– Пустяки. Все это на моем месте сделал бы любой, у кого друг попал в беду. Это нечто само собой разумеющееся. – И что-то в его голосе говорило мне: да уж, это сделал бы каждый, кто не так эгоистичен, как ты.
– Алекс, ну пожалуйста, мы же можем просто поговорить…
– Нет. Не сейчас Я целый год хотел поговорить с тобой, иногда даже упрашивал тебя поговорить, но тебе все это было не нужно. Порой я даже не узнавал тебя, не находил в тебе ту Андреа, которую любил. Не знаю как, не знаю когда, но ты изменилась. Ты уже не та Энди, какой была до того, как получила эту работу. Моя Энди никогда бы не предпочла какую-то там модную тусовку своим друзьям, тем более когда она была им так нужна. В самом деле нужна, Энди. И я рад, что теперь ты дома, что ты все-таки сделала правильный выбор, но мне нужно время, чтобы понять, что происходит со мной, и с тобой, и с нами. Это не сейчас началось, Андреа. Со мной это уже давно – только ты не обращала внимания.
– Алекс, но ты же не даешь мне возможности сесть рядом с тобой, посмотреть тебе в глаза, попытаться все объяснить. Может, ты прав, может, я и в самом деле изменилась. Я так не думаю, но даже если это и так, то почему обязательно все эти перемены должны быть к худшему? Может, не стоит из-за этого ссориться?
Он был моим лучшим другом, он был мне ближе, чем Лили, но вот уже много-много месяцев он был только другом. Пришло время признать, что это правда.
Я вздохнула поглубже и сказала то, что должна была сказать, хотя мне очень не хотелось этого делать.
– Ты прав.
– Да? Ты согласна?
– Да. Я вела себя как эгоистка. Я нечестно поступала с тобой.
– И что же? – Он немного смягчился, но не слишком.
– Не знаю. А что? Может, мы просто не будем созваниваться? Не будем встречаться? Понятия не имею, что из этого получится. Но знаешь, я не хочу совсем тебя потерять, я просто не представляю своей жизни без тебя.
– Да и я тоже. Но я думаю, у нас это еще не скоро получится. Мы ведь не были друзьями до того, как стали встречаться, сомневаюсь, что это выйдет у нас сейчас. Но кто знает? Может, когда-нибудь мы станем умнее и спокойнее…
Я повесила тогда трубку и расплакалась навзрыд – не из-за Алекса, а из-за того, что все так изменилось и уже ничего не вернешь. Я пришла в «Элиас-Кларк» убого одетой, ничего не знающей о жизни девчонкой, а вышла едва начавшей разбираться, что к чему, и такой же убого одетой полувзрослой (все дело было в том, что теперь я отдавала себе отчет, насколько убого я одета). Между тем приобретенного мной за год опыта хватило бы на сотню только что окончивших университет новичков. И хотя во всех анкетах мне теперь неизбежно придется упоминать, что я была уволена, хотя мой парень порвал со мной и я осталась ни с чем, если не считать чемодана (ладно уж, чего там – четырех чемоданов от Луи Вюиттона) с шикарными модными тряпками, – так вот, несмотря ни на что, может, этот год прошел не напрасно.
Я отключила телефон, достала из нижнего ящика стола потрепанную тетрадь, валявшуюся там еще со школьных времен, и принялась писать.
К тому времени, когда я спустилась, папа уже закрылся в своем кабинете, мама спешила к гаражу.
– Доброе утро, солнышко. Вот уж не знала, что ты проснулась! Я убегаю, у меня занятия в девять. Вылет у Джил в двенадцать, так что, если не хотите попасть в самую пробку, поторапливайтесь. На всякий случай буду держать включенным сотовый. Ах да, вы с Лили сегодня придете к ужину?
– Ну откуда я знаю? Я только что проснулась, даже кофе еще не пила, а ты хочешь, чтобы я сказала, вернусь или нет сегодня к ужину…
Но мое брюзжание так никого и не тронуло – когда я открыла рот, мама была уже на полпути к двери. Лили, Джил, Кайл и младенец расселись вокруг кухонного стола и сосредоточенно читали «Таймс» – каждый в меру своих интересов и возможностей. На столе стояло блюдо с какими-то неаппетитными вафлями, бутылка кленового сиропа «Тетушка Джемайма» и масленка, которую никто не потрудился достать из холодильника заранее. Очевидным успехом пользовался только кофе, за которым папа с утра пораньше сгонял в кондитерскую – по понятным причинам папе обычно не нравилось то, что готовила мама. Я подцепила вилкой одну вафлю, положила ее на бумажную тарелочку и принялась резать. Тут же у меня на тарелке образовалась неудобоваримая клейкая масса.
– Это есть нельзя. А что, папа не купил каких-нибудь пончиков или печенья?
– Да-а, спрятал в шкафчике рядом с кабинетом, – протянул Кайл, – чтоб ваша мама не увидела. Если собираешься туда наведаться, может, принесешь сюда всю коробку?
Я отправилась на поиски добычи, и тут зазвонил телефон.
– Алло? – ответила я своим самым недружелюбным тоном. Я в конце концов перестала представляться по телефону как «Офис Миранды Пристли».
– Доброе утро. Можно поговорить с Андреа Сакс?
– Это я. А кто ее спрашивает?
– Андреа, добрый день, это Лоретта Андриано из журнала «Севентин» [24].
Сердце у меня подпрыгнуло. Я накропала рассказик слов эдак на две тысячи – о девушке, которая так поднялась в собственном мнении, поступив в университет, что начала важничать перед собственными родителями и старыми друзьями. Пустяковая в общем-то вещица, я состряпала ее часика за два, но, кажется, мне удалось сделать рассказ в меру трогательным и в меру забавным.
– Здравствуйте! Как вы поживаете?
– Спасибо, хорошо. Послушайте, ваш рассказ попал ко мне и, должна сказать, очень мне понравился. Нужны, конечно, кое-какие доработки, а язык стоит сделать немножко попроще – все-таки читают нас в основном двенадцати-пятнадцатилетние. Но думаю, в феврале мы его напечатаем.
– Напечатаете? – Я не верила своим ушам. Я послала этот рассказ в десяток журналов для подростков, потом сделала несколько усложненный вариант и отослала в два десятка женских журналов, и никто мне даже не ответил.
– Можете не сомневаться. Мы платим по полтора доллара за слово, нужно, чтобы вы заполнили кое-какие бланки. Вы ведь прежде уже писали для журналов?
– Вообще-то нет. Но я работала в «Подиуме»! – поспешила добавить я, не задумываясь, чем это может мне помочь, тем более что единственное, что я там писала, – записки в стиле Миранды Пристли (и ее почерком). Причем основной целью этих записок было привести адресата в священный трепет. Но Лоретта, судя по всему, не заметила моего прокола.
– Вот как? Сразу после университета я тоже работала в «Подиуме» – ассистенткой в отделе моды. Этот год был для меня полезнее, чем следующие пять.
– Да, там можно многому научиться. Мне повезло, что я туда попала.
– А кем вы там работали?
– Я была секретаршей у Миранды Пристли.
– Да неужели? Бедная девочка, а я и не знала. Подождите-ка, а это, случайно, не вас недавно уволили в Париже?
Слишком поздно я осознала, какую большую ошибку совершила. Вскоре после того, как я вернулась домой, на «Шестой странице» появилась довольно обстоятельная заметка о происшедшем скандале: наверняка проболталась какая-нибудь трещотка – их тогда вокруг было пруд пруди. Поскольку процитировали они меня слово в слово, я ума не могла приложить, кто еще, кроме них, мог обо всем растрезвонить. И ведь я имела глупость забыть, что не только я читаю «Шестую страницу». Наверняка мой рассказик теперь нравится Лоретте меньше, чем три минуты назад, но, как говорится, слово не воробей.
– Хм… да. На самом деле все не так плохо, как там описано. Эта «Шестая страница»… Вечно там делают из мухи слона. Нет, правда.
– В этот раз, надеюсь, нет? Кто-то должен был поставить эту женщину на место, если это были вы... что ж, преклоняюсь и завидую. Она изводила меня целый год, при этом мы даже словом не перемолвились. Послушайте, я сейчас тороплюсь, у меня деловой обед, но, может, мы с вами встретимся? Вам все равно надо прийти заполнить бумажки, а мне было бы очень интересно с вами познакомиться. Если у вас есть какие-то стоящие работы, приносите с собой.
– Здорово. Просто здорово.
Мы договорились на следующую пятницу, на три часа, и я повесила трубку, все еще не веря в реальность происходящего. Кайл и Джил ушли собираться и паковать вещи, а малыша оставили с Лили. Он сразу же принялся кукситься, да так, что, казалось, еще немного, и его будет не унять. Я взяла его на руки, прижала к плечу, потерла ему спинку через фланелевую распашонку, и – надо же! – он перестал орать.
– Никогда не угадаешь, кто это был, – пропела я, вальсируя по комнате с Айзеком, – звонила редактор отдела художественной прозы журнала «Севентин». Меня опубликуют!
– Ну да? Какую-нибудь историю из твоей жизни?
– Не из моей жизни, а из жизни Дженнифер. Всего две тысячи слов, не так много, но это только начало.
– Еще бы. У сопливой девчонки что-то получилось, и она уже не смотрит на своих близких. Помню я этот рассказик. Что ж, совсем неплохо. – Лили ухмыльнулась и закатила глаза.
– Это все мелочи. Главное, они опубликуют его в февральском номере и заплатят мне три тысячи баксов. Здорово, а?
