Николай Калягин. Чтения о русской поэзии. Чтение восьмое (часть вторая). — «Москва», 2010, № 12 <http://www.moskvam.ru>.
«Ярким свидетельством новых его [Вяземского] настроений становится дневниковая запись от 27 июля 1830 года, сделанная в Ревеле, где Вяземский проводил начало отпуска: „Был я сегодня в Эстляндской церкви. В темной глубине ее живописно пестреют разноцветные шапки эстляндок. Приятно видеть эту чернь грамотною, с молитвенниками в руках. Перед выходом две старухи подходили друг к другу, приветствовались рукопожатием и одна у другой поцеловала руку. Я говорю, если привелось быть русским подданным, зачем бы уж не родиться эстляндцем, лифляндцем, курляндцем? Все же у них есть какое-то минувшее, на котором опирается настоящее с правами своими. Мы, по пословице французской, между минувшим и будущим жопою на земле”. Как известно, женой Владимира Мономаха была Гита — дочь последнего англосаксонского короля Гарольда, павшего в битве при Гастингсе (1066 год). И вот прямой их потомок видит в 1830 году двух грамотных эстонских старух, поздоровавшихся за руку, — и приходит от этого зрелища в исступление. „Зачем я не родился чухонцем, — восклицает он, — у которого есть какое-то минувшее? Зачем я родился простым русским князем, зачем сижу голой задницей на голой неисторической земле Подмосковья?..” Что-то похожее, не правда ли, встречали мы у Батюшкова, когда этот культурный и тонкий поэт находил „нечеловеческим” церковнославянский язык, называл „плоховатым” — язык русский... Проще всего указать на обусловленность подобных „безумных глаголов” дурным воспитанием, иезуитским влиянием и т. п. Труднее обнаружить в этом безумии какую-то систему».
Максим Кантор. Красное на черном. Беседовал Дмитрий Лисин. — «Русский Журнал», 2010, 15 декабря <http://russ.ru>.
«Есть ощущение, что этот город [Москва] предоставлен сам себе, покинут. Власть предержащие и богачи из него уехали. Кто на Рублевку, кто в Лондон или на испанскую виллу, кто на Тихий океан. Так город становится средством выкачивания денег из населения. Нормальной городской жизни, которая сама для себя является ценностью, — ее нет. Вся прибыль от работы города уходит тем, кто в этом городе не бывает. Это общество трудится и живет для другого общества, которое не здесь. Огромная масса людей функционирует для того, чтобы существовал какой-то параллельный мир, который сюда не заходит, ведь тут воздух дурной, вода опасная, толчея и пробки, а еда наполовину сделана из нефти. Никак нельзя назвать одним словом общество, состоящее из двух параллельных миров. Рано или поздно это рассыплется. Если это положение дел лучше коммунистической модели, то чем? <…> Произошло это очередной раз по той же самой крепостнической модели, по которой всегда развивалась Россия. Население, все еще достаточно обильное, несмотря на демографическую катастрофу, всегда было внутренней колонией для начальства».
Ксения Колкунова. Гарри Поттер: начало конца. — «Русский Журнал», 2010, 1 декабря <http://russ.ru>.
«Обратим внимание — география поттеромира весьма неоднородна. Это практически исключительно европейские страны (кроме Египта — центра туризма), причем репрезентирующие как „старую Европу” — Францию и Великобританию, — так и Румынию и неизвестную, но предположительно славянскую страну, в которой расположена школа Дурмстранг. Кроме того, фигурирует одна из бывших колоний — Австралия, как синоним для „края света”. США оказываются белым пятном в поттерогеографии. Можно объяснить это глубинной психологической травмой, нанесенной британцам в ходе войны за независимость, однако не менее вероятно, что вызвана эта узость взгляда интересом к странам с сохранившимся автохтонным, дохристианским, в конечном счете антиглобалистским, сознанием. Это Франция галлов, Румыния дакийцев, Британия скоттов, пиктов, бриттов».
Дмитрий Кузьмин. Может, и комфортнее бы остаться с Пушкиным, а нельзя. Беседу вела Зайтуна Джандосова (Алматы). — «Известия. Казахстан», 2010, № 235, 15 декабря <http://www.izvestia.kz>.
«Если молодой автор хочет заниматься делом серьезно, ему нужно войти внутрь литературного пространства, которое к моменту его появления уже обустроено и структурировано. В нем новичку предстоит найти свое место, а для этого нужно там хорошо ориентироваться. Созревание Писателя — это не в последнюю очередь формирование Читателя. Оборотная сторона: дебютанту необходимо обрести ощущение принадлежности к этому большому целому, дающееся умением любить и ценить не только тот уголочек, который ты сам будешь обживать, но и весь этот огромный организм».
«Больше всего дает человеку для развития то, что ему непривычно, непонятно, вызывает сопротивление. Ведь к серьезному искусству обращаются (и писатель и читатель) обыкновенно от какого-то внутреннего дискомфорта. У кого все хорошо и нигде не болит, тот будет скорее зарабатывать деньги и смотреть телевизор. А выясняется, что как у Пастернака: „Строчки с кровью — убивают, нахлынут горлом и убьют”. И вот человек вроде бы строит свой маленький домик в этом конкретном месте мироздания и вдруг понимает, что его Родина — вся Вселенная, что за плечами свистят космические ветра. Вот это главный вызов, в сравнении с которым все частные вопросы — куда пойти, что сделать, где напечататься — оказываются второстепенными».
Литература. — «Коммерсантъ/ Weekend », 2010, № 49, 17 декабря <http://www.kommersant.ru/weekend>.
Подводя итоги года, Анна Наринская и Григорий Дашевский пишут: «Главной сенсацией прошедшей в начале декабря ярмарки non/fiction стал однотомник Александра Введенского „Все”. Ажиотаж покупателей легко объясним — последние 17 лет купить сочинения Введенского было фактически невозможно из-за позиции правообладателей, смягчившейся лишь недавно. Но при всей уникальности ситуации с сочинениями Введенского этот ажиотаж символичен — на ярмарку привезли множество наиновейших и наисовременнейших книг, а люди давились в очереди за книгой давно умершего автора. Читатели, самостоятельно решающие, что и когда им читать, ждали вышедших в этом году очередных томов Михаила Пришвина, Андрея Платонова или Сигизмунда Кржижановского с нетерпением, о каком почти ни один современный автор не может и мечтать».
Литература — это биология. Беседу вела Татьяна Филиппова. — «Профиль», 2010, № 45, 6 декабря <http://profile.ru>.
Говорит Андрей Битов: «Фигура Толстого чрезмерно раздута в нашей стране. Не самим писателем, а его окружением. Я читал в каких-то воспоминаниях про старушку, которая рассказывала о своих детских ощущениях от Толстого. Что она, слыша о нем, от страха боялась ходить на горшок. И в результате появилась чудовищная игра, которая была подхвачена советской властью. Весь соцреализм был эстетически построен на искаженном Толстом. И Шолохов, и Пастернак, и Солженицын, и Симонов — это все искаженный Лев Толстой с его невыносимо тяжелыми периодами: „В то время, когда...” Забыв, кем был этот человек (потому что гораздо важнее Толстой-человек, а не Толстой-писатель), забыв абсолютно, чем он был движим, какой сутью, эти люди использовали его эстетику. Более безобразного стиля возникнуть не могло. И только Платонов сумел, наконец, написать более коряво, чем сам Толстой. Другого ничего не было по-настоящему изобретено в период соцреализма. Избавиться от этого наследия уже невозможно. Я потратил полвека на то, чтобы свободно читать Пушкина, и мне наплевать, кто такой Пушкин, я читаю прекрасные стихи. Я освободился. Я счастлив абсолютно, я свободен».
Александр Мелихов. Борьба с ничтожностью. Психология против экономики. — «Нева», Санкт-Петербург, 2010, № 12 <http://magazines.russ.ru/neva>.
«Убивает не столько самое несчастье, сколько ощущение ничтожности этого несчастья, и если человеку удается создать красивый образ своего поражения, он наполовину уже спасен. Не поленюсь повторить: социальные унижения, на мой взгляд, переживаются так мучительно из-за того, что через свою мизерность в социуме мы особенно наглядно прозреваем свою мизерность в космосе; лишившись такого оборонительного бастиона, как религия, человек бессознательно принялся искать в политике решения не столько социальных, сколько экзистенциальных проблем. Из этого я и буду исходить в своем анализе: социально-экономическое зачастую лишь маска экзистенциального ».
