Поздней весной состоялась выставка цветов, а летом наступил и прошел спортивный праздник. Впереди, точно вершины Эвереста, маячили рождественский бал и любительский спектакль, до них оставалось четыре месяца.
В начале сентября Брона навестил доктор Даллас. Он сразу заметил, что в комнате у его бывшего пациента стало еще более пусто и голо, а главное — исчезла маленькая, потрескавшаяся фотография матери в поддельной черепаховой рамке, купленной в киоске.
— Ну как, все еще держимся на плаву?
— Барахтаюсь изо всех сил, — ответил Брон.
— Надо сказать, выглядите вы превосходно. Ну а как родинка?
— Родинки больше нет, — сказал Брон. И улыбнулся. Он правил оттиск своей колонки в «Аргусе», и тут сквозь решетку открытого окна вскочил воробей, присел и оставил на верхнем листе блестящий комочек.
Не хочет меня огорчать, подумал Даллас.
— Я виделся с Кэти, — сказал он.
— Я знаю, спасибо.
— Вам что-нибудь нужно — книги или что-нибудь еще?
— Решительно ничего, спасибо. Все прекрасно.
Даллас собирался пробыть у Брона полчаса, но уже через десять минут простился и отправился к Симпсону.
— Похоже, что Оуэн пошел на поправку, как вы и предсказывали, — сказал Симпсон. — Поразительный случай. Единственный в своем роде, если только диагноз был правильный.
— Что будет дальше?
— Обычный период выздоровления.
— Сколько он может продлиться?
— Порядки мало-помалу смягчаются, так что лет через десять его выпустят. Сейчас в этих случаях раньше чем через четырнадцать лет не выпускают.
У Далласа перехватило дыхание.
— Эрик, когда Оуэна сюда поместили, у меня были все основания надеяться, что для него могут сделать исключение.
— Исключение, Джеймс? — Симпсон посмотрел на него с любопытством.
— Разве в каких-то случаях ты не относился к пациенту… ну, с особым вниманием? Я имею в виду, когда тебе давались определенные гарантии?
— Ни о чем таком не слыхал. По крайней мере в последнее время. При мне этого не бывало.
Слишком поздно, подумал Даллас, он уже не тот, что прежде. Два-три года назад он бы это сделал. Нашел бы какую-нибудь лазейку. А теперь ему приходится думать о своем положении. Возможно, он метит на место главного, когда тот уйдет…
И он снова заговорил, точно в воду кинулся:
— Мы с тобой старые друзья, Эрик. Мне это очень важно… — Он умолк.
— Продолжай, — сказал Симпсон.
— В первый раз в жизни я хочу воспользоваться старой дружбой в своих интересах. Можешь ты мне устроить неофициальную встречу с твоим главным?
— От этого не будет никакого толку, Джеймс. Ты только поставишь себя в неловкое положение.
Даллас не отступался.
— Но должен быть выход. Я готов взять Оуэна на свою личную ответственность. Не спускать с него глаз.
Симпсон покачал головой.
— Об этом не может быть и речи. Прежде еще, может, что-то и удалось бы, а при нынешнем главном и думать нечего. И потом, ты забываешь про министерство внутренних дел. С тех пор как Рэнделл вышел на свободу и задушил ту девушку, все стало гораздо строже. Под нажимом общественного мнения.
— Брону грозит распад личности, — сказал Даллас.
— Как и всем здесь.
— Выходит, эта лечебница губит своих пациентов?
— Неминуемо. Нортфилдс тоже кара, только под другим названием. Унаследованный от прошлого предрассудок.
— А ты не мог бы поговорить с главным?
— Боюсь, толку не будет, Джеймс. Давай смотреть правде в глаза: от меня здесь ничего не зависит.
— Понимаю, — сказал Даллас. — Значит, ничего сделать нельзя. Извини, что отнял у тебя время.
— Ну что ты. Я бы рад помочь. Извини, что спрашиваю, а все-таки почему ты так уверен, что Оуэн стоит всех твоих хлопот?
— Он хороший человек, — сказал Даллас. — Таких, как он, я почти и не встречал. И похоже, я его загубил. Даже пожизненное заключение и то было бы лучше Нортфилдса, там была бы хоть какая-то жизнь.
Главный врач Гуди, человек, вечно мучимый тревогами и огорчениями, стал психиатром потому, что его расстраивало, когда пациенты умирали, душевнобольные же редко умирают от своего недуга, если только не кончают самоубийством. Он казался мрачно-спокойным, но внутри у него все дрожало, как натянутая струна. До пенсии ему оставалось три года, он уже получил орден Британской империи 2-й степени, и весь некогда тщательно отлаженный механизм его тела и разума теперь с бешеной скоростью и напряжением работал вхолостую, порой останавливаясь оттого, что какая-либо часть выходила из строя. Лишь ближайшие его подчиненные умели распознавать такие минуты по кое-каким не подобающим ему мелочам: по тому, как он сонно прищурится или разок-другой зевнет, прикрывая рукою рот.
— Скажите ему прямо сейчас, — предложил доктор Симпсон.
— Дождитесь распоряжения, — посоветовал психотерапевт Беннет.
— Вот уж на этот раз министерство внутренних дел могло бы не сваливать на нас свою грязную работу, — сказал Гуди.
— Существуют какие-нибудь установления на такой случай?
— Никаких. В том-то вся беда. Никаких указаний нет. Ничего подобного еще не бывало.
В Нортфилдсе жизнь пациентов и служащих равно определялась и охранялась всевозможными правилами. В своде здешних законов имелся готовый ответ на все вопросы, сомнения, непредвиденные случаи. Здесь жили словно в пещере, где все окаменело, и вода, сочась по капле, изменяла эти застывшие формы так медленно, что перемены невозможно было заметить. Раз в десять, двадцать, тридцать лет вот так же случалось что-нибудь из ряда вон выходящее, и тогда мучительно что-то изобретали, и вновь изобретенное со временем тоже окаменевало. Во всем своде законов и правил, а Гуди чуть не все их знал наизусть, не было и намека на то, как следует поступить в подобном случае.
— Ну как же быть? — снова спросил главный врач.
— Не пойти ли мне с вами, сэр? — предложил доктор Симпсон.
Гуди надеялся, что Симпсон вызовется заранее поговорить с Оуэном, несколькими продуманными словами подготовит его к нежданному известию.
— Если вы хотите, чтобы я был при этом… — сказал Симпсон.
— Нет, я думаю, не стоит, доктор Симпсон. Надо, мне кажется, чтоб обстановка была по возможности неофициальная. Как бы поосторожнее сообщить ему новость.
— Да разве дело в этом, сэр? В особенности когда речь идет о таком разумном человеке.
— Скажу по совести, я понятия не имею, как он это примет. Как вообще человек может выдержать, если его так ошеломить?
Главный врач нарушил заведенный порядок и послал за Броном не в обычный приемный час, а сразу после обеда, когда двойная порция коньяку творила ежедневное, но недолговечное чудо и предстоящая отставка переставала его угнетать.
Служителю, который привел Брона, полагалось во время беседы стоять за стулом пациента, но на сей раз Гуди велел ему выйти.
— Садитесь, Оуэн. У меня для вас замечательная новость. Скажу сразу, без проволочек. Мне только что сообщили, что найдено и опознано тело вашего брата.
Брон кивнул, принимая неизбежное. Он только слегка удивился, что поиски все еще продолжались.
— Он умер два или три дня назад, причина смерти — коронарный тромбоз. Как стало известно, ваш брат работал батраком под вымышленным именем на ферме милях в двадцати от своего прежнего дома. Найдено письмо, из которого явствует, что его тогдашнее исчезновение не случайность, а тщательно продуманная месть. Не сомневаюсь, что он был душевно болен. Только параноик, одержимый навязчивой идеей, мог замыслить такой невероятный план.
Гуди внутренне напрягся, но то, чего он ждал, не произошло. Пациенты блока «А» не способны на бурные взрывы, но должна же как-то проявиться цепная реакция чувств, которые не могла не вызвать такая новость?
— Представляю себе, что вы сейчас переживаете, хотел я сказать, но нет, ничего я не представляю. Тут воображение бессильно. Право, я не нахожу слов.
У него даже слегка затряслись руки, и он поспешно спрятал их под стол, с глаз долой.
— Я здесь научился принимать все как есть, сэр. Почти все, — сказал Брон.
— Возможно, встанет вопрос о каком-то возмещении, не знаю. Нам нечем тут руководствоваться. Полагаю, что-то все-таки будет сделано.
Сказав это, Гуди почувствовал себя едва ли не униженным.
— Хотите узнать что-нибудь еще, Оуэн?
— Пожалуй, нет, сэр.
— В сущности, теперь вы знаете о случившемся столько же, сколько и я. Полагаю, что приказ министерства внутренних дел о вашем освобождении придет завтра, в крайнем случае послезавтра. Что вы собирались сегодня делать?
— Читать корректуру моей колонки в «Аргусе», сэр.
— Ну, на вашем месте я бы сейчас не стал этим заниматься. Примерно через полчаса группа пациентов отправляется в город за покупками, поезжайте-ка с ними. А впрочем, решайте сами. Что хотите, то и делайте.
