Но англичане только этого и ждали. Упершись ногами в землю, закатав рукава, чтобы мышцы не были стеснены, зажав в руке длинные военные луки и перебросив на грудь колчаны, они выстроились редкой цепочкой в четыре шеренги, что давало им возможность свободно поворачиваться и пускать стрелы, не задевая своих. Эйлвард и Джонстон стали бросать в воздух пучки травы, определяя силу и направление ветра, и по рядам негромко передавались советы и указания.
— Стреляйте не дальше, чем на триста шагов, — крикнул Джонстон, — нам могут еще очень понадобиться наши стрелы, прежде чем кончится стычка!
— Лучше перелет, чем недолет, — добавил Эйлвард, — лучше бить по арьергарду, чем метать стрелы в землю.
— Спускай стрелу быстро и решительно, — советовал третий, — натянул тетиву, нацелил стрелу, пустил в цель. Клянусь богоматерью! Их знамена приближаются, и мы должны удержать эту высоту, если хотим когда-нибудь опять увидеть воды Саутгемптона.
Аллейн, стоявший с мечом наголо среди лучников, наблюдал, как сверкающие эскадроны, всколыхнувшись, медленно двинулись вперед сначала рысью, затем перешли на легкий галоп, становившийся все быстрее, быстрее, и вот уже вся колонна, ряд за рядом, понеслась во весь опор — воздух огласили громовые крики, земля задрожала под копытами коней, казалось, долину залил поток стали, развевались плюмажи и флажки, поблескивали копья, взятые наперевес. Промчавшись по долине, они ринулись на приступ высоты, где были встречены убийственным ливнем английских стрел. Целыми рядами валились испанцы, словно захваченные каким-то бешеным водоворотом, в котором метались лошади, сбитые с ног люди падали и снова поднимались, шатаясь, как пьяные, но все новые шеренги испанских всадников продолжали врываться в узкие проходы меж камнями и гнать своих коней по роковому склону. До слуха Аллейна долетали отрывистые, суровые приказы командиров лучников, воздух был полон резким гудением тетив, свистом и стуком падавших стрел. У подошвы холма выросла целая стена повалившихся лошадей и сраженных воинов она все росла, все поднималась, по мере того как прибывали свежие эскадроны и устремлялись на приступ утеса. Один молодой всадник на сером жеребце, перемахнув через груду поверженных соратников, понесся во весь опор по склону, громко взывая к святому Иакову, но на расстоянии копья от вражеского строя пал, сраженный множеством стрел, которые так и остались торчать в каждой щели его доспехов. В течение пяти минут все вновь и вновь доблестные рыцари Испании и Франции бросались в атаку, силясь овладеть высотой, и только когда трубы проиграли отбой, они начали медленно отступать на безопасное расстояние, оставив своих лучших, доблестнейших солдат умирать в этой кровавой куче.
Но недолго отдыхали победители. В то время, как рыцари атаковали англичан спереди, неприятельские пращники и арбалетчики незаметно подкрались с флангов и разместились на утесах и отдаленных скалах. Внезапно камни градом посыпались на обороняющихся, которые, стоя на открытом месте, служили отличной мишенью для врагов, укрывавшихся за каменными выступами. Джонстон, старый лучник, вскоре упал без единого стона, сраженный камнем, ударившим его в висок, и в ту же минуту погибли пятнадцать лучников и шестеро ратников. Воины, оставшиеся в живых, легли ничком, спасаясь от смертоносного града, а лучники, растянув свою цепь по краю вершины, вступили в перестрелку с пращниками и арбалетчиками, особенно целясь в тех, кто взобрался на утесы: и всякий раз, когда от метко пущенной стрелы кто-либо из недругов срывался с высоты, они радостно вскрикивали и смеялись.
— Мне кажется, Найджел, — сказал сэр Оливер, подъезжая к маленькому рыцарю, — нам было бы куда легче, если бы устроить полдник. Солнце уже стоит высоко.
— Клянусь апостолом, — воскликнул сэр Найджел, срывая мушку с глаза, — я полагаю, что теперь я свободен от своего обета, ибо в сражении с этим испанским рыцарем можно было снискать немалую славу. Ничего не скажешь, это был достойнейший джентльмен, отважный, неустрашимый, мне и вправду жаль, что он погиб так нелепо. Однако, Оливер, забудьте и думать о еде у нас здесь ничего с собою нет.
— Найджел, — раздался голос сэра Саймона Берли, подбежавшего к товарищам с растерянным видом. — Эйлвард предупреждает, что в колчанах осталось не более двухсот стрел. Смотрите! Испанцы спешились, снимают кованые башмаки и собираются, как видно, одолеть нас врукопашную. Неужели и теперь мы не отступим?
— Скорей душа моя расстанется с телом, чем я отступлю, — воскликнул маленький рыцарь, — здесь я стою, здесь и буду стоять насмерть, пока бог дает мне силы поднимать меч!
— И я так скажу, — загремел сэр Оливер, подбросив в воздух свою огромную палицу и поймав ее за рукоять.
— К оружию, друзья мои! — загремел сэр Найджел. — Стреляйте, пока можно, а там беритесь за мечи, и победим или умрем все вместе!
Глава XXXVII
Как Белый отряд перестал существовать
И тогда с вершины холма в каменистой Калабрийской долине раздался такой оглушительный шум, какого здесь не слыхали ни прежде, ни после, пока четыреста зим не сковали горные ручьи и четыреста весен не растопили их. Низкий звучный и грозный боевой клич воинственного племени, подобный грому, гулко и далеко раскатился по горной долине — последний суровый привет тем, кто еще присоединится к погибшим в той древней, как мир, игре, где ставкой служит жизнь. Трижды он гремел, нарастая, и трижды замирал, отдаваясь многократным эхом среди скал. Воины Белого отряда вскочили, все как один, и под ливнем сыпавшихся на них камней с решительными лицами взирали на бесчисленную рать, быстро поднимавшуюся по склону, чтобы схватиться с ними не на жизнь, а на смерть. Лошади были оставлены внизу, испанские рыцари шли в атаку пешими, с мечами и секирами, заслонившись широкими щитами.
И вот начался бой, столь лютый, продолжительный и столь упорный с обеих сторон, что и доныне еще сохранились о нем воспоминания, передаваемые из поколения в поколение, калабрийских горцев; и отцы указывают детям на проклятый скалистый холм, прозванный «Altura de los Inglesos»[98], на котором сшиблись в жаркой схватке заморские пришельцы и рыцари юга. Вскоре была вы пущена последняя стрела, да и пращники не могли метать камни, так близко друг к другу стояли свои и чужие. По верху утеса растянулся сильно поредевший строй лучников, легко вооруженных, но быстроногих, а на них шли приступом разъяренные, бушующие толпы доблестных бретонцев и пылких испанцев. Звон мечей, глухой звук тяжелых ударов, прерывистое дыхание раненых и выбившихся из сил — все это сливалось в дикий и протяжный гул, доносившийся до слуха крестьян, которые сбежались из окрестных деревень и с удивлением и ужасом глядели с соседних утесов на бешено кипевшую битву. Среди этого столпотворения кружилось знамя с леопардами, то взвиваясь к вершине под напором огромной массы испанцев, теснивших врагов, то опускаясь вниз, когда сэр Найджел и Черный Саймон вместе с воинами-ветеранами рьяно бросались в схватку и отбивали неприятеля. Аллейн, держась по правую руку от своего рыцаря, тоже метался туда и сюда, ибо едва он успевал обменяться ударом с каким-нибудь испанским кавалером, как вихрь сражения увлекал его в другую сторону, и он дрался мечом с новым противником. На правом фланге сэр Оливер, Эйлвард, Хордл Джон и лучники из Отряда сцепились с рыцарями монашеского ордена Сантьяго, которых вел их приор — рослый, плечистый муж, носивший под монашеским одеянием сетчатую кольчугу. Тремя мощными ударами он уложил трех лучников, но тут сэр Оливер обхватил его обеими руками, и рыцари, борясь друг с другом, раскачивались некоторое время из стороны в сторону, пока не сорвались вниз с острого края утеса, так и не разжимая железного кольца своих объятий. Но напрасно рыцари и монахи неистовствовали, пытаясь прорвать редкий строй английских стрелков и овладеть утесом. Меч Эйлварда и секира Большого Джона так и сверкали впереди, а увесистые обломки скал, сбрасываемые вниз мощными руками лучников, давили и ушибали многих. Наконец нападающие, преследуемые по пятам лучниками, начали медленно отступать, оставляя на своем пути вереницу корчившихся в предсмертных муках людей. В это время на левом фланге отряд валлийцев под командой шотландского графа выскочил из засады между скал и бурным натиском обратил испанцев в беспорядочное бегство. И только в центре защитникам, видимо, приходилось худо. Выбыл из строя Черный Саймон, — старый воин умирал, как он и хотел умереть: вокруг валялись тела убитых им врагов. Дважды сэр Найджел был сбит с ног, и оба раза Аллейн самоотверженно боролся за его жизнь, отражая удары, пока к его хозяину не возвращались силы и он снова не поднимался с земли. Берли, оглушенный ударом палицы, упал замертво, а рядом лежали его воины, чуть не поголовно перебитые. Щит сэра Найджела был расколот, доспехи рассечены, от шлема оторваны забрало и гребень; но он не падал духом, поспевал и тут и там, быстрый на ногу и ловкий на руку, бился одновременно с тремя воинами — двумя бретонцами и одним испанцем, — наносил удар, увертывался, снова бросался вперед, отскакивал в сторону Аллейн неотступно сражался бок о бок с ним, сдерживая вместе с небольшой горстью соратников свирепый натиск врагов, готовых их уничтожить. Разумеется, дело окончилось бы плохо, если бы не подоспели лучники которые, ударив в оба фланга атакующих, стали оттеснять неприятеля упорно, шаг за шагом, вниз по склону пока те не отступили на равнину, где их товарищи готовились к новому нападению.