— Пожалуйста… Можете уединиться в моей комнате. Я уверена, он тебе понравится.
— Да, забыла сказать. Тебе письмо.
— Письмо?
— Со штемпелем батальона ООН.
— Значит, оно от брата Альберто.
— Нет, София, это уже слишком.
София принялась лихорадочно думать и буквально за одну-две секунды нашлась, что ответить. Она словно получила подсказку от ангела-хранителя.
— Я рассказала Альберто, что собираю редкие марки. А братья на то и существуют, чтобы их иногда использовать.
Этим ответом ей удалось усыпить бдительность мамы.
— Ужин в холодильнике, — примирительным тоном сообщила та.
— А письмо где?
— На холодильнике.
София кинулась в кухню. Штемпель на конверте был от 15 июня 1990 года. Вскрыв конверт, она извлекла из него листок с двумя строками:
Зачем же созидать? Один ответ:
Чтоб созданное все сводить на нет.
Нет, такой ответ Софию не устраивал. Прежде чем сесть за еду, она отнесла листок наверх и положила в шкаф к случайным вещам, накопившимся у нее за последние недели. Рано или поздно она узнает, что значит этот вопрос и зачем он был задан.
Наутро к Софии пришла Йорунн. Поиграв в бадминтон, девочки продолжили обсуждение философического приема. Нужно было придумать какие-нибудь сюрпризы на случай, если гости заскучают.
Когда мама вернулась с работы, разговор опять-таки был о приеме. «Для такого дела ничего не жалко», — время от времени повторяла мама, причем отнюдь не иронически.
Очевидно, «философический прием» казался ей тем самым средством, которое поможет Софии спуститься на землю после месяца беспокойного витания в облаках и интенсивных занятий философией.
К уходу Йорунн они договорились обо всем, от торта и китайских фонариков в саду до философской викторины с учебником философии для юношества в виде приза победителю. Если, конечно, такой учебник существует, в чем София сомневалась.
В четверг, 21 июня — всего за два дня до праздника, — снова позвонил Альберто.
— Алло, это София.
— И Альберто.
— Как дела?
— Все отлично. По-моему, я нашел выход.
— Из чего?
— Сама знаешь. Из духовного рабства, в котором мы с тобой живем, причем уже слишком давно.
— А-а-а…
— Но я не могу разглашать план, пока не приступлю к его выполнению.
— А не поздно? Мне ведь тоже не мешает знать, что предстоит…
— Не глупи. Все наши разговоры прослушиваются. Самое разумное будет помалкивать.
— Неужели положение так плохо?
— Разумеется, дитя мое. Важнейшие шаги следует предпринимать без обсуждения.
— Ну вот…
— Мы с тобой существуем в вымышленной реальности, за словами одной длинной истории. Каждая буковка этого повествования выбивается на дешевой портативной машинке господина майора, так что от его внимания не может ускользнуть ни одно напечатанное слово.
— Это я понимаю. Как же мы тогда скроемся от него.
— Тссс!
— Что?
— Кое-что происходит между строк, куда я и пытаюсь проникнуть с помощью весьма изощренных уловок.
— Понятно.
— Нам нужно с толком использовать оставшиеся дни. В субботу начнется катавасия. Ты можешь прийти сейчас?
— Иду.
София насыпала корма попугайчикам и рыбкам, достала большой лист салата для Говинды и банку с кошачьим кормом для Шер-Хана. Уходя из дома, она выставила его миску на крыльцо.
Затем она пролезла сквозь изгородь и пошла по тропинке с той стороны. Пройдя совсем немного, она вдруг наткнулась в зарослях вереска на письменный стол. За столом сидел пожилой мужчина, занятый какими-то расчетами. София подошла ближе и спросила, как его зовут.
— Скрудж, — ответил он, снова углубляясь в бумаги.
— А я — София. Ты, наверное, бизнесмен?
Он кивнул.
— Да, и очень богатый. Нельзя потерять ни одной кроны, поэтому приходится самому считать и считать.
— Как ты только справляешься!
София помахала ему и двинулась дальше. Буквально через несколько метров она встретила девочку, одиноко сидевшую под высоким деревом. Девочка была одета в лохмотья и выглядела болезненной и бледной. Завидев Софию, девочка запустила руку в кармашек передника и вытащила оттуда пачку спичек.
— Ты не купишь у меня спички? — спросила она. София пошарила в кармане, проверяя, есть ли у нее с собой деньги. Есть… во всяком случае, одна крона нашлась.
— Почем они?
— Крона.
София протянула девочке крону и застыла со спичками в руке.
— Ты мой первый покупатель. Я уже больше ста лет гибну то от холода, то от голода…
Неудивительно, что никто не покупает у девочки спичек здесь, в глубине леса, подумала София, и тут же вспомнила про богатого бизнесмена, который сидит рядом. Зачем девочке погибать от холода и голода, если у него денег куры не клюют?
— Пойдем со мной.
Взяв девочку за руку, София повела ее назад, к богачу.
— Помоги этой девочке, пускай ей живется лучше, чем сейчас, — сказала она.
— Для этого нужны деньги, — на миг отрываясь от бумаг, отвечал старик, — а я уже говорил тебе, что надо беречь каждую крону.
— Несправедливо, чтобы ты был такой богатый, а девочка — такая бедная, — настаивала София.
— Чепуха! Справедливость бывает только между равными.
— Что ты имеешь в виду?
— Я выбился в люди, трудясь не покладая рук, а за труд положена награда. Преуспевание — двигатель прогресса.
— Ну, знаешь!
— Если ты не поможешь мне, я умру, — проговорила бедная малышка.
Бизнесмен снова поднял взгляд от бумаг — и вдруг что было силы швырнул ручку на стол.
— Ты не числишься в моих расчетах, так что катись-ка в приют для бедных.
— Если ты не поможешь мне, я подожгу лес, — продолжала бедняжка.
Старик наконец вылез из-за стола, но девочка уже чиркнула спичкой и поднесла ее к пучку сухой травы. Трава мгновенно вспыхнула.
Богач замахал руками.
— Помогите! — вскричал он. — Она пустила красного петуха!
— Ты же не знал, что я коммунистка, — с плутоватой улыбкой посмотрела на него девочка.
В следующий миг и девочка, и бизнесмен, и стол исчезли. София осталась наедине с разгоравшейся все сильнее сухостойной травой. Она бросилась затаптывать пожар и вскоре сумела погасить его.
Слава богу! София окинула взглядом почерневшую траву. В руке она по-прежнему сжимала пачку спичек.
Не сама ли она и устроила пожар?
Встретив Альберто перед избушкой, София рассказала о том, что повстречалось ей на пути.
— Скрудж — это сквалыга капиталист из «Рождественской песни в прозе» Чарлза Диккенса. Девочку со спичками ты должна помнить по сказке Андерсена.
— Не странно ли, что я встретила их здесь, в лесу?
— Нет. Это ведь не обычный лес, а сегодня мы поведем разговор о Карле Марксе, так что иллюстрация чудовищных классовых противоречий середины XIX века была вполне к месту. Но давай войдем внутрь. Там майору все же труднее добраться до нас.
Они снова устроились у окна с видом на озеро. В Софии еще жило впечатление, возникшее у нее от озера, когда она отпила из синего пузырька.
Сейчас обе бутылочки стояли на каминной полке. На столе возвышалась миниатюрная копия греческого храма.
— Для чего это? — поинтересовалась София.
— Всему свое время, дитя мое.
И Альберто приступил к рассказу о Марксе:
— Когда Киркегор в 1841 году приехал в Берлин, он, возможно, сидел рядом с Марксом на лекциях Шеллинга. Киркегор посвятил свою магистерскую диссертацию Сократу, Маркс же написал докторскую диссертацию о Демокрите и Эпикуре, то есть об античном материализме. Иными словами, оба уже взяли курс на создание собственной философии.
— И Киркегор стал экзистенциалистом, а Маркс — материалистом?
— Маркса лучше называть историческим материалистом. Но к этому мы еще вернемся.
— Продолжай!
— И Киркегор, и Маркс — каждый по-своему — исходили из философии Гегеля. Оба они используют его способ рассуждений, но отмежевываются от «мирового духа», или того, что мы называем гегелевским идеализмом.
