В газетах появились фотографии Файльбёка и человека, которого сообщники называли Инженером. Родители Инженера жили в Бургенланде. Мне они дали от ворот поворот. Запретили приезжать, отказали в любой информации. Голос матери мне удалось услышать по телефону. Но она тут же передала трубку мужу.
– Оставьте нас в покое! – гаркнул тот, на чем разговор и закончился.
С родителями Файльбёка повезло больше. Мне было позволено посетить их. Они жили в одном из муниципальных домов Хернальса. Отец Файльбёка – осанистый мужчина с курчавой темной шевелюрой. Он работал на мотостроительном заводе.
– Я всю жизнь был за социалистов, – сказал он. – Но теперь баста.
Мать оказалась женщиной благовоспитанной, с хорошими манерами. Работала в мобильной службе по уходу за престарелыми и немощными.
– Я совершила большую ошибку, – сокрушалась она. – Сболтнула полицейским, что у Карла в подвале имеется шкаф. Они взломали его и конфисковали все содержимое. Теперь он не может вернуться, ведь они арестуют его.
Она не допускала мысли о смерти сына, который пропал почти два года назад.
– К теракту в Опере Карл наверняка не имеет никакого отношения, – сказал отец. – Он бы ни в жизнь такого не учинил. Карл – человек исключительно порядочный, только вот попал в плохую компанию. И ведь хотел вырваться, да поздно было. Полиция говорит, террористы ему палец отрезали. Вот до чего. Прямо муллы какие-то. Он и к дому-то боится близко подойти.
– Не надо мне было говорить про шкаф, – вновь запричитала мать. – Все, что они там нашли, могут использовать против него.
Муж попытался успокоить ее:
– Ты даже не знаешь, что было в шкафу-то. Мы понятия не имели, что он водился с этими террористами. Правда, он хотел вытурить инородцев. Ну и что тут такого? Я тоже хочу. Посмотрите, кто у нас ходит по улицам. Слова на немецком не услышишь. Я всю жизнь был за социал-демократов. Но теперь баста. Они продают своих людей.
Фрау Файльбёк устремила на меня умоляющий взгляд:
– Вы сумеете найти Карла? Прошу вас, найдите его.
– Вы можете дать мне какие-то зацепки?
– Не знаю… А вы ничего не скажете полиции?
– Нет.
– Он журналист, – вмешался муж. – Не ихнее дело держать язык за зубами.
– Обещаю, что дальше меня информация не пойдет.
Фрау Файльбёк посмотрела на мужа. Похоже, ему не нравилось намерение жены, но он и не стал ей мешать, когда она стала осторожно излагать кое-какие подробности, все еще неуверенно поглядывая на супруга.
– Недавно мы освободили квартиру Карла. Какой смысл платить деньги, если он не живет в ней. Полиция перевернула там все вверх дном. Я разбирала вещи, стирала и гладила. И тут в кармане пиджака нашла записку. Вроде описания какого-то маршрута где-то за границей. Муж даже атлас листал, но ничего выяснить не удалось. Об этом мы никому не говорили. И кроме того, мы решили, что если бы он действительно находился там, то этот листочек взял бы с собой.
– Можно посмотреть?
– А вы не разболтаете? – спросил Файльбёк.
– Нет, обещаю вам.
Он подошел к столу и поднял верхнюю доску, которая, видимо, служила для удлинения столешницы. Внизу лежал лист бумаги. Текст, похоже, был напечатан на лазерном принтере.
От Сантаньи – два километра в сторону Феланича.
Потом проселком налево.
На перекрестке – пальма.
Потом еще два километра.
Я знал оба упомянутых здесь населенных пункта, так как один из первых моих отпусков провел с Хедер в этой местности.
– Это на Мальорке. Я поеду туда.
– На Мальорке? Это не так уж далеко! – Фрау Файльбёк задумчиво помолчала. – Но что вы там собираетесь делать? Вы ведь найдете Карла?
Этот вопрос немного смутил меня. Я не рассказывал им о Фреде. И понятия не имел, что буду делать с этим типом, если он мне повстречается. Разумеется, я поговорил бы с ним. А потом, скорее всего, сдал бы полиции. Но им я не мог этого сказать.
– Он будет снимать для телевидения, – сказал господин Файльбёк. – Теперь я знаю, где это, и могу сам поехать.
Он забрал записку.
– Не хочу препятствовать вашим планам. Но, возможно, вы знаете своего сына не так хорошо, как думаете.
– Перестаньте. Мне Карл не сделает ничего плохого. Мы не всегда понимали друг друга. Я – старый соци. Но Карл был прав. Он учился и разглядел всю гадость раньше меня. Только вот связался не с теми людьми.
Господин Файльбёк вышел на кухню и вернулся с двумя бутылками сливовицы.
– Это вам. А вы – молчок. Договорились?
Я не хотел брать бутылки, но он всучил мне их, можно сказать, силой.
Уже в передней он сказал:
– Я не нуждаюсь в услугах полиции. Если Карл замешан в этом деле, я убью его. Если нет, ему не место за решеткой.
Я обещал родителям приехать на несколько дней в Лондон. Но поездка на Мальорку не терпела отлагательства. Я позвонил в Лондон и сказал, что буду на неделю позже. Отец был возмущен результатами выборов:
– Преступники наверняка из правых радикалов. Как люди могут голосовать за правых?
В конце разговора он не преминул посоветовать:
– Возвращайся-ка ты в Лондон. Я уж точно больше не увижу Вену.
– Я думал, ты приедешь в мае.
– Встречу отменили. Сейчас есть дела поважнее, чем прием для эмигрантов.
Текст записки Файльбёка я запомнил, однако не был уверен, что и в самом деле застану его на Мальорке. Маршрут был составлен по меньшей мере полтора года назад. Я предполагал, что им пользовались для давних встреч с испанскими или французскими правыми радикалами. Однако попыткой не стоило пренебрегать. Чем ближе я подходил к цели, тем больше нервничал. В Сантаньи я совершил, как догадался позднее, серьезную ошибку. Мне надо было сразу отправиться в отель, а я, вместо того чтобы в муниципальном управлении или хотя бы в баре узнать, где можно остановиться, сразу двинулся в сторону Феланича, ориентируясь по дорожным указателям. Моя сумка не слишком оттягивала плечо. В ней были только полотенце, плавки, нижнее белье, магнитофон, восемь кассет и маленький фотоаппарат. Но я не учел, что, коль скоро я нигде не остановился, меня никто и не хватится, если я не вернусь.
Дорога становилась все уже, по обе стороны тянулись сложенные из камней стены. За ними виднелись бесчисленные миндальные деревья. В некоторых окруженных стенами садах разгуливали на воле свиньи. Они глодали кору миндальных деревьев. Куда ни глянь, ни одной человеческой фигуры. А время было уже за полдень. Солнце не только светило, как в Вене, но и припекало. Изредка проезжали автомобили. Водители не сразу могли меня заметить, так как дорога петляла. И мне приходилось прижиматься к стене. Примерно через полчаса моего пешего похода я увидел с левой стороны одинокую пальму, здесь дорога разветвлялась. Я огляделся и пошел по каменистому проселку. Но и он был стиснут стенами, правда перед ними росли кусты. Местами дорогу преграждали целые заросли. Машины тут, надо полагать, давненько не ездили. Во всяком случае следов от колес я не обнаружил. Чем дольше я шел, тем более зловещей казалась мне местность. Я то и дело останавливался, чтобы оглядеться и прислушаться. Где-то вдалеке блеяли овцы. Однако миндальные деревья затрудняли обзор. Двигался я очень медленно и прошел, наверное, уже не меньше часа, когда путь мне преградило поваленное дерево. Я перелез через него и продолжал плестись дальше. Дорога сворачивала вправо. Я осторожно выглянул из-за угла стены. Совсем близко стояли два дома: маленькая лачуга и в двадцати метрах от нее каменное строение с плоской крышей. На лужайке торчали какие-то светлые колонны и обрубки колонн. Когда яростное солнце немного успокоилось, я начал приглядываться. Оба дома казались пустующими. Оконные ставни были закрыты.
Я собрался с духом и пошел к большому строению. Колонны, мимо которых я прошагал, оказались кернами, или столбиками выбуренной породы. Перед домом была терраса. Я поднялся по двум ступенькам и еще раз огляделся. Потом постучал в деревянную дверь. В ответ – ни звука.
– Есть тут кто-нибудь?
Тишина. Я мобилизовал весь свой скудный запас испанских слов.
– Permiso? Hay alguien?[54]
Я прошелся вокруг дома. Все ставни были закрыты. Никаких признаков жизни. Я постучал еще раз и громко спросил:
– Permiso?
Тогда я взялся за ручку, дверь оказалась незапертой. Я толкнул ее, продолжая стоять на террасе. Только порог отделял меня от просторного помещения с высоким потолком. Прямо напротив двери – окно. Справа – лестница, ведущая на антресоли, под которыми находилось какое-то другое помещение, возможно, там была кухня. Еще я разглядел небольшую полку с книгами, высокое плетеное кресло, плиты пола. Через полуоткрытую дверь я не мог видеть правой половины комнаты. Я поставил сумку на пол и шагнул в дом. Справа стоял большой круглый стол, на нем – немытые стаканы и чайник. Под антресолями действительно была кухня. Дверь оставалась открытой. На маленьком столике полно грязной посуды – тарелки, кастрюли, ложка, вилка и нож. И тут я понял, что надо немедленно уносить ноги. Но было уже поздно. И оглянуться не успел, как за спиной услышал тихий голос:
