, уличена в краже в магазине, в воровстве, участвовала в непристойных представлениях за деньги. Бродбент ожидал увидеть вульгарную, размалеванную девку и немало удивился, когда перед ним оказалась привлекательная, скромная на вид женщина, которая к тому же премило держалась. Она охотно согласилась тотчас отправиться с ним в полицию.
— Вы обождете минутку? Я только переоденусь.
Она быстро и тщательно оделась для поездки в Бринарон. Бродбенту трудно было представить себе, чтобы эта чистенькая, спокойная женщина могла ночь напролет грубо и бурно предаваться любви на заднем сиденье маленькой машины или в разрушенном здании рудничной администрации. «Вы привезли туда тело вашего брата и сбросили его в ствол шахты». — «Нет, — сказал Брон. — Я привез туда женщину». — «Тогда почему же там есть только ваши следы?» — «Она попросила, чтобы я взял ее на руки. Боялась испачкать туфли».
Разыгралась небольшая семейная сцена — Оукс непременно желал отправиться с ними.
— Вы не против, чтобы я тоже поехал?
— Если дама желает, чтобы вы ее сопровождали, сэр, сделайте одолжение, но разговор с ней будет происходить при закрытых дверях.
— Да об чем разговор-то, хоть намекните?
— К сожалению, никак не могу, сэр.
— Будь умницей и посиди спокойно дома, — сказала Уэнди. — Я ненадолго. Ведь правда, сержант?
— Думаю, что да, мисс Фрост.
Старшему инспектору Уэнди тоже пришлась по вкусу. Поразительно, чего может достичь такая женщина, стоит ей только взять себя в руки. Она может далеко пойти. Может даже открывать благотворительные базары. Им бы только еще уметь избавляться от сутенеров. Сутенеры высасывают из них все соки. Но эта сумела развязаться со своим прошлым. Толковая бабенка. С такой и поговорить приятно.
— Вы знакомы с мистером Броном Оуэном с «Новой мельницы»?
— Это тот брат, который пониже ростом? Да, я его знаю. Он бывает у нас в «Привете».
— У вас с ним добрые отношения?
— Как со всеми посетителями. Наша работа такая, надо всех привечать. Стараешься запомнить, кого как зовут. Иначе нельзя. А если кто предложит выпить с ним стаканчик, приходится и выпивать. Сами знаете, так уж заведено.
