— Терпеть не могу, когда перечат, — сказал он.
Из носа у нее текла кровь; она наклонилась, подперев голову ладонями, кровь из носа капала на платье, обтягивающее колени. Хоуп откинула голову назад, кровь полилась на губы и окрасила зубы; она ощутила ее вкус. Почему-то это ее успокоило, помогло собраться с мыслями. На лбу, она чувствовала, набухает шишка. Хоуп провела рукой по лицу и пощупала. Орен Рэт взглянул на нее и расхохотался. Она плюнула в него, плевок был в кровавых прожилках; он попал ему на щеку и скатился за воротник фланелевой рубашки ее мужа. Его ладонь, плоская и широкая, как подошва ботинка, потянулась к ее волосам. Она схватила ее, притянула к себе и впилась в запястье, в то место, где по голубым жилам бежит кровь.
Этим невозможным образом она хотела его убить, но у нее не хватило времени даже прокусить кожу. Рука у него была такой сильной, что он рывком приподнял Хоуп и бросил головой себе на колени. Она ткнулась затылком в рулевое колесо, и в голове у нее зазвучал сигнал. Ребром левой руки он проломил ей нос, после чего рука вернулась на рулевое колесо. Правой он прижал ее голову себе к животу; она перестала сопротивляться и осталась лежать у него на коленях. Сделав ладонь ковшиком, он легонько прикрыл ей ухо, как будто хотел удержать у нее в голове звук сигнала. Нос у нее разболелся так, что она не могла открыть глаз.
Он сделал несколько левых поворотов, потом несколько правых. Каждый поворот означал, что они проехали еще милю. Рука его сползла ей на затылок, и слух опять к ней вернулся. Она чувствовала, как он запустил пальцы в ее волосы. Лицо у нее совсем онемело.
— Я не хочу убивать тебя, — сказал он.
— Ну и не надо, — сказала Хоуп.
— Должен. Когда кончим, все равно придется.
Для нее эти слова были как привкус крови во рту. Она знала, разговоры на него не действуют. И понимала, что проиграла ему очко — изнасилование. От этого он не отступится. И с этим надо смириться. Теперь предстоит борьба за жизнь, а это значит, в живых останется кто-то один. Дотянуть бы как-то до полиции, тогда его ждет или арест, или пуля. Или она сама убьет его.
Она чувствовала щекой мелочь у него в кармане; его синие джинсы были мягкие и липкие от пыли и машинного масла. Пряжка ремня врезалась ей в лоб; губы касались промасленной кожи ремня. Рыбацкий нож был в ножнах, она это знала. Но где были ножны? Она их не видела, и не решалась поискать рукой. И вдруг буквально глазами ощутила, как твердеет его пенис. Тут она впервые по-настоящему испугалась, ее чуть удар не хватил. Мысли у нее заметались — что делать. И Орен снова помог ей.
— А ты взгляни с другой стороны, — сказал он. — Твой ребенок спасся. Я ведь собирался и его убить, ты знаешь.
Эта своеобразная логика обострила все чувства Хоуп. Она стала слышать, как мимо едут другие машины. Их было немного, но все-таки каждые три-четыре минуты кто-нибудь проезжал. К сожалению, она их не видела, но поняла, дорога не такая пустынная. Действовать надо немедленно, пока он не завез ее в глухое место, если только он знает, куда едет. Пожалуй, знает. Значит, надо что-то придумать сейчас же, пока не свернули с этой довольно оживленной дороги.
Орен Рэт переменил положение. Эрекция доставляла ему некоторое неудобство. Коленями он чувствовал теплое лицо Хоуп, его рука была в ее волосах. Пора, решила Хоуп. Она погладила щекой его бедро, совсем чуть-чуть, и он не остановил ее. Она двигала головой у него в коленях, как бы устраиваясь поудобнее, проводя лицом по его члену, как по подушке. Она шевелилась до тех пор, пока выпуклость под его джинсами не поднялась так, что перестала касаться щеки. Но его можно достать дыханием, он торчит у самого ее рта; и она принялась дышать на него. Выдыхать через нос было больно, она сложила губы, как будто хотела чмокнуть его, и стала очень нежно дуть.
Ники, Ники, при этом подумала она. Мой родной Дорси. Она надеялась, она хотела увидеть их. И Орену Рэту досталось ее теплое, мягкое дыхание. В голове у нее сидела одна-единственная — трезвая — мысль: ты у меня сейчас завертишься, сукин сын.
Было очевидно, что опыт половой жизни Орена не включал таких тонкостей, как нежное женское дыхание. Он попытался развернуть ее голову так, чтобы снова чувствовать ее разгоряченное лицо и не упускать мягкие выдохи. Орен распалялся желанием еще большей близости и боялся нарушить достигнутое. Он заерзал на сиденье. А Хоуп не спешила. Его движения приблизили тугую выпуклость в его кислых штанах к ее губам. Она прижалась губами, но рот не раскрыла. Орен Рэт только почувствовал, как сквозь грубую ткань проник горячий ток; он застонал. Навстречу шла машина, пикап Рэта вильнул в ее сторону, но ему удалось вырулить на свою полосу.
— Что ты делаешь? — спросил он у Хоуп: она легонько сжала зубами вздувшуюся ткань. Он резко поднял колени, нажал на тормоза, и нос у Хоуп заболел сильнее. Ну, теперь мне достанется, подумала она, но он только расстегнул молнию. — Я видел такие картинки, — объяснил он.
— Я сама, — сказала она. Ей пришлось немного приподняться, чтобы открыть ширинку, ей хотелось выглянуть и посмотреть, где они находятся, — за городом, это ясно, но дорога размечена указательными полосами. Она достала пенис из джинсов и, зажмурившись, взяла в рот.
— Черт, — выругался он.
Ей показалось, что она задохнется, испугалась, как бы ее не вырвало. Тогда она задвинула его за щеку, надеясь так оттянуть время. Он застыл в неподвижной позе и весь дрожал: конечно, он и вообразить себе такого не мог. Хоуп успокоилась, почувствовала уверенность — время работало на нее. Очень медленно она продолжала свое тошнотворное, но и спасительное занятие, прислушиваясь к проносившимся мимо машинам. Орен явно сбросил скорость. При первом же намеке свернуть с шоссе ей придется менять тактику. Сможет ли она откусить эту проклятую штуку? Нет, во всяком случае, не с одного раза.
Один за другим проехали два грузовика; где-то сзади ей почудился сигнал еще одной машины. Она заработала быстрее, он поднял колени еще выше. Ей показалось, что пикап прибавил скорость. Мимо прошла легковая машина, совсем близко. Ее сигнал оглушил их.
— Мать твою! — крикнул Орен ей вдогонку; он начал подпрыгивать на сиденье, тревожа ее сломанный нос. Хоуп пришлось быть очень осторожной — не дай Бог причинить ему боль, хотя ей очень этого хотелось. „Только бы он потерял голову“, — подбадривала она себя.
Неожиданно раздался шорох гравия под днищем машины. Но они ни во что не врезались и не свернули с шоссе, просто пикап съехал на правую обочину и остановился. Мотор заглох. Обеими руками он сжал ее лицо; бедра его напряглись и ударили ее. „Я захлебнусь“, — подумала она, но он уже поднимал ее лицо со своих колен.
— Подожди! — закричал он. Мимо пронесся грузовик, разбрасывая гравий, и заглушил его слова. — Я его не надел, — объяснил он. — Может, у тебя какие бациллы, и я заражусь.
Хоуп села на колени; ободранные губы у нее горели, переносица пульсировала. Он собрался надеть презерватив, но, выдернув его из пластикового пакетика, с недоумением уставился на него, как будто ожидал увидеть что-то совсем другое, а может, просто не знал, что с ним делать.
— Снимай платье! — велел он, ее взгляд смущал его.
По обеим сторонам дороги тянулись кукурузные поля, немного впереди — оборотная сторона рекламного щита. Нет ни домов, ни указателей, ни перекрестков. И никаких машин — ни легковых, ни грузовых. Ей показалось, что сердце у нее сейчас остановится.
Орен Рэт сорвал с себя рубашку ее мужа и вышвырнул в окно; Хоуп видела, как она падала на дорогу. Ботинки он снял, держа ноги на тормозной педали, ударившись бледными худыми коленями о руль.
— Подвинься! — приказал он.
Ее прижало к правой дверце, и она знала, что, даже если бы ей удалось выскочить, он легко бы ее догнал. Она босиком, а у него не ступни, а задубевшие подошвы.
Он долго возился с джинсами, держа скатанный презерватив в зубах. Наконец он их стянул, куда-то бросил и стал напяливать презерватив с таким остервенением, словно пенис у него был таким же бесчувственным, как кожаный хвост черепахи. Хоуп стала расстегивать платье, еле удерживая слезы. Тогда он сам потянул платье через голову, но оно никак не снималось — мешали руки. И он с силой задрал ее руки над головой.
Он был очень длинный и не помещался в кабине. Нужно было открыть одну дверцу. Она потянулась было к ручке, но он укусил ее в шею.
— Нельзя! — заорал он и стал дергать ногами; она увидела кровь на одной лодыжке — он поранился о руль; наконец мозолистой пяткой он ударил по ручке левой дверцы и обеими ногами распахнул ее. Поверх его плеча ей видна была серая полоса шоссе; его длинные ноги высунулись наружу в сторону проезжей части. Но на шоссе в этот миг никого не было. У нее сильно заболела голова, вдавленная в правую дверцу. Извиваясь под ним, Хоуп попыталась отодвинуться; в ответ на это ее движение он издал какой-то нечленораздельный звук. Пенис, одетый в резину, скользнул по ее животу. Тело резко напряглось, и он изо всех сил укусил ее в плечо. Он кончил.
