тг: Чувствуете ли вы свою ответственность за то, как с ней обошлись?
сц: В смысле, надо было получше за нее вступаться? (Пауза.) Я вступалась, пыталась. (Пауза.) Наверное, и я с ней крутовато себя вела. Но в итоге я злилась на себя за то, что позволила этому всему со мной случиться. Случиться с нами. Это же моя компания была, черт возьми. А я и не заметила, что происходит. (Пауза.) Видите ли, Хьюго прекрасно знал, как Сарой манипулировать. Как и практически всеми на свете. Может, он ее еще и в постель уложил, а она мне не сказала, – уж не знаю.
тг: Вы так считаете?
сц: Без понятия… Очень надеюсь, что нет. Я думаю, Сара под конец мне не доверяла. Что-то случилось. Она с чего-то взяла себе в голову, что может быть кошкой – а никем, кроме мышки, она никогда быть не могла. Какой бы она ни была умной, как бы она ни впахивала – шансов у этой девочки не было никаких, пока она играла по правилам.
тг: Так вот всегда и будет – кошки-мышки?
сц: Нет. Нет. Я думаю, это изменится. Я гляжу на свою дочь и ее подруг – и надеюсь, что изменится. Как – не спрашивайте, но измениться должно.
Глава 48
В итоге Хьюго согласился на сорок пять тысяч долларов. Я понимала, что это тоже для него не деньги, и, если бы я пришла с адвокатом, то точно могла бы получить больше. Но для меня это было много – зарплата за целый год.
Еще я хотела, чтобы в титрах фильма я называлась продюсером, но Сильвия совершенно недвусмысленно дала понять, что называться продюсером будет она одна. (Так, во всяком случае, сказал Хьюго. Мы с Сильвией к тому времени уже не разговаривали.) Я могла называться только ассистентом продюсера.
Торг был мучительный; добиться чего-то существенного мне удалось, лишь коснувшись того, что произошло со мной, Кортни, Холли.
– А я думал, что вы не знали наверняка, что с ними произошло? – говорит Том.
– Я не знала подробностей того, что произошло, – пояснила я. – Но слышала я достаточно, и на себе испытала достаточно, чтобы знать, что ничего хорошего. Он хотел это скрыть.
– А подписки о неразглашении он с вас не взял?
– Там было что-то вроде подписки, но не совсем она. Наверное, дело в том, что это было самое начало карьеры Хьюго как исполнительного продюсера, и он еще не вполне освоил юридическое искусство заметать следы.
Мы понимаем, что не надо бы смеяться над этой шуткой, но смеемся.
– Это входило в соглашение о моем уходе из компании, так что формулировка была более общая – было сказано, что “я не могу публично разглашать подробности своей работы в компании и т. д., и т. п. в течение десяти лет”. Что-то такое.
– Десять лет, значит? – Том смотрит на меня, подняв брови. – Десять лет ведь уже прошло, да?
– Именно, – киваю я. В моих глазах – озорной блеск. – Десять лет определенно прошло.
– Что вы сделали с деньгами?
– Пожила на них немного. После того как я шесть лет подряд вот так вот вкалывала, было очень сюрреалистично и расковывающе – не иметь рабочих обязательств. Не ездить в офис, не отчитываться перед начальником.
Родители… что тут скажешь – объяснять им, почему я больше не работаю в “Конквесте”, было неловко.
– Они… проводят реструктуризацию компании, хотят набрать новых людей, – промямлила я ничего не понимающим маме с папой, сидя против них в их душной гостиной. Запах стир-фрай из ресторанной вытяжки внизу был особенно силен.
– Но ты же работала на них шесть, семь лет? – нахмурился папа. – Я думал, ты им нравишься.
– Ну, Сильвии там больше нет, – пояснила я. По меньшей мере это была правда. – Так или иначе, это, возможно, к лучшему, мне этот новый начальник не очень нравится.
– Миллиардер британский? Ты его чем-то злишь? – с ужасом спросила мама.
– Я… точно не знаю. – Я отогнала волну тошноты.
– Ну, ты наверняка сделала что-то неправильно, раз это произошло, – объявила мама.
Я заскрежетала зубами. Выпалила:
– Может, я просто не подхожу.
– Как собираешься теперь деньги заработать? – Я заметила, что между маминых бровей появились две тревожные морщинки.
– Да мне как бы некоторое время не нужно будет, – сказала я, пожимая плечами. Рассказала о своих отступных – но условий, которые к ним прилагались, не упомянула.
– Хм… – Папа был озадачен. – Денег у него, наверное, куча. Что, вот так просто – выдали тебе такой большой чек?
Я хотела сказать ему, что чек этот был не такой уж большой – и произошло это не вот так вот просто.
Карен я тоже не стала особенно ничего расписывать. Она, со своей стабильной бухгалтерской карьерой и новой жизнью пригородной мамы, просто не поняла бы. Забыть всю эту историю – и как-то жить дальше.
Поэтому, как любой ответственный иммигрантский ребенок, я положила деньги в банк под высокий процент и бóльшую их часть не трогала. Когда вскоре после того случилась рецессия, я не стала искать новую работу в кино. Наверное, я могла бы воспользоваться своими связями и ее выстрадать, но что-то во всей киноиндустрии казалось… нечистым.
Вместо этого я год путешествовала по миру, экономя на всем подряд. Я впервые провела такую вполне себе кучу времени вне Нью-Йорка, и голова моя немного проветрилась. Я побывала в странах и местах, которые прежде видела только в кино: на обширном высокогорье Шотландии, на изящных улицах Парижа, даже в густых, влажных тропических лесах Таиланда, дрожащих от гудения насекомых.
Мои горизонты расширились, но где бы я ни оказалась, люди все равно находили общий язык через фильмы. Целые деревни собирались на пыльной площади, чтобы посмотреть с DVD без субтитров “Звездные войны” на простыне. На одном рынке за другим я видела пиратские DVD с местными хитами и голливудскими блокбастерами, разложенные на одеяле на земле каким-нибудь уличным торговцем, отчаянно пытающимся выручить за них меньше доллара. Раньше я, возможно, пришла бы в ужас от столь вопиющего пренебрежения авторским правом. Но теперь я втайне их подбадривала. Всем надо на чем-то зарабатывать, а если это делается на любви к кино, то и хорошо.
Вернувшись, я подала на несколько стипендий в разных университетах и получила одну в киноведческой магистратуре. А потом как-то устроилась преподавателем.
– И каково это – преподавать сценарное дело? – Том указывает на стопку студенческих сценариев на подоконнике. – Вам нравится читать студенческие работы?
– Ну, до сценариев, с которыми я работала в “Фаерфлае”, они не дотягивают, – начинаю я, не желая, чтобы в моих словах звучала горечь. – Но… время от времени попадается перспективный текст. И я думаю… что-то в этом студенте есть.
– Значит, не все так плохо? – он улыбается.
– Не совсем все. И люди, с которыми я работаю, гораздо приятнее.
– Свой сценарий написать никогда не хотели?
– Я? Ох, даже не знаю.
Я представляю себе, как сажусь перед чистым листом на экране компьютера; курсор терпеливо ждет. В этом есть некое новое, скрытое волнение: мое предвкушение того, что будет, и полное отсутствие ожиданий со стороны окружающих.
Потом я думаю обо всей этой канители – искать агента, сценарий мой распечатают, переплетут и будет он пылиться на полке у чьего-нибудь замотанного личного помощника, и сердце у меня падает.
– Я не знаю, – признаюсь я. – Знаете, как говорят: кто сам не может – других учит.
Но я же не только учить могу, правда?
Этого последнего вопроса я вслух не задаю.
В своем журналистском усердии Том попросил посмотреть договор о прекращении сотрудничества, который мы с Хьюго подписали десять лет назад. Так что я разыскиваю эти листы, которые с негодованием годы назад подписывала. Они засунуты в папку под названием «“Фаерфлай”/“Конквест”», задвинутую подальше в мой шкаф для документов.
После того как деньги пришли ко мне на счет, я на этот договор и не взглянула ни разу.
