Конечно, от некоторых беженцев она была бы не прочь отделаться. Они презрительно усмехались при виде Бруклин-Холла, называя его буржуазным и экстравагантным, хотя, не благодаря, жадно хватали все, что им предлагалось.
В «Газетт»» появилась заметка о новой хозяйке Бруклин-Холла, а «Йоркшир пост» подхватила идею и даже поместила статью о бывшей модели Мадлен, которая собственноручно восстановила хостел. В статье было много преувеличений и бессмыслицы, так что Мадди стыдилась выйти на улицу. Но, как ни странно, она начала получать поздравительные письма с вложенными в конверты чеками и ободрительными записками, но встречались и письма с презрительным осуждением и даже ругательствами.
В одно кошмарное утро она вошла в конюшню и нашла Монти в ужасающем состоянии. Он бился, потел и, очевидно, нуждался в срочном лечении. Они с Эвой безуспешно старались успокоить больное животное, прислушиваясь к скрипу колес ветеринарного фургона по гравию.
Но и ветеринар был не в силах помочь. Монти страдал. Ветеринар покачал головой, приказал женщинам выйти и пристрелил лошадь.
Все произошло так быстро, так внезапно, так неожиданно! Мадди затрясло, Эва, истерически зарыдав, вбежала в стойло.
– Нет! Нет! Вы… нет!!!
Она в ярости набросилась на растерявшегося ветеринара.
Мадди не смогла ни утешить ее, ни понять, что она говорит, и в отчаянии позвала Золтана, который знал английский. Тот переводил речи Эвы, а Мадди слушала, пытаясь понять, в чем же дело.
– Она жила в Будапеште. Солдаты схватили ее мужа, поставили к стенке и расстреляли. Целились в голову. Ни милосердия. Ни правосудия. Бах! – и его не стало.
– О, нет!
Мадди обняла рыдавшую и неистово жестикулирующую Эву.
Золтан объяснял дальше.
– Она взяла ребенка и убежала с другими студентами к границе. Они прошли много миль, и у нее пропало молоко, но она нашла порошковое. Малыш заболел, доктора не было, и она донесла его до Австрии в шерстяной шали. Но ребенок не шевелился. Сильно болел.
Он уставился на плачущую Эву.
– Я был там. Я тоже видел. Мы передавали его с рук на руки. В шали была записка, что он должен быть похоронен на венгерской земле. Как его отец. Но она не знает, где он похоронен…
Мадди тоже заплакала. Какими словами можно утешить Эву? У самой Мадди тоже был ребенок, который умер, и она даже не знала, где находится его могила. Где лежит маленький Дитер?
– Мне так жаль, – выдавила она. – Скажите Эве, что я тоже страдала, хотя и не так ужасно.
Все они пережили войну, а теперь вот военные действия в мирное время!
– Спасибо, что перевели, Золтан. Монти был моим другом и прожил хорошую жизнь. Бедный муж Эвы! Как страшно он погиб! Возможно, я когда-нибудь научу Эву ездить верхом на другой лошади, но не сейчас.
Эва немного успокоилась и протянула руку. Барьер исчез. Монти своей смертью связал обеих женщин. Теперь Эва может начать новую жизнь, но эта трагедия и потеря снова дали толчок старому чувству вины и скорби Мадди… Она должна узнать, где лежит ее дитя. Слишком долго Глория хранит тайну. Только когда она услышит правду, сумеет начать свою собственную жизнь.
Глория завтракала, пытаясь заодно придумать, что бы такое подарить Грегу, когда случайно увидела статью в «Йоркшир пост».
– Взгляни-ка? Читал? Теперь Мадди ухитрилась пролезть в новости! Открыла «Олд Вик» для беженцев! Посмотри! – воскликнула она.
Грег, пережевывая тост, поискал в карманах ключи от машины.
– Нет времени. Убегаю. Сегодня буду поздно. Пока, Бебе!
Он чмокнул в щечку маленькую дочь и выбежал из задней двери в просторный гараж.
Глория со вздохом отшвырнула газету. Как только она отвезет Бебе в школу, придется сидеть дома одной до ее возвращения.
Она с довольным видом оглядела кухню со встроенными шкафами c пластиковыми покрытиями «Формайк», полом, вымощенным сланцевыми плитами, встроенной стиральной машиной и кладовой, набитой банками тушенки, фруктов и лосося. Как страница из «Айдиел хоум» – идеальный дом.
– Пойдем, Бебе, – позвала она дочь. Рыжеволосая девочка в дорогой школьной форме уже ждала мать.
– Где твоя панамка?
Как приятно, когда твоя дочь такая хорошенькая!
– У меня животик болит, мамочка. Можно я не пойду в школу?
– Опять? Ты ходила в туалет?
Глория старалась не обращать внимания на обычные утренние жалобы дочери.
– Скорее!
Глория была единственной женщиной в Саннисайд Драйв, имевшей собственную машину, кабриолет «Триумф Геральд» и двойной гараж. У них был угловой участок и целый акр сада, декоративный пруд с гипсовой цаплей, большие качели и горка для Бебе и огромный сад камней, который садовник, мистер Тейлор, содержал в образцовом порядке.
Глория схватила розовый пыльник и соломенную шляпку, решив проехаться по магазинам Харрогита, пообедать в «Беттис» и убить время до того, как нужно будет снова ехать за Бебе.
– У меня есть другое имя? – спросила дочь в машине. Как странно, когда на тебя смотрят точно такие же зеленые глаза!
– Нет. Только Бебе. А что?
– Белинда говорит, что это имя глупое. Бебе Берн. Почему у меня нет другого?
Глория покачала головой. Грег хотел назвать девочку «Беатриса Прунелла» и попросить миссис Белфилд стать крестной матерью, но Глория скоро вышибла эти идеи из его головы. Бебе – так женственно и, по ее мнению, оригинально! И такое имя позволит девочке выделяться из общей массы.
– Скажи Белинде Пайк, что тебя назвали в честь знаменитой актрисы Бебе Дэниелс. В Йоркшире, кроме тебя, никого с таким именем нет!
– Но почему я не могу быть Сьюзен или Кэрол?
– Этих Сьюзен – по тринадцать на дюжину, а ты одна!
Похоже, это заставило Бебе заткнуться. Вечно у нее куча вопросов! Она была болезненным ребенком и плохо ела. Грег хотел еще и мальчика, но Глория заявила, что больше не пройдет через такие муки. Ни за что на свете! Она купила колпачок и непременно вставляла его в те редкие минуты, когда они занимались любовью.
Сидя в кафе, она рассматривала других хорошо одетых дам в шляпах, болтавших с подругами. Мамаши в школе держались отчужденно и игнорировали ее. Женщины Саннисайд, все старше ее, были отсталыми клушами, занимавшимися церковью и благотворительностью. Они то и дело устраивали чаепития, на которые ее ни разу не пригласили.
Она почему-то не вписывалась ни в один женский круг. Возможно, дело в ее дорогих коврах, занавесках, изящных перегородках между комнатами, мебели из тика, бархатных диванах или в том факте, что она не ходит в церковь и не имеет родных, которых можно бы навещать. По выходным Грег вечно пропадал на гонках. Бебе ходила в балетную школу, и, если не считать редких приглашений на дни рождения, Глория почти всегда оставалась одна. Вечера у Афтонов не считались. Там не курили и не пили. Можно было бы устроиться работать на неполный рабочий день, но Грег слышать об этом не хотел:
– Моя жена работать не будет. Бебе нужно, чтобы мать была рядом.
Ощутимой брешью в его броне была Бебе. Иногда Глория чувствовала, что ребенок – единственный солнечный лучик в его жизни. Грег часто уезжал, но всегда привозил дочери дорогих кукол и одежду.
Теперь, когда Бебе пошла в школу, дни Глории были похожи друг на друга, да и выходные она обычно проводила в Бортмутских отелях или отвозила Бебе на ферму, где работал Сид. Она десятой дорогой объезжала Сауэртуайт, чтобы не встретиться с Мадди и ее подопечными. Странно, что миссис Плам уехала в Новую Зеландию, а королевой пчел стала Мадди. Саннисайд Драйв не мог состязаться с Бруклин-Холлом, а Глория по-прежнему ревновала к старой подруге и следила за ее жизнью, гадая, почему той взбрело в голову вернуться домой.
Глория не могла забыть выражение лица Грега тогда, в лондонском кафе. Он так и сиял! А когда вернулись домой, то постоянно висел на телефоне, то без устали работал допоздна, а она словно перестала для него существовать. Не то чтобы они ссорились. Он обожал Бебе, но почти не бывал дома. Все деньги делал! Если бы только он больше времени проводил с семьей!
А теперь поговаривал о переезде в огромный викторианский дом неподалеку от Райпон-роуд.
– Ближе к магазинам! – смеялся он.
Похоже, считал, что, кроме денег, ее ничего не интересует. Но теперь она жаждала его внимания.
У них было все, о чем только может мечтать женщина, но пустоту, образовавшуюся внутри, ничем нельзя было заполнить, и Глория не понимала, где истоки этой неудовлетворенности. Она жила в праздности, о которой мама могла только мечтать. Но с мужем они давным-давно не общались. Ни друзей, ни родных, ни работы… если не считать домашних хлопот, а для этого у нее была миссис Хэндли.
