А все произошло потому, что парень из горного поселка, дождавшись конца тренировки, поднялся из высокой травы, где он сидел вместе со своими товарищами, и, приблизившись к Цуютомэ-сану, крикнул ему в лицо:
– Цуютомэ-сан, я все равно пересплю с твоей сестричкой!
Перед тем как стукнуть обидчика по уху битой, Цуютомэ-сан заявил ему: «Моя сестра может спать с кем угодно – я и слова не скажу, но если ты или кто-нибудь из твоих соплеменников придет к ней – убью!»
В то время мне уже была известна не совсем понятная легенда о так называемом «третьем племени» деревни-государства-микрокосма, и все-таки своим намеком еще больше, чем внезапным приступом бешенства, Цуютомэ-сан вызвал у меня чувство отвращения.
Но что бы ни говорил, пытаясь унизить противника, Цуютомэ-сан, ты, сестренка, по-моему, не отказывала ни одному из парней, посещавших твое заведение. Твоя нагота их так восхищала, что они постоянно твердили:
– С таким телом не стыдно показаться и генералу Макартуру!
И действительно, сестренка, появившись перед кандидатом в президенты почти обнаженной, ты одарила его своей благосклонностью.
Хотя очень скоро стало известно, что «салон», устроенный в доме в самом низком месте долины, сулит удовольствия любому юнцу, без всякой дискриминации, Кони-тян ни разу не посетил его. Он ведь верховодил подростками нашей долины, и трудно поверить, что те не подпускали его к тебе, а прыжок перед учительницей показывает, какая страсть переполняла его здоровое тело. Днем с бамбуковой корзиной, полной мелкой рыбешки, он, спустившись по узкой тропинке, змеившейся по склону, часто появлялся у нашего дома. Но по отношению к твоему ночному салону он проявлял завидную стойкость. Ради чего? Может быть, ради Цуютомэ-сана, в воспитательных целях? Он строго следил за тем, как Цуютомэ-сан тренируется по утрам, как размахивает битой на сон грядущий, и пораньше отправлял его в постель, чтобы беречь силы. Каждый раз, когда Кони-тян возвращался из городка в нижнем течении реки, где продавал рыбу, он пробовал на Цуютомэ-сане новые методы тренировок, почерпнутые из купленных им бейсбольных журналов. Отчасти эти занятия воплощали и буддийское учение «поиска истины» в духе идей Тэцудзи Каваками. Кони-тян, человек импульсивный, обучая Цуютомэ-сана, старался укрепить заодно и свое тело. Благодаря совместным тренировкам между ними возникла такая прочная привязанность, какой не бывает даже у родных.
Не ограничиваясь наставлениями Кони-тяна, Цуютомэ-сан искал и собственные методы оттачивания мастерства. Я до сих пор помню, сестренка, как он для отработки прыгучести на заднем дворе возле колодца посадил подсолнухи. Пока семечки не проросли, он прыгал через грядку, стараясь не затоптать их. Вскоре пошли крохотные побеги. Но к тому времени прыгать через них ему надоело, и он перешел к другим способам тренировки, а когда снова вспомнил про подсолнухи, казалось, они так вымахали, что перепрыгнуть через них уже невозможно. Но и после того, как подсолнухи расцвели и их головки вздымались на такую высоту, что Цуютомэ-сану приходилось задирать голову, он топтался вокруг, поводя плечами и слегка подпрыгивая, точно собирался перескочить через двухметровых великанов. В такие минуты рядом с Цуютомэ-саном возбужденно вертелся Кони-тян с багровым лицом, на котором выдавались загоревшие до черноты скулы. Приходя посмотреть на тренировку, Кони-тян иногда приносил почти заледеневшие персики, которые он держал в огромном холодильнике своей рыбной лавки, и Цуютомэ-сан, чтобы не застудить правую руку – главную при ударе битой, – брал их левой и спокойно отправлял в рот, а я, наблюдая за ним со второго этажа, до дрожи ему завидовал.
Разумеется, далеко не всегда самостоятельные тренировки Цуютомэ-сана носили характер глупых причуд, к примеру как эти прыжки через подсолнухи. Чтобы укрепить мышцы ног и таза, он постоянно носил под брюками металлические кольца, которые по заказу Кони-тяна выковал для него кузнец. Он отказывался снимать их даже на уроках физкультуры, но поскольку, тяжелые и громоздкие, они все же не мешали ему бегать и прыгать лучше всех своих одноклассников, учитель физкультуры смотрел на эту причуду сквозь пальцы. Правда, не во время соревнований по футболу и борьбе сумо, когда металлические оковы могли нанести травму игрокам. Вообще-то Цуютомэ-сан не проявлял никакого интереса к другим видам спорта, кроме бейсбола и общеукрепляющих упражнений, поэтому, когда учитель физкультуры давал ему волю, он мог скакать без устали, как заяц, – оковы ему не мешали.
В дождливые дни, исключавшие возможность тренировок, Цуютомэ-сан из обращенного к реке крохотного чердачного оконца в нашей низкой каморке следил за полетом птиц над лесом, подсчитывая, сколько взмахов крыльями в секунду они делают, – это тоже было для него тренировкой. Он мог заниматься этим весь день. Даже у крохотных пичужек – воробьев или овсянок – он научился четко различать взмахи крыльев. Это умение должно было помочь ясно, вплоть до швов, видеть и точно отбивать твердый мяч, по которому в настоящих соревнованиях ему еще никогда бить не приходилось. Так Кони-тян делал из него классного игрока. Глаза брата под длинными ресницами, когда он, вырабатывая быстроту реакции, пристально следил за полетом птиц, казались мне удивительно красивыми.
Цуютомэ-сан натер деревянный пол нашего маленького дома воском, который по крохам насобирал в амбаре. Ему, видите ли, надо было каждую минуту своей жизни использовать для укрепления мышц ног и таза, но для нас, живших вместе с ним, это было тяжким испытанием. Помнится, ты много раз скользила на зеркальном полу, сестренка, и, с трудом сохраняя равновесие, часто говорила:
– Я не падаю только потому, что цепляюсь за мужчину.
Пытаясь заглянуть в душу Цуютомэ-сана, тогда еще совсем юного фанатика бейсбола, я начинаю думать, что, натерев пол, он намеревался хоть чем-то досадить всем, кто домогался его сестры. И совсем не укрепление ног и поясницы хождением по скользкому полу было главной побудительной причиной. Но тебе, сестренка, было наплевать и на молча страдавшего младшего брата, и на меня – ты уже тогда встала на путь, который свел тебя с кандидатом в американские президенты. И, поступив в кабаре маленького провинциального городка, ты сделала первый шаг в этом направлении.
Газеты и еженедельники поместили множество сообщений о самостоятельном выступлении Солдата Цуюити. Именно оттуда я почерпнул большую часть сведений о случившемся, но кое-что удалось обнаружить и самому. Спустя три года после случившегося из статьи, помещенной в одном лингвистическом журнале, я понял, что поступок Солдата Цуюити имеет и другую сторону – идейную. Статья была написана эсперантистом, который, щеголяя своей эрудицией, писал о возникшей у него в связи с изучением эсперанто идее. Вкратце она сводилась к следующему. Человек, который недавно собирался взять штурмом Токио, захватив дворец и вступив в переговоры с императором, привлек к себе внимание репортеров. В течение последних двадцати пяти лет он находился в психиатрической лечебнице. После нескольких возмущенных выкриков перед дворцом (а в его больном воображении – после рукопашного боя с оказавшими сопротивление войсками) он был взят в плен японской армией – это тоже в его больном воображении. Его снова водворили в психиатрическую лечебницу, где через несколько недель он умер от истощения. Возможно, его семья посчитает случившееся трагическим следствием преждевременной выписки душевнобольного из лечебницы. Но, пишет эсперантист, меня не покидает вот какая мысль. Во время задержания душевнобольной выкрикивал какие-то непонятные слова. При этом он отчаянно жестикулировал, будто произносил речь. Репортеры частично записали его выкрики слоговой азбукой катакана – они напоминали набор слов, которые при изучении языка начинающие часто выносят на поля учебника для лучшего запоминания. Может быть, это прозвучит как разгадка преступления в детективном романе, но вот что выяснилось: в психиатрической лечебнице, где провел двадцать пять лет этот человек, в течение долгого времени находился на излечении известный ученый, один из основателей школы эсперанто в нашей стране...
Прочитав статью, я отправился в лечебницу, в которой полжизни провел Солдат Цуюити, чтобы побольше узнать о нем; даже придумал ход, который бы помог мне навести подробные справки, однако моя затея полностью провалилась. Я был братом Солдата Цуюити – это верно, но, сестренка, ведь наша семья целых двадцать пять лет не интересовалась его судьбой. Поэтому я был не вправе предъявлять слишком уж настойчивые требования к закрытой лечебнице. Правда, мне удалось встретиться с бывшим полицейским, допрашивавшим Солдата Цуюити. Именно он передал мне фотокопию записанной азбукой катакана речи Солдата Цуюити, которая дала пищу репортажам в газетах и еженедельниках. Этой удачей я был обязан другому нашему брату – Актрисе Цую, который выступал с концертом в театре на Симбаси.
