Подозреваем, что не особо состоятельными будут и попытки сконструировать «героя не нашего времени», подобного Фандорину (помянутый Иван Пидипрыгора — типичный повествователь мениппеи, у него другие функции). В обществе только вырабатывается консенсус относительно прошлого; впрочем, об этом мы уже писали [42] . Да и не такое простое это дело — создать рыцаря без страха и упрека на историческом материале. Вспомним, что Акунину для этого понадобилось возвести целую ретроутопию — а затем последовательно ее разрушить: даже Фандорину не под силу спасти прогнившую систему. В Украине же отродясь не было тоски по XIX веку, а более ранние эпохи в общественном сознании — это уже не история, а мифология.
Интересно, что со схожими проблемами столкнулся и польский детектив. На протяжении всей второй половины ХХ века поляки писали и переводили детективы в огромном количестве и многообразии: и пастиши в духе английской классики, и полицейские романы, и романы шпионские, и военные, и авантюрные детективы — и все неуспешно: традиция не возникала. Кто только не претендовал на роль героя: ряженые британские джентльмены, майоры госбезопасности с добрыми усталыми глазами, шпионы-супермены в военное и мирное время, печальные умудренные профессора и безбашенные журналисты… Реальность социалистической Польши упорно сопротивлялась убедительному торжеству справедливости. Однако настойчивость была вознаграждена появлением Иоанны Хмелевской с ее женскими ироническими детективами. Обильные заимствования из поэтики иного жанра не просто сделали возможным резко повысить степень условности, но и увели проблематику так глубоко в сферу частной жизни, что не поддающуюся литературной обработке социальную реальность стало возможным игнорировать. (Характерно, что у нас без проблем пишется «детский детектив» в духе Энид Блайтон, вариация «классической» модели, когда сыщиками выступают подростки (цикл Александра Эсаулова о Мишке «Холмсе» и Лехе «Ватсоне», 2011 — 2012). Причина та же: дети сравнительно автономны от неблагополучия мира взрослых13.) Так вот, Хмелевской удалось создать прочную и состоятельную модель, которая — в силу своей полной социальной автономности — благополучно пережила смену эпох и прижилась на постсоветском пространстве (вопрос качества оставим на совести издателей). На Западе женский детектив тоже есть — и даже иронический, — но выстроен он совершенно иначе, с сохранением и даже акцентированием социальных проблем: его героини всегда так или иначе социально активны.
Как мы видим на польском примере, в самом безнадежном положении возможны самые неожиданные решения. Может, коллективное бессознательное украинских детективщиков и отыщет какой-нибудь выход.
Среди рукописей, пришедших в этом году на конкурс «Коронация слова», число детективов заметно увеличилось. И вот что любопытно: они, в точном соответствии с заветами Чапека, пытаются укоренить на украинской почве западные образцы, но не литературные, а кинематографические. Иногда получается довольно удачно. Может быть, обаятельные киногерои (по определению — типажи) помогут опознать их местные аватары, и тогда на улицы Киева, Львова или Донецка выйдет наконец-то пара героев, отражающих разные грани национального характера.
Если невозможна социальная правда, то человеческая ведь возможна всегда?
[31] Ч а п е к К а р е л. БесЁди з Томашем Масариком. ЛьвЁв, «АстролябЁя», 2010, 464 стр.
[32] Что не значит, будто самоустранились политики. Недавний литературный гонорар Виктора Януковича (16 миллионов гривен за продажу авторских прав на книги — две уже опубликованные и еще не написанные) потряс воображение публики.
[33] Напомним, что именно братья Чапеки ввели в мировой лексикон слово «робот».
[34] Ф Ё л о н е н к о С. Нам треба не «голосу Тараса», а українського СтЁвена КЁнга…: дискусЁя про масову лЁтературу в сучаснЁй критицЁ. — В кн.: ФЁлологЁчнЁ семЁнари. Вип. 12. К., 2009, стр. 72 — 80.
[35] П а в л и ч к о С. До читачЁв (Про дебют АндрЁя Кокотюхи). — В кн.: П а в л и ч- к о С. ТеорЁя лЁтератури. К., «Основи», 2002, стр. 551 — 552.
[36] З б о р о в с ь к а Н. Сучасна масова лЁтература в УкраїнЁ як загальнокультурна проблема. — «Слово Ё час», 2007, № 6, стр. 6.
[37] К о к о т ю х а А. Масова контркультура. — «Книжковий огляд», 2004, № 5.
[38] О нем см. в нашей колонке «Сны о минувшем» («Новый мир», 2011, № 6).
[39] Рассказ Кононенко «Два билета в оперу» опубликован в «Новом мире» (2011, № 2).
[40] І в ч е н к о В л а д и с л а в, К а м а є в Ю р Ё й. Стовп самодержавства, або 12 справ Івана Карповича ПЁдЁпригори. ХаркЁв, «Клуб сЁмейного дозвЁлля», 2011.
[41] Конечно, это частный случай более общего принципа: человечество как целое в литературе представляют Дон Кихот и Санчо Панса, мистер Пиквик и Сэм Уэллер, Ким и Тешу-лама. Восходят эти образы в конечном счете к близнечным мотивам из архаических мифов.
[42] К о х а н о в с к а я Т., Н а з а р е н к о М. История об истории. — «Новый мир», 2012, № 2.
МАРИЯ ГАЛИНА: ФАНТАСТИКА/ФУТУРОЛОГИЯ
ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА
Довольно давно, в 2010 году [43] , я в этой же колонке говорила о том, что «спонтанно, без всякого внешнего побуждения, в отечественной литературе возникла тема своеобразных хтонических существ — псоглавцев».
И правда, псоглавцы, считай, почти в ногу прошествовали по стихам Бориса Херсонского, Андрея Василевского, Бахыта Кенжеева, да и в прозе, по крайней мере у меня в «Малой Глуше»… [44] Особенно много псоглавцев развелось в той области, которую условно именуют «фантастикой»: в романах Елены Хаецкой, в «Реттийском цикле» Г. Л. Олди (Дмитрия Громова и Олега Ладыженского), у Леонида Кудрявцева… Это только навскидку; а еще и на Западе — у знаменитого Умберто Эко («Баудолино») и в странном психоделическом романе Дж. Нуна «Вирт»…
Там дальше я писала: «…мода на Ктулху потихоньку спадает, а на псоглавцев, кажется, растет. Тяга массового сознания к Древнему Ктулху, по мнению некоторых исследователей, символизирует подсознательную тягу человечества к хоть и убийственным, но переменам. И хотя в этой смертоубийственной тяге нет, честно говоря, ничего хорошего, фигура Ктулху принадлежит, как ни странно, линейному времени, где есть свои концы и начала. Псоглавцы — профессиональные проводники в царство мертвых — уводят человечество во время мифологическое, замкнутое, точнее сказать — в безвременье. <…> Понятное дело, что началось это не сегодня — и на Западе раньше, чем у нас. Зато у нас, как всегда, раз начавшись, процесс пошел бурной и плотной волной, а любая отсылка к мифологической фигуре псоглавца, кажется, становится модной».
Приятно оказаться пророком, хотя бы и в мелочах.
Весной 2011 года, сопровождаемая довольно напористой рекламной кампанией вышла книжка дотоле неизвестного Алексея Маврина «Псоглавцы». Напористо выглядела и аннотация: «…блестящий дебютный роман Алексея Маврина, первый в России роман о „дэнжерологах”, людях, охотящихся за смертельно опасными артефактами мировой культуры. <…> Затерянная в лесу деревня, окруженная торфяными карьерами. Рядом руины уголовной зоны. Трое молодых реставраторов приезжают в эту глухомань, чтобы снять со стены заброшенной церкви погибающую фреску. Легкая работа всего на пять дней… Но на фреске — Псоглавец, еретическое изображение святого Христофора с головой собаки, а деревня, оказывается, в старину была раскольничьим скитом. И во мгле торфяных пожаров все явственней начинает проступать иная история — таинственная и пугающая…». Тут же, на обложке, цитировался отзыв Константина Мильчина: «Стивен Кинг в гостях у Алексея Иванова». Там еще были и другие отзывы, но я привожу этот, поскольку он важен.
Короче говоря, обещалось нечто любопытное, хотя некоторая поспешная злободневность (в 2010-м как раз и была та самая чудовищная жара с торфяными пожарами) настораживала. К тому же из аннотации можно было вычитать заявку на проект : раз уж там так упирают на придуманную профессию дэнжерлогов — привет Индиане Джонсу! — то ясно, что одним романом дело вряд ли ограничится. Оставалось гадать, будет ли это сериал одного автора или межавторский проект, каких сейчас полным-полно. Тем не менее книга меня заинтересовала (псоглавцы — «моя» тема), а тут еще поступило предложение (не от «НМ») ее отрецензировать. Вот я и начала читать. И плакал мой скромный гонорар — от рецензирования пришлось отказаться. Ругать дебютанта не хотелось, а хвалить было не за что — на каждом шагу ощущалась искусственность, заданность текста: и в построении собственно сюжета, и на уровне фразы, словесной фактуры («Кирилл повалился спиной на Лизу. Лиза не задёргалась, не завизжала. А Кирилл поднял ноги и со всей силы пнул тварь куда придётся. Он ощутил тугое, живое тело. Пинок выбил оборотня из кабины, тварь сорвалась и с рычанием упала обратно в канаву. <…> Дышалось легко, страха не было ничуть. Кирилл подумал, что никогда в жизни ему не было так свежо, так бесшабашно и свободно, как сейчас, когда за ним гонятся фантастические оборотни, а дрезину ведёт любимая девушка, в которой он уверен на все сто»). Это написано даже не плохо — никак . В сериях, проходящих под грифом «фантастика», таких романов пруд пруди, и именно так написанных: пнул ногой, чудовище покатилось, лапа дернулась, а любимая девушка за спиной «не задергалась, не завизжала» — и было не очень понятно, почему этот роман выделен из тех — многих.
